Мичио уставился на стену над моей головой, его взгляд сделался отстраненным.

— Люди не принимают решений, основанных на логике, — он моргнул и встретился со мной взглядом. — Мы принимаем решения, основываясь на том, нравится ли нам то, что говорит нам логика.

— Ты хочешь сказать, что я могу принимать решения только на основе эмоций?

— Так уж мы устроены, Доун, от рождения до смерти, — он перевел взгляд с Рорка на Джесси, потом на пол, и уголок его рта приподнялся в улыбке. — Любовь — величайшая сила человечества. Она более важна для нашей эволюции, чем клыки и противопоставленные большие пальцы. Она выбирает, за что держаться, с кем растить детей, куда и как далеко идти в жизни. Я хочу сказать, что боль в груди означает, что решение уже принято за тебя.

Боль за ребрами сжалась еще сильнее. Я повернулась к Рорку, который был непривычно тихим.

Он постучал пальцем по моей груди.

— Если это глубоко внутри тебя, если это то, чего ты очень сильно хочешь, ты нарушишь свои собственные правила…

— Клятвы, — Джесси кашлянул в кулак.

— Точно, — Рорк поднял мой медальон, поглаживая большим пальцем клык, камень и четки, вделанные в металл. — Если ты любишь его, ничто и никто не сможет удержать тебя от него. Ни пророчество. Ни Бог, — его взгляд нашел мой. — Ни даже твои отцы.

— Чушь собачья, — проворчал Джесси. — Мы не знаем этого мужчину. Мы понятия не имеем, каковы его мотивы.

Мои коренные зубы стиснулись, и я повернулась к нему лицом.

— Неужели так трудно поверить, что он может любить меня?

— Нет, — его глаза расширились. Затем его лицо расслабилось, и он притянул меня к своей груди. — Господи, я уже знаю, что он безумно влюблен в тебя. Просто… мне это не нравится. Эта жизнь и так чертовски тяжела. Я не хочу, чтобы отношения сделали твою жизнь еще тяжелее.

— Вот о чем ты подумал, когда встретил мою мать?

— Нет, — яростно возразил он.

— Пророчество не могло удержать тебя от нее, — я оттолкнулась от его груди и указала на Рорка. — Клятвы не остановили его. И… — я повернулась к Мичио, повысив голос. — Ты был ее похитителем. Я даже не понимаю, как это получилось. Но получилось же.

К чему я там вела? Я схватилась за затылок, и моя грудь вздымалась, переполненная настойчивостью, чтобы заставить их понять.

Затем меня озарило. Я спорила за свои отношения с Салемом, а не против них. Я хотела этого, хотела его с такой силой, что сама испугалась.

— Я люблю его, — прошептала я и увидела, как мой страх отразился на лице моих отцов. Мое внимание сосредоточилось на Джесси. — Ты оставил своих сородичей Лакота, единственную семью, которая у тебя была, чтобы последовать за моей матерью через океан. Ты сомневался в этом решении?

Джесси закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Нет, никогда. Я любил ее, — его глаза открылись, блестя в свете лампы. — Любовь не просто жизненно важна. Она и значит жизнь.

Я обвила руками его шею и прижалась щекой к его груди. Мичио подошел к кровати и обнял Джесси за спину. Позади меня Рорк положил голову мне на плечо. В течение следующего часа мы обсуждали плюсы и минусы — в основном минусы — моего бегства в Альберту с Салемом.

Мои отцы были напуганы, их голоса дрожали от волнения, поэтому я то и дело бросала в них обратно слова Мичио.

«Мы принимаем решения, основываясь на том, нравится ли нам то, что говорит нам логика».

Пока они высказывали свое мнение, я свернулась калачиком между ними и вспоминала истории о моей матери.

Потеря детей и мужа.

Скорбящая. Одинокая. Единственная выжившая женщина в мире.

Ее опасный поход в горы Аллегейни.

Паб, где она познакомилась с Рорком.

Заточение на Мальте.

Боевой корабль до Исландии и битва с Дроном.

Ее возвращение в Западную Виргинию, где она вылечила мать Салема.

Большее число женщин. Бесконечные пожертвования крови.

Ее падение с плотины Гувера.

— Все, что делала моя мать, было рискованным, — сказала я, прерывая их разговор. — Если бы она не пошла на такой риск, если бы не последовала зову сердца, меня бы здесь не было. Нас бы здесь не было.

Никто не произнес ни слова. Я посмотрела в три пары убитых горем глаз, зная, что они разделяют одни и те же воспоминания. Мы не двигались целую вечность, оставаясь наедине с нашими мыслями, но вместе в утешении семьи.

— Дайте мне шесть месяцев, — сказала я твердым голосом, исходившим из силы и любви. — Я уезжаю завтра в сумерках.