Эти портреты тоже исчезли бесследно...

Над домом и над миром проносились малые и большие бури. О прошлом старались не говорить: небезопасно было вспоминать «дрянь адмиральскую» в то мрачное время. А потом и некому стало вспоминать.

Но нет! Что-то чудом уцелело, сохранилось, нашлось. Рискуя жизнью, сберегла фотографии обоих своих дедов — и Николая, и Сергея — Ксения Александровна «Рыкова в квадрате», дочь двоюродных брата и сестры, Александра Николаевича и Юлии Сергеевны Рыковых. Вот и карточку, с которой делался в свое время тот портрет деда в овальной раме, сохранила тетя Катя. Кое-что сберегли совсем чужие люди. Кое-что нашел правнук Павла Ивановича — журналист Павел Георгиевич Рыков...

Однако лишь недавно по-настоящему открылись дальние дали. Выяснилось, что часть документов уцелела в остатках фамильных бумаг, некоторые хранятся в фондах библиотек, остальные вот уже два столетия берегут для потомков задумчивые своды здания с аркой на Дворцовой площади Питера.

И вот я открываю послужной список деда. Звенит упругий, бугристый пергамент. Вот подпись деда... Трепетно прикасаюсь рукой к тому месту листа, где полтора века тому назад лежала его рука, и пером — конечно же, гусиным! — порыжевшими теперь чернилами, настоянными на дубовом орешке, выводила вот эту, с росчерками и завитушками, подпись, чем-то неуловимо похожую на подпись отца и мою...

Отец братьев, Иван Васильевич Рыков (о нем есть статья в Русском биографическом словаре), впоследствии генерал-лейтенант флота, происходил «из дворян российской нации». По Корпусу — однокашник Нахимова и Даля. В молодости осваивал на Балтике новую технику: пароход. Почти то же, что сейчас космос. Вот, например, что писал в 1833 году, ратуя за новинку, один из авторов «Записок Ученого комитета Морского штаба»: «Изобретение и употребление пароходов произведет великую перемену в морских военных действиях. В этой истине, конечно, никто не сомневается. Но искусство плавания пароходов, так сказать, еще в детстве».

Ко времени появления братьев на свет капитан-лейтенант Иван Васильев сын Рыков, командуя 8-пушечным пароходом «Охта», а затем «Поспешным», буксировал казенные суда с гранитным камнем из каменоломни Пютерлакс для строительства Кронштадтского форта Александра Первого. А во время сооружения Александровской колонны, как гласит вот уже полтора века настойчиво передаваемое из уст в уста семейное предание, эскортировал в Петербург, именно из того же Пютерлакского карьера, судно с гранитным монолитом для колонны.

Его супруга Анна Осиповна (Иосифовна), урожденная Гаврино, вела родословную от греческих моряков, приглашенных Екатериной для службы в строящемся тогда Черноморском флоте.

В документах Ивана Васильевича Рыкова нередко встречаются краткие, но выразительные характеристики: «В службе весьма хорош и деятелен». «Поведения благородного», С не менее выразительными подписями. Скажем, десять лет, с 1846 года, капитан 1-го ранга И.В.Рыков служил помощником капитана Кронштадтского порта. А главным командиром порта в ту пору был адмирал Фаддей Фаддеевич Беллингсгаузен. Тот самый!

Морской корпус

Детские и отроческие годы братьев прошли вне дома. Василий и Николай сразу пошли в Корпус. А Павел и Сергей сначала воспитывались в Морской роте Александровского корпуса в Царском Селе.

Через три года одиннадцатилетний Павел перешел в Морской корпус. Тут порядки оказались куда суровее, чем в Царском Селе. Дам и нянек сменили воспитатели-мужчины. Жизнь начиналась в шесть утра. С постели — во фрунт! И горе кадету с грязными ногтями или оторванной пуговицей. Дежурный офицер холодно ронял неумолимое:

— Без булки!

Жестокое наказание! Остальным тут же раздавались к утреннему сбитню пахучие, горячие булки, на целый фунт.

Все передвижения — только строем, под колокол или барабан. С восьми часов — «классы». Восемь «классов» в день. Предметы — от высшей математики и архитектуры корабля до фехтования и танцев. И все изучалось серьезно, прочно, надолго. Ну и еженедельные «субботники», с одариванием отличившихся яблоками, а нерадивых — розгами.

