-- Так оно так. Да, слышь, сыне, на Бога надейся, сам свое дело верши. Так старые люди толкуют. А ты, голубь, млад. еще... Слушай, што скажу. Ответ дашь, коли што спрошу. Не забывай, как смолоду учили тебя... Вот, и волим мы пообъявить ныне приказ наш о царстве и о всем доме нашем, и о добре, какое припасено, родовое и царское.

   -- Слышь, отче, -- обратился он к Василию протопопу, -- добудь ключи из-под изголовья. Ларец вон там невелик в укладке кованой, што в углу стоит. Добудь ево... Сюды поставь, на стол, поближе к царевичу. А другой бы хто сходил, позвал бы к нам боярина Артамона... Да царицу с царевичем Петром... Пусть бы и они послушали, о чем тута речь буде.

   И, совсем тяжело дыша, очевидно, утомленный от долгой речи и напряжения, Алексей, побледнев, откинулся совсем на подушки, среди которых был усажен.

   Федор, присевший на скамье, недалеко от постели, приподнялся и стал вглядываться с тревогой в лицо отца. Минутное оживление прошло. Глаза были закрыты. Под ними собрались большие мешки и обозначились черные круги.

   За несколько дней болезни в темных волосах царя, изредка подернутых, как искрами, седыми волосами, проступили теперь белые пряди и полосы седины.

   До боли острая, неясная тревога сжала сердце царевичу. Что это за таинственный недуг, налетевший так быстро и так сильно в короткое время подточивший крепкого до этих пор отца? Уж, не порча ли? Кому же было надо это сделать...

   И невольно сорвалась с его уст робкая просьба:

   -- Батюшко государь, лекаря б тоже твоево сюды... На всяк случай...

   Алексей только молча кивнул головой и протянул руку к столу, где стояло питье, приготовленное Гаденом.

   Петр Хитрово, стоящий у постели и предупрежденный прежним дежурным, взял флакон, налил в кубок, из кубка отлил себе в ладонь, выпил и с поклоном подал больному. Остатки, недопитые Алексеем, тоже выпил Хитрово.

   -- Иди, -- снова, очевидно, получив силы после приема лекарства, приказал ему царь. -- Зови, ково сказано...

   -- Исполню, государь. Да, слышь, молвить дозволь: на богомолье царица выехать изволила, и с царевичем. Боярин Матвеев с ею же, в провожатых, -- не совсем решительно солгал он. -- А лекаря я мигом... Еще ково поизволишь?..

   -- А далеко ль молиться царица пошла? Чай, не за сто верст. Тута ж, на Москве... Вот и пошли за ей -- пока мы тут што, она и приспеет, -- тревожно вглядываясь сперва в спальника, потом во всех окружающих, приказал Алексей.

   -- Надо быть, государь, куды за город снарядилась государыня, как стрельцовский полк перед поездом для охраны шел, -- вмешался почтительно Богдан Хитрово. -- У тетки я был в покоях, оттуда видно было, как перед теремом царицыным поезд собирался... Да, слышь, Петруша, -- обратился он к племяннику своему. -- Чай, знают теремные боярыни, куда царица путь держать изволит? Поди, и догонить можно, повестить, што государь-де просит пожаловать на обратно.

   -- Да, да... Послать, догнать надо... Пусть поворотит, -- торопливо подтвердил царь.

   Петр Хитрово, провожаемый дядей, который на ходу ему что-то еще толковал негромко, вышел в небольшую дверь, которая вела во внутренние дворцовые покои. Здесь, как и во всех переходах, кроме дежурных сенных истопников и придверника, стоял стрелецкий караул.

   -- Слышьте, -- приказал им строго Хитрово, -- царский приказ вам грозный: ни единой живой души не допускать в опочивальню этими дверьми! Хто бы ни был... Слышите? Казни лютой всякого предадут, хто ослушается приказу.

   -- Как прикажешь, господине, -- отозвались караульные.

   -- А лекаря царскаво Данилку тож не пущать? -- нерешительно спросил придверник. -- Он то и знай я энти двери ходит-выходит. Слышь, кругом больно далеко ему бегать. А порою надобно поскