И ликующий лекарь снова отдал земной поклон царю.

   Несколько дней бодрее обычного чувствовал себя Алексей.

   В день именин сестры Татианы, 12 января, он посреди всей семьи простоял литургию в дворцовой церкви преподобной мученицы Евдокии. Бояре, жильцы дворцовые и приезжий чин -- все поздравляли именинницу в лице царя, и он отдаривал их "именинными пирогами", по обычаю.

   На неделе -- смотры были воинские. После них -- собрались во дворце и стрелецкие головы с полуголовами и полковниками, и иностранцы-полковники солдатских и рейтарских, конных полков, с другими старшими начальниками.

   Петр, которого отец взял с собой на выход, с особым любопытством разглядывал иноземных, статных, нарядно одетых начальников.

   Из иностранных военачальников, вызванных в Россию для борьбы с Польшей еще царем Михаилом, мало уже осталось в Москве. Многие выбыли в боях, умерли в мирное время. Другие, прослужив условленный срок, не получая тех выгод, каких ожидали, подписывая договор, выезжали обратно на родину, за рубеж, покидали "варварский" край, где жить было и неудобно, и недостаточно прибыльно.

   Но едва кончилась Тридцатилетняя война, на Западе очутилось множество испытанных воинов, офицеров и рядовых, которые умели только воевать, совершенно потеряли всякую связь с мирными обывателями и их жизнью.

   И Алексей, поддерживаемый в своих замыслах Матвеевым, стал созывать этих героев без знамени под московские стяги, предлагал им обучать и вести в бой русские рати, обещая за это вакантным кондотьери щедрое жалованье, и земли, и свободу веры, и право по окончании срока без помехи вернуться на родину.

   Конечно, кто казался менее пригоден, того и не держали. Но полезных людей или таких, которые по своему положению, как Патрик Гордон, -- получали много важных и тайных сведений о стране, о ее силах и слабых местах, -- таких людей всеми правдами и неправдами уже не выпускали из пределов царства, не останавливаясь перед самыми крайними мерами.

   Около 1661 года, как раз перед войной за Малороссию, прибыло в Москву особенно много военных инструкторов со всех концов Европы.

   И сейчас, на приеме у царя, почти все они стояли пестрой толпой, где тевтоны, и англосаксы, и шотландцы с датчанами составляли главное ядро.

   Полковник Крауфорд, приехавший на Москву из Польши еще с тридцатью офицерами, стоял в первых рядах, на полголовы превышая даже рослого майора Патрика Гордона, такого красивого в его наряде "гайлендера". Низенький, коренастый, с ногами колесом, кавалерийский капитан Павел Менезиус дополнял собой эту группу. Его красное лицо, покрытое рубцами и шрамами старых ран, скрашивалось большими голубыми глазами, ясными, как у мальчика.

   Цесарские рейтары, полковники: Шейн, Крайц и майор Вестендорф -- в лосинах и ботфортах -- продолжали ряд. Они тоже привели за собой в Москву до сорока опытных нижних чинов. Шотландец Смит, ганзеец ротмистр Шульце, датчане: полковник Эгерат и подполковник Стробель, саксонец Дикенсен, еще ганзейцы: полковники Гольм, фон Падерберг, Вильд, Ясман -- дополняли число главнейших иностранных вождей московской армии.

   У каждого из них было от тридцати до пятидесяти младших офицеров и рядовых разного рода оружия. И постепенно до сорока русских полков: солдатских, пешего строя, конных рейтаров, драгун и "крылатых" рот -- было устроено и обучено этими европейскими наставниками ратного дела.

   Из тридцати семи солдатских полков только три имели полковниками своих, русских, офицеров. Остальные тридцать четыре полковника были немцы, англосаксы, датчане, сербы и кроаты. Только в стрелецких полках полковники, носившие звание стольников, избирались из русского служилого дворянства и рядового боярства.

   Из двадцати пяти полковников рейтарского и копейного строя всего пять было с русскими фамилиями: Григорий Тарбеев, полковник и стольник, полковники Михайло Челищев, Моисей Беклемишев, Михайло Зыков и Григорий Шишков.