Случались и коллективные порки... На учебном корабле «Прохор» проводились летние артиллерийские стрельбы по щитам. Старшим над группой воспитанников был назначен мичман фон Дек. Гардемарины традиционно недолюбливали разных «фонов». Однажды между воспитанниками и их «шапероном» (Шаперон — шапочка (фр.), надзиратель (переносн.)) возникли какие-то трения. Кончилось тем, что гардемарины чем-то обидели офицера. Фон Дек донес об инциденте по команде.

И вот в один из далеко не прекрасных летних дней прохоровцы вдруг заметили приближающийся к кораблю от Ревельской гавани наемный ялик. В ялике стоял директор корпуса адмирал Давыдов по прозвищу Кудимка. А вдоль бортов лежали атрибуты римских ликторов, правда, без топориков.

Пристав к кораблю и поднявшись со всеми полагающимися ему почестями на палубу, Кудимка спустился в констапельскую (Констапельская — помещение в кормовой части корабля) к своим строптивым питомцам. Держал перед ними укоризненную речь и в заключение приказал всех... выпороть. И с теми же почестями, но уже на капитанском катере с «уборами», вернулся в Ревель.

К счастью, чаша сия миновала моего деда. Судя по расписанию, «пальба по щитам под парусами» проводилась 12 августа 1857 года. А дед свой первый офицерский чин мичмана получил 6 июня, то есть еще до выхода «Прохора» в Ревель.

Однако справедливость требует признать, что «система немедленного воздаяния» была весьма плодотворна. Потом Павел Иванович, будучи взрослым, знал и берег порядок во всем. И дома тоже. К столу всегда выходил с точностью до минуты. Последним. Когда все были в сборе. Непременно в застегнутом на все пуговицы сюртуке с белоснежными манжетами.

Зато с каким нетерпением в Корпусе ждали лета! Нет, не домашних каникул, а корабельной практики. «Скоро в поход!» И торжественно рвались и швырялись по ветру конспекты и учебники. Так и говорили, выбрасывая в окна вороха мелко изорванной бумаги: «Пускай каникулы!»

Павел с товарищами практиковался на корпусном фрегате «Кастор» под началом капитана 1 -го ранга Гаврино (не родственник ли?). Гардемарины старались вовсю. Лихо бегали по реям и вантам, часто на авралах опережая даже команду.

Служба на Балтике

Закончив Корпус, совершенствуя свое образование, мичман Павел Рыков два года плавал в качестве «переменной кадры», как я уже говорил, на «Прохоре». К этому времени старший брат Василий Иванович Рыков, уже лейтенант, вернулся с Черного моря на Балтику, тоже на «Прохор». Василий на фрегате «Кагул» в Синопском сражении командовал деками (артиллерийскими палубами). Участвовал в пленении Осман-паши. Эфес его сабли украсила алая муаровая ленточка с золотистыми каемками и Анненский крестик с короной и надписью «За храбрость». Регалии эти лейтенант Василий Рыков получил из рук самого Нахимова.

— Темляк с «клюквой» получила «Петушья Нога», — не без зависти подтрунивали братья. «Петушьей Ногой», вслед за героем только что появившейся гоголевской «Женитьбы», прозвала Василия женская половина семейства. Приложенный к награде годовой оклад жалованья был весьма кстати. Ведь имений братья не имели. Жили только службой.

После «Прохора» Павел плавал на яхте-шхуне «Опыт» и затем отправился в заграничную кампанию на винтовом фрегате «Генерал-Адмирал». Это был флагманский корабль русской Средиземноморской эскадры, 70-пушечный, 800-сильный, с командой 800 человек.

Вспомним, что после неудачной Восточной войны в числе других прогрессивных реформ нового императора Александра-II была введена так называемая «Правильная система дальних плаваний». Плавание Средиземноморской эскадры и составляло одно из ее звеньев.

Три года длилось плавание. Русские корабли побывали почти во всех средиземноморских портах — от Тулона до Бейрута и от Алжира до Пирея. Долго крейсировали у неспокойных берегов Сирии и Ливана «для охранения христиан от фанатизма турок».