— Витка! Зар-раза! Витка? Прости, Натали, это сестра. Прости… — Сознание медленно возвращалось. Меня встряхнули и проволокли куда-то. Голова болела немилосердно. В глазах все двоилось и плыло, я крепко зажмурила их, схватившись за виски. Проклятый корсет просто убивал.
— Корсе-ет, … — Простонала я, задыхаясь.
— Эко тебя, да что за черт? — Голосом моего брата стонало пространство, окружающее меня. Меня перевернули и больно толкли в спину.
— Ре-ежь, — хрипела я.
— Ты сама меня потом зарежешь за это. Сейчас…уже. — Мои легкие расправились, кислород потек по направлению к мозгу. В глазах тихонько прояснялось.
— Да оставь меня в покое, гад, не дергай больше. Дай что-то от головы.
— Твою голову ничего не спасет, там не на что воздействовать лекарственными препаратами, — удалялся голос брата. Бормотание в прихожей и хлопок двери говорили о том, что его девица умеет одеваться, как солдат по тревоге.
Я валялась на моем любимом диване в гостиной. Голова трещала. Потерла лоб и поморщилась — перед глазами мелькнул браслет на голубой атласной перчатке. Сердце замерло. Я медленно провела рукой по шее — колье тоже никуда не делось. Простонала, крепко зажмурившись. А! И ладно — не обеднеют.
— Пей, зар-раза. Что это было? Ты откуда такая красивая? Где шаталась? Родители с ума сходят, отменили гастроли. Носятся по конторам и детективам, а ты тут… Ты что, язык проглотила? Отстань, что ты ко мне липнешь? — А я плакала, прижимаясь к своему противному брату, плакала от огромного счастья, от того, что осознала, наконец — я дома. Он замолчал, приобняв меня за плечи. Мне нужно успокоиться — даже он своей дурной головой понимал это.
— Ты почто баб своих в мою хату таскаешь, поганец? — счастливо улыбаясь сквозь слезы, спрашивала я. Он, ничуть не смущаясь, усадил меня и по-хозяйски прошелся по комнате.
— Вместе теперь жить будем. Тебе веры нет! Буду тебя контролировать, наставлять и воспитывать, раз родители не справились. Ты собралась в партизан играть? Ты где была? На кровать зачем прыгаешь, как дура? Фамилия могла остаться без продолжения. Опять же — у Натали тонкая душевная организация и она теперь трепещет от возмущения и стыдливости. Забыла даже одеть один предмет туалета, просила найти и сохранить.
— Я так люблю тебя, Мишка, так сильно люблю… — Я опять плакала.
— Сильно тебя приложило, Виктория… Я тоже тебя люблю, не переживай. Не реви, я слез не переношу, уйду сейчас. — Отвернулся брат.
— Я сама хотела просить тебя. Не звони родителям. Поезжай и привези их, пожалуйста. Мне нужно вам рассказать все. Два раза я не смогу… Пока приведу себя в порядок и поем — умираю с голоду.
— Жор — это хорошо, похудела ты как-то. Приходи в себя, Вичка. Жди тогда. Будем подъезжать — позвоню. Твоя мобила заряжена — на окне в кухне.
— Спасибо, Миш.
Я осталась одна в квартире. Наклонилась развязать ленточки туфлей и колье тяжело соскользнуло в ложбинку декольте. Долго раздевалась, снимая обувь, платье, гарнитур, чулки, корсет и панталоны. Выпутывала шпильки из прически, аграф сел намертво, перья поникли. Пришлось отстригать это великолепие вместе с волосинками. Убрала развороченную постель в спальне и выложила наряд на покрывало, рядом остальные предметы туалета и драгоценности. Это все придется показывать. Приняла душ и оделась в домашний трикотажный костюм с лягушками и лотосом.
На кухне нашла на столе остатки удавшейся попытки соблазнения Натали: салат, по-видимому из ресторана, конфеты, шампанское. Свечи прогорели до конца — до того, как пришла необходимость их потушить, Натали, видимо, сдала свои бастионы.
Поела я с аппетитом, хлопнула фужер шампанского — не мешает расслабиться немного. Взяла коробку конфет и пошла в кресло. Мелодии «Времен года» плыли по комнате. Сделала звук совсем тихим и притихла, откинувшись на спинку кресла. Сейчас мне предстоит тяжелый разговор. Тяжелый для родителей и старшего брата. Я уже пережила все то, о чем должна рассказать им. Я не собиралась ничего скрывать и приукрашивать. Моя семья должна знать все. Я собиралась круто менять свою жизнь, и мне необходима была их поддержка в этом.