   Они стояли все вместе. Но если бы даже не различие в костюме, -- самая выправка, склад фигуры и очертания лица дают возможность при самом поверхностном взгляде отличить московских офицеров-ратников от закаленных в походах бойцов и героев великих западных войн.

   Ласково поздоровался со всеми Алексей. Генерал-майоров и генерал-поручиков еще раз поблагодарил за хорошее состояние их частей.

   -- Жалуем каждого по чарке вина... Эй, пусть там бочки выкатят... А начальникам -- водителям рати -- по гривне жалуем, по серебряной, ради радостного дни, ради ангела царевны-сестрицы Татианы на многие лета...

   -- Да живет!

   -- Hoch!.. Es lebe!..

   -- Hip-hip-hourrfa!..

   -- Эльен!.. Живио...

   Так на разных языках раскатывалось в сравнительно тесных сенях громкое приветствие разноязычной толпы в ответ на речь царя.

   А он в это время подал знак чашнику. Выступило несколько человек "жильцов" с подносами, на которых стояли налитые чарки с крепкой настойкой.

   Все выпивали, поклонившись царю, закусывали коврижкой, пряником и уступали места тем, кто стоял сзади... Более значительных вождей царь допускал и к руке. Артамон Матвеев как начальник Петровского полка в зеленых кафтанах, расположенного у Петровских ворот, тоже явился с поздравлением.

   -- Вот, Петруша, твой полк отныне. Сергеич, слышишь: сдавай царевичу команду. Отныне -- доводи ево царскому высочеству, как надлежит, обо всем, что в полку буде деяться. И по ротам объяви, ково я вам в полковники дал...

   -- Челом бью на столь великой милости. Продли, Господи, веку тебе, государю нашему великому и ево царскому высочеству, царевичу Петру Алексеевичу всея Руси. Да живет на многие лета!..

   Все подхватили клич. И снова оконные рамы в покое задрожали от гула и грома голосов... {Еще в 1657 году юный наследник флорентийского престола задал послу московскому стольнику И. И. Чемоданову вопрос:

   -- Какими силами располагает Московский царь и великий князь?

   И Чемоданов начал перечислять:

   -- У нашего государя против его государских недругов рать сбирается многая и несчетная. А строения бывает разного. Многие тысячи к_о_п_е_й_н_ы_х рот устроены г_у_с_а_р_с_к_и_м строем, другие многие тысячи, конные, с огненным боем (пищали), рейтарским строем; многие же тысячи с большими мушкетами, драгунским строем, а иные многие тысячи -- солдатским (пешим) строем.

   Надо всеми ими поставлены начальные люди: генералы, полковники, полуполковники, маеоры, капитаны, поручики, прапорщики. Сила н_и_з_о_в_а_я, Казанская, Астраханская, Сибирская (казаки) -- тоже рать несметная. А вся она конная и бьется лучным боем. Татары Большого и Малого Ногаю, башкирцы, калмыки бьются лучным же боем. Стрельцов в одной Москве, не считая "городовых" (род гарнизона, живущего по разным городам, особенно -- на границах царства) -- 40000, а бой у них солдатского строя (пехота). Казаки Донские, Терские, Яицкие -- те бьются огненным боем. А Запорожские ч_е_р_к_а_с_ы -- и огненным и лучным.

   Дворяне же государевых городов бьются разным обычаем, и лучным и огненным, кто к_а_к у_м_е_е_т. В государевом полку, у стольников, стряпчих, дворян московских, -- у жильцов -- свой обычай. Только у них и бою, что аргамаки резвы да сабли остры. Куды ни придут, -- никакие полки против них не стоят (крылатые роты).

   То у нашего государя ратное строенье. (См. "Статейный список посольств И. И. Чемоданова в 1657 г. в Венецию и иные государства".)

   Алексей собрал к концу своего царствования до 200 тысяч полурегулярного войска, то есть, такого, которое было обучено своему делу или иноземцами, или долгой боевой жизнью на окраинах царства, в борьбе с поляками, татарами и сибирскими кочевниками, беспокойными, воинственными и хорошо вооруженными порой. Даже Китай несколько раз высылал войска на Амур, чтобы отогнать от него передовые силы московского войска, осевшие по берегам богатой, многоводной, красивой реки.