Реббиа, купца в канцелярию, прикажи выдать ему... сто рублей за...
за... - Якобий затруднился выдумать предлог расходования казенных
денег. - Они сами придумают за что!..
- Ваше превосходительство... - опешил Шелихов от такого
неожиданного и смехотворного оборота губернаторской аудиенции.
Розги, под которые он подвел людей, его не смущали. Разве не хуже
было бы, если бы он их, пойманных с поличным под амбаром, доставил со
всеми этими скрипицами и жалейками в полицию? За воровское дело,
кладущее пятно на его имя, генерал бы их кнутом ободрал. Розги - это
поблажка, за нее благодарить должны. Не об этом тревожился Шелихов: в
придуманной им хитрой и тонкой игре он вдруг почувствовал себя
пострадавшей стороной.
Денежная подачка сразу обескуражила Шелихова. Он впервые так
явственно ощутил, сколько же вельможного равнодушия, тупости и
пренебрежения предстоит ему преодолеть, чтобы довести до сознания
сильных мира все значение его открытий, выводящих родину на просторы
Тихого океана. "Ничего Якобия своей волей для Америки не сделает, -
подумал Шелихов, - разве что с Петербургом переписку затеет - и на nом
спасибо скажешь... Надо только узелок ему в памяти завязать".
- Ваше высокопревосходительство, - награждая губернатора более
высоким титулованием, продолжал Шелихов уже только ради того, чтобы
завязать хотя бы этот узелок в губернаторской памяти, - за что меня
деньгами обижаете? Скрипку я отбил, знаючи, как вы благородными
инструментами дорожите и в ограждение имени вашего от напрасного
зубоскальства купцов-пересмешников... вроде Голикова, Лебедева и иных
прочих... Довольно и того, что они "нужную" войну придумали! -
запустил Григорий Иванович отравленную стрелу в своих противников.
- Гм... - буркнул Якобий, дав понять этим Шелихову, что стрела
засела в губернаторской памяти. - Что ж, и до сих пор упорствуют,
дураки?
- И другим дуракам пример подают! - в тон подсказал Шелихов. - Да
и людей, выполнивших приказание вашего превосходительства, чем только
не донимают... к примеру, и мне туго от них приходится - кабальным
договором задавили...
- Обратись в совестный суд. Я дам указание, - совсем уж
благосклонно отозвался Якобий. - Я не допущу несправедливости.
- Не оставьте, ваше превосходительство, милостивым вниманием.
Стократ за скрипицу отблагодаренным сочту себя и... - Шелихов
запнулся, подумав, не слишком ли много удачи он ждет от такого
счастливого поворота затянувшейся аудиенции, но тут же решил: раз с
мели сошел - плыть до конца. - И донесение разрешите представить о
плавании моем и открытии Славороссии...
- Какой такой Славороссии? Не надо... Биллингс каждый год делает
открытия, а начнут в архивах копаться, открытия его столетнюю давность
имеют: Дежнев прошел, Стадухин сидел, Шалауров видел, Левашев и
Креницын описали. Не сочтешь колумбов российских, кои в Великом океане
земель неведомых искали! Где ты свою Славороссию нашел?
- Виноват, ваше превосходительство, обмолвился... Промеж домашних
своих так называю я открытые мной и в подданство державе нашей
приведенные американские Российской империи новые владения.
Необыкновенное заявление купца, сделанное голосом крепким и
уверенным, показалось Якобию дерзким. Благосклонность его начала
убывать. Якобий смутно припоминал, что правитель губернской канцелярии
Селивонов, делец и умница, пытался занять его время выдумкой о
каком-то промышленнике, который в поисках морских животных наскочил на
неведомую землю и нахально назвал ее Америкой. А кому не известно, что
Америка триста лет назад открыта Колумбом. Уж не этот ли самый
враль...
- Ты чем торгуешь и как тебя звать-то? - спросил Якобий,
спохватившись, что он совершенно не представляет себе, какая птица
стоит перед ним.
- Чем придется, ваше превосходительство, а имя мне Григорий
Иванов, сын Шелихов...
- Что же тебя, Григорий Иванов, от лабазов оторвало и в море на
этакое открытие бросило?
- Вечно достойной памяти первого императора Петра Великого ковш с
гербами золочеными, жалованный деду моему Григорию Лукичу,
Белгородской засеки затинному стрельцу, за заслуги государственные.
Дед холсты домотканые лучшей доброты на окрыление Азовской флотилии
поставлял. Служба отечеству бесчиновных предков моих и меня возбудила
быть подражателем предкам своим, показать отечеству мое усердие...
В словах и голосе Шелихова ухо Якобия уловило предостережение
против пренебрежительного отношения к сделанным заявлениям. В старом
авантюристе, не раз в поисках счастья менявшем своих хозяев, иногда
просыпалось желание натянуть на себя лохмотья рыцарских чувств.
Якобий покусал губы, насупился.
- Похвально честью предков дорожить. Однако я устал с тобой
разговорившись, - прошамкал он, давая понять, что аудиенция кончилась.
- Ступай, милый человек. Завтра явись к правителю дел моих Селивонову,
расскажи ему про дела свои и про эту... эх, забыл! И в каких святцах
землице своей человек имя откопал? - уже недовольно бурчал Якобий,
возвращаясь к прерванной дремоте. - Селивон... доложит...
- Не дерзаю более трудить особу вашего высокопревосходительства!
- откланялся Шелихов, снова преувеличительно титулуя губернатора, и
сунул при выходе в руку Реббиа приличную по номиналу бледноро-зовую
ассигнацию. - С людьми полегче, господин Репья. Мне, право, совестно,
что я их коробочкой этой под розги подвел...
- Коробочка носит имя Амати! - развел руками Реббиа. - Не
извольте беспокоиться, господин Шелихов, посеку... милосердно, без
заноз встанут! - предупредительно распахнул маэстро дверь перед
мореходом.
Глава четвертая
1
Правитель дел иркутского и колыванского генерал-губернатора
Михаил Иванович Селивонов, фактический хозяин территории,
превосходившей по крайней мере вдвое любое из западноевропейских
государств, встретил купца-морехода приветливо и выжидательно.
- Шелихов, Григорий Иванов, рыльской купец и морских Восточного
океана вояжиров компанион, - отрекомендовался Шелихов. В официальных
встречах и документах он всегда держался этого сложного и пространного
звания. Оно не только указывало на происхождение купца, но и заключало
тайное намерение морехода поставить себя этим под покровительство
чудотворной иконы Рыльской божьей матери.
- Аа-а! Слыхивал о таком и давно ждал случая познакомиться, чтобы
от самого проведать о прохождении Восточного океана, яко Моисей по дну
Красного моря пешеходяща! Чем, ваше... - запнулся Селивонов, не желая
сказать обычное, купеческому званию приличествующее слово
"степенство", - чем, ваше здоровье, - улыбнулся он, - могу быть
полезен мореплавателю в канцелярии игемона?
Сказал это Селивонов добродушно, даже дружески, как бы приглашая
посетителя к откровенности и доверию.
Селивонов был известен как пламенный патриот родины и золотого,
по его выражению, дна этой родины - Сибири. По страстной привязанности
к своему неустроенному краю, столь нуждающемуся в любящих его людях,
Селивонов отказался покинуть Сибирь, когда его благодетель и учитель,
предшественник Якобия на посту иркутского губернатора, выдающийся
русский географ Федор Иванович Соймонов был вытребован Екатериной II в
столицу сенатором и советчиком по сибирским делам.
- Здесь, на месте, я буду полезнее вашему превосходительству.
Во-время донесу и справку без лицеприятия подам, - твердо отклонил
Селивонов настояния своего благодетеля, целуя руку девяностолетнего