Пока приехали Миша и родители, я еще дважды повторила поход на кухню за шампанским. Было страшно и стыдно. С этим нужно было что-то делать, и я делала, что могла. Вставать, встречая их, я не стала. Только протянула радостно: — Ма-ама…
— Ох, ты ж! Об этом я не подумал. Родители, может ее баиньки, а разборки на завтра?
— Я не смогу завтра. Не будем откладывать. Все хорошо. — Уныло тянула я. Родители застыли в дверях. Я отвернулась. — Сядьте.
— Ты бы хоть извинилась, зар-раза. Матери скорую вызывали через день, я задолбался на опознания чужих трупов мотаться.
— Следи за своей речью, Михаил. — Мама шарила рукой в поисках дивана. Я тихо плакала.
— Ах, княжна, не будете ли вы столь любезны?…
— Не надо, Миш, не трогай ее. Случилось что-то плохое, ты разве не понимаешь? — Папа усадил маму на диван и сел рядом с ней, обнимая за плечи. Мой спокойный и уравновешенный папа страшно нервничал, не справляясь с выражением своего лица и голосом: — Вика, ты в состоянии рассказать или не хочешь этого делать?
— В состоянии. Не хочу. Расскажу… Куда я денусь? — И я рассказала. Все-все. В подробностях, до последней минуты. Алкоголь притупил эмоции, и рассказывала я монотонным равнодушным голосом, глядя в окно. Еще в начале рассказа брат подошел к бару, но звук льющегося в рюмки спиртного не сбил меня с мысли. Рассказать нужно было все, абсолютно. На второй раз и уточнения я буду не способна. Мама всхлипывала, давясь алкоголем, мужчины тяжело молчали. А я рассказывала — и про мотыльков, и про идеально настроенный рояль, и про поцелуй на дворцовой террасе, и про следы от пальцев на груди, и как звали мою лошадку, которая любила булки, и все-все… Когда я пошла по второму кругу, уточняя подробности своих травм и пьяно хихикая, брат встал и сказал:
— Хватит на сегодня. Мать почти в обмороке. Спать! Скажи одно — тебе на данный момент не нужна медицинская помощь? — Я оживилась:
— Ой, что ты! Нет! Этот их специалист по неетст…неествлен…
— Труба! Родители, я отволоку ее спать, а мы продолжим на кухне.
— Там платье. Туда меня нельзя. — Ох, с чего меня так развезло-то — всего три фужера шампанского. — Это тоже прозвучало вслух.
— Там половина — хорошая водка, — просветил меня брат. — А вместе с шампанским получается огромная экономия усилий и времени. Ну и денег.
— Скотина.
— Виктория, следи за своей речью, — оживала мама.
Потом мы все смотрели платье. Я увлеченно рассказывала куда, что и как одевается, рвалась мерить, дальше не помню.
А потом потянулись дни моей адаптации. Так решила мама. Она жила со мной в моей квартире. Брат временно откочевал к себе. К врачам мы все же сходили. Прошли рентген, УЗИ. Проверили зубы и пазухи носа. Гинеколог тоже поживилась. От психолога я отказалась категорически. Мама не настаивала. Она готовила мои любимые блюда, мы шарахались по магазинам. Сходили всей семьей на какую-то премьеру в кино. Навели идеальный порядок в квартире после нашествия брата. Скоро родителям нужно было уезжать на гастроли, и мы собрались всей семьей поговорить о моем будущем. Мама решила, что после двух недель активной адаптации я уже готова обсуждать перспективы.
Я уже сказала им, что обещала своим далеким предкам соответствовать своей фамилии. В театр возвращаться я не собиралась. Поэтому нужно было продумать план. Сначала составили дорожную карту моих действий по восстановлению фамилии. Заявление на увольнение мы с мамой уже относили в театр. Увольнение состоялось. Следовало решить чем я буду заниматься дальше.
— А давайте мы ее замуж выпихнем — сразу все проблемы самоустранятся. Пускай дальше муж мучится. Вот скоро осенний бал в Дворянском собрании. Я согласен представить любимую сестру высокому обществу. — Предложил обожаемый брат.
— Я согласна.
— Мама, вы каких врачей недопосетили? Я не готов ее представлять. Я не знаю эту особу. Ручаться за нее не смогу. Сестра, мы здесь собрались разрешить конкретную проблему, и я прошу тебя серьезно отнестись к вопросам, которые поднимает твоя семья, потому, что если ты…