пепельнице — гора окурков! Смотрю, на столе — твоя пишущая машинка, справа один том

персидского словаря, слева — второй, оба раскрыты. Он сам за столом в кресле сидит. Бычок

дымящийся зубами стиснул, взгляд напряженный, меня не видит. Смотрит в один словарь, потом в

другой, потом на клавиатуру, потом по клавише пальцем — бац! Глядь в бумагу, хвать руками за

голову: «У-у, твою мать!», и ну из машинки бланк вытаскивать. Новый вставил и все сначала: глянет в один словарь, потом в другой, по клавише — бац! И за голову: «У-у, твою мать!»

Несколько раз так повторялось. Я не стал его отвлекать, пошел к себе в гараж, пусть, думаю, сосредоточится».

Вскоре после моего возвращения из отпуска возникла необходимость напечатать какое-то письмо

по-персидски, тут я обнаружил, что каретка машинки не движется, ее заклинило намертво.

Здорово погнулась! — сказали в ремонтной мастерской. — Вы что, ее с высоты роняли?!

Нет, — ответил я, не вдаваясь в подробности, — это всё одним пальцем!

Кстати, насчет моих отпусков, с ними вечно возникали проблемы.

Кто будет работать, если ты поедешь отдыхать?! И как же ты поедешь отдыхать, если отдыхать еду

я?! — на чистом глазу сообщил мне однажды Растерянный. Я отлично помню эту гениальную

фразу. Она прозвучала в жаркий летний день на краю консульской пожарной ямы, которая

служила нам также бассейном. Растерянный стоял по пояс в воде, большими пальцами он заткнул

себе уши, указательными — глаза, а средними — правую и левую ноздрю, сделал глубокий вдох, надул щеки и ушел под воду, подводя этим черту в разговоре. Когда он вынырнул, я спросил: А зачем глаза?

Чего?

Я говорю, зачем пальцами затыкать глаза? Ну, уши и нос — можно еще понять — там дырки, но

глаза-то зачем?!

Он вылез из бассейна, подтянул черные семейные трусы, сел на лавку и серьезно задумался.

Однако хочу вас порадовать: таких, как он, было немного. В условиях сложной военно-

политической обстановки в Иране шансы для выживания этого вида резко снижались.

В советском посольстве в этот период работали блестящие профессионалы: советник Николай

Козырев, первый секретарь Филипп Сидорский, второй секретарь Александр Садовников, третий

секретарь Сергей Третьяков, позже к ним присоединился второй секретарь Константин Шувалов.

Все они в дальнейшем сами возглавили посольства в разных странах, а Сережа, Костя и Саша стали

послами России в ИРИ.

Руководил коллективом Вил Константинович Болдырев. Это был высокоэрудированный человек, востоковед по образованию, дипломат, прошедший путь от переводчика до Чрезвычайного и

Полномочного Посла и на этом пути много и серьезно трудившийся. Болдырев в совершенстве

знал историю Ирана, современную обстановку в стране. В беседе с ним не требовалось лишних

слов.

Знаете, Вил Константинович, это — внук Кашани, — сообщали ему, к примеру, о малоизвестном

политике, назначенном неожиданно на важный государственный пост.

Как, того самого, аятоллы?

Да.

И можно было не сомневаться, что в мыслях посла сразу складывалась четкая клановая схема и

новая мозаика взаимоотношений среди правящего иранского духовенства. С ним было очень

интересно работать.

В отношениях с подчиненными Болдырев был разумно демократичен, но требователен, а

случалось, и строг, если возникала такая необходимость. А еще он обладал замечательным

чувством юмора. Одну историю, рассказанную им самим, я обязательно должен вам передать.

Однажды на прием к Болдыреву запросился посол Великобритании. Дело происходило вскоре

после штурма исламскими боевиками посольства США в Тегеране и захвата заложников.

Аккредитованные в ИРИ дипломаты живо обсуждали вопрос «кто следующий?!» Обстановка в

дипкорпусе, мягко говоря, была напряженной. Скорей всего, англичанин шел на встречу именно в

связи с этим. Тут надо пояснить: посольства СССР и Великобритании расположены в самом центре

города на одной улице. Их территории огорожены кирпичными заборами, между которыми —

неширокая проезжая часть. Англичане с точки зрения безопасности находились в менее выгодном

положении: у них мало земли и административное здание стоит вплотную к забору, а у нас земли

много, здания расположены в глубине территории, а непосредственно за забором — огромный

тенистый парк с большим бассейном и прилегающей к нему зоной отдыха с лежаками, креслами и

столиками.

Серьезные дипломатические переговоры не допускают пустословия. После коротких приветствий

стороны сразу же переходят к делу. Но британский посол начал беседу издалека:

Мы понимаем, сейчас все на взводе. Все ждут провокаций, мы это хорошо понимаем.

Болдырев выжидающе смотрел на собеседника.

Конечно же, надо быть наготове, — продолжал англичанин, — отрабатывать систему защиты! Мы

это хорошо понимаем.

Болдырев терпеливо ждал продолжения.

Наша охрана тоже ждет нападения, каждый день идут тренировки.

«Чего ему надо?!» — подумал Болдырев, начиная слегка удивляться.

Мы все понимаем, господин посол, все понимаем! Но поймите и нас! Люди находятся на пределе

нервного напряжения, наши заборы расположены в двадцати метрах друг от друга.

Было ясно: англичанин чем-то сильно встревожен, но причина оставалась загадкой.

Мне кажется, — вступил в разговор Болдырев, — вам стоит прямо сказать о сути вопроса. Если мы

чем-нибудь можем помочь...

Да, можете и очень серьезно! — тут же ответил британский посол. — Нам известно, что советский

спецназ интенсивно готовится к бою. Каждый день мы слышим, как ваши бойцы тренируются, и, я

не скрою, это нас беспокоит. Их стрелковый тир расположен слишком близко к забору, стрельба

идет в течение всего светового дня и даже в сумерки, до позднего вечера. Пока что пули не

залетали на нашу территорию, но такое может случиться, и это реально опасно. Господин посол, мы просим вас перенести стрелковый тир от забора в глубь территории!

Болдырев посмотрел на собеседника серьезным понимающим взглядом и коротко, по-деловому

ответил:

— Причина вашего беспокойства будет устранена. Если вопрос только в этом, считайте, что он

решен!

Англичанин облегченно выдохнул, поблагодарил и отправился к себе через дорогу.

А Болдырев в тот же вечер собрал техсостав посольства и категорически запретил свободному от

дежурств персоналу - рабочим, водителям, комендантам играть в домино в зоне отдыха у

бассейна.

Приятно было, когда через пару дней британский посол позвонил и еще раз поблагодарил

советского коллегу за принятые меры.

Вот какая веселая штука — дипломатическая работа!

В Тегеране, в отличие от провинции, жизнь дипкор- пуса всегда была насыщена массой событий!

Еще в конце XIX в. один из царских чиновников, повествуя о ней, сообщал: «Бывало много балов и

приемов. Устраивали даже разные спорты: скачки на ишаках, а также бег наперегонки между

французом, немцем и русским. При этом француз и немец бежали пешком, а русский скакал на

лошади. В основном же играли в карты и нарды, крупно и много».

В провинции таких приключений никогда не случалось, да и зарплата была — копейки! На эти

обстоятельства в тот же период жаловался русский генконсул в Исфагане, сообщая о нелегких

условиях государевой службы: жара такая, что донесения он пишет, исключительно сидя в бочке с

водой.

По сути, с тех пор мало что изменилось. В Исфагане, правда, до исламской революции

действовали консульства США и Великобритании (все — шпионы, ни одного «чистого»

дипломата), но за пару лет до моего приезда их прикрыли. Поэтому дипломатическая жизнь в

этой части страны ограничивалась моим общением с Растерянным и его со мной.

Что же касалось остальных сотрудников, то там тоже все складывалось непросто. Жизненное