— Бог да вознаградит вас за доброту вашу.

По губам белого скользнула усмешка, но он промолчал. Девушки, а за ними и парни простились и вышли. Эйб с удовольствием оглядел свою бедную церковь. Начало положено. Мулатку из кондитерской зовут Бьюти, девушку со шрамом на подбородке… да, правильно, Рози. А третью он спросит об имени при встрече. И с парнями теперь есть о чём поговорить. Главное — начать…

От церкви Эркин и Андрей пошли к пруду. По дороге купили себе хлеба и копчёной рыбы. И два больших яблока. Сели у «своего» пня. И только тогда, после первых кусков, Эркин заговорил:

— Обошлось.

— Если б ты меня не держал, — усмехнулся Андрей, — я б пошебаршился, конечно. Он бы покрутился у меня, как уж на сковородке.

— А толку-то? — возразил Эркин. Нахмурившись, он долго разглядывал свою рыбину и наконец поднял на Андрея глаза. — Слушай, бог есть?

— А хрен его знает, — пожал плечами Андрей. — Мне это по фигу.

— А мне нет, — возразил Эркин.

— Чего так?

Эркин не успел ответить: к ним подошли трое негров из ватаги Одноухого, молча поставили на пень бутылку, положили буханку и сели рядом.

— Давай, Белёсый, — Губач выбил пробку, глотнул и пустил бутылку по кругу. — Совсем он нам мозги закрутил, не знаем, что думать.

— А я что, — взъерошился Андрей, — самый умный?!

— Вот смотри, — Эркин мотнул головой, пропуская бутылку, и продолжил: — Я — хозяйский раб. От хозяина меня русские освободили. Русский офицер пришёл, сказал. Всё. Свободен. А от этого, от господа, кто меня освободит? Ведь, беляк этот чёртов трепал, и бессмертный, и всемогущий, и… и…

— И вездесущий, — подсказал Андрей.

— А это что за хренотень? — поинтересовался Род, вгрызаясь между словами в рыбий хвост.

— Везде он, значит, — объяснил Андрей.

— Во, — кивнул Эркин. — Если он такой, от него меня кто освободит? Не хочу я больше рабом. Ничьим.

— А говорят, мы и после смерти… его рабы, — вздохнул Губач.

— Ну, как там после смерти, не знаю, — пожал плечами Андрей. — Помрём когда, тогда и посмотрим, что там и как.

— Тебе, Белёсый, всё шуточки.

— А серьёзно об этом и нечего, — Андрей сделал большой глоток и передал бутылку. — Видеть его никто не видел, так что… — он выразительно выругался.

— Оно-то, конечно, так, — Губач оглядел полупустую бутылку и поставил её на пень: пусть пьет, кто хочет, без очерёдности. — Так думаешь, слова это одни?

— Может, и так, — кивнул Род.

Упорно молчавший всё время Томми тихо, но очень твёрдо сказал:

— Прав, Белёсый. Бога беляки придумали, чтоб нас дурить. Я много хозяев сменил. Били меня… его именем. Покориться требовали… тоже бог так велел. Что хорошего у бога есть, то они себе берут, остальное нам скидывают.

Все кивнули.

— Так что, не пойдём больше? — задумчиво спросил Губач.

— Цепляться начнут, — покачал головой Эркин. — Если это так, трепотня одна, то и хрен с ними, и с попом, и с богом его. Всё равно в воскресенье работы нет. И мелочь наскрести, чтоб подавился он ею, тоже можно.

— Если чтоб не цеплялись… — протянул Род.

— Ладно, — тряхнул кудрями Андрей. — И впрямь… От нас не убудет, и неохота из-за такой ерунды завязываться. Он, дьявол, въедливый, заметно.

— Это да, — Губач взял бутылку. — Допиваем?

— С собой возьми, — отмахнулся Эркин.

Андрей молчаливым кивком согласился с ним. Губач засунул бутылку в карман и встал. Поднялись и остальные.

Эркин и Андрей ещё побродили по Цветному, балагуря и задираясь. О церкви, когда они остались вдвоём, Эркин сказал:

— Я одного боюсь. Что он так и повадится по домам шляться.

— Ла-адно, — протянул Андрей. — Отвадим.

Домой Эркин пришёл уже ближе к сумеркам. Женя была дома.

— Ну как?

— Всё хорошо, Женя, — быстро ответил он.

Забросил свою джинсовку в кладовку и быстро побежал вниз в сарай. Цветному все дни рабочие. В тот раз это его спасло, пусть так и будет. Не станут к Жене цепляться. А про свою церковь она ему за ужином расскажет.

Но за ужином говорили совсем о другом. Женя опять расспрашивала его про перегон и Бифпит. Зашла речь об играх. Он рассказал о щелбанах. И Алиса потребовала, чтобы он её научил. Ей посещение церкви совсем не понравилось. Полдня хорошо себя вести и ничего за это не получить! Алиса была настолько возмущена, что и за игрой пыталась жаловаться Эркину, но быстро сообразила, что это не «ласточкин хвостик», здесь проигрыш грозит лишним щелчком в лоб, постепенно увлеклась и забыла про свои огорчения. Игроков разогнала Женя, отправив Алису спать. Этот момент пришёлся как раз на её проигрыш, и Алиса подчинилась с невиданной готовностью. Эркин не стал спорить: щёлкать Алису в лоб оказалось очень трудно. От напряжения сдерживаемой силы у него даже рука заболела.

— А расчёт завтра, когда доиграем, — пообещала из-под одеяла Алиса.

— Спи, — рассмеялась Женя.

Улыбнулся и Эркин. Женя налила ему и себе по второй чашке чая. Эркин взял свою чашку, охватил её ладонями, будто греясь.

— Знаешь, Женя, у нас было костровое время.

— Как это?

— Ну, вечером. Бычки улягутся уже на ночь, мы поедим и сидим у костра. — Треплемся, — Эркин улыбнулся и сказал по-английски, явно кому-то подражая: — Святое время, — и продолжал опять по-русски: — Понимаешь, говорим обо всём, смеёмся. Свободно говорим. Обо всём.

Женя кивнула.

— Я поняла, Эркин. Сейчас костровое время, да?

Он счастливо улыбнулся.

— Да.

Улыбнулась и Женя.

— Сначала о делах поговорим, правильно?

— О делах, конечно.

— Тогда слушай. За квартиру я заплатила до Рождества. Керосина купила.

— Тоже до Рождества? — усомнился Эркин, прикидывая в уме размер бутылки в сарае.

— Нет, конечно. Нам негде столько держать, но запас должен быть. Вот я и купила ещё бутылку полную. Понимаешь? Одна расхожая, а вторая в запас.

Он кивнул.

— Ага, понял. А себе ты чего купила?

— Обо мне потом, — строго сказала Женя. — Алисино зимнее я посмотрела. На эту зиму ей хватит. Она же растёт сейчас.

— Может… ей куклу купить? — неуверенно предложил Эркин.

— Куклы у неё есть, — улыбнулась Женя. — Я посмотрю из игр что-нибудь. Мозаику там или ещё что. И лучше книгу. Ей пора учиться читать.

Эркин кивнул, но глаза у него на мгновение стали грустными. На мгновение, но Женя заметила и рассердилась. На себя. Как же она раньше об этом не подумала?!

— И тебе надо учиться.

— Для взрослых нет школы, — вздохнул Эркин.

— Я научу, — храбро вызвалась Женя.

Эркин посмотрел на неё с таким радостным изумлением, что она рассмеялась.

— И… и по-русски тоже? — наконец спросил он.

— И по-русски, — кивнула Женя. — Ты чай пей. Остынет.

Он послушно отхлебнул, не отводя от неё глаз. Женя с удовольствием смотрела на него, на его счастливое лицо, на сильные плечи, туго натягивавшие старенькую, выцветшую от стирок рубашку. Удивительно, как ему всё идёт, всё к лицу.

— Теперь давай с тобой. Тебе на зиму…

— У меня всё есть, — быстро сказал Эркин.

— Тебе нужна тёплая рубашка. И не одна.

— Рубашек у меня много, — возразил он. — А куртка тёплая.

— Какая куртка? Джинсовая?

— Да нет, моя. Ну, толстая, рабская. Она очень тёплая.

— Рабская, — повторила Женя.

Эркин на мгновение свёл брови, но тут же улыбнулся ей.

— Мне нельзя выделяться, Женя. Куртки у всех рабские. В эту зиму все их носить будут.

— Ну, хорошо, а если будет очень холодно?

— Я тогда две рубашки надену. Или джинсовую, а рабскую сверху, — тихо засмеялся. — На работе всегда жарко, — и уже серьёзно: — Была бы работа.

— Будет, — улыбнулась Женя. — Ты же хороший работник. И Андрей. Вы всегда работу найдёте. А может, и на постоянную устроитесь.

Эркин осторожно пожал плечами и упрямо спросил:

— А себе что ты купишь?

— Я туфли хочу, — вздохнула Женя.

— А что? — сразу встревожился Эркин. — Не хватает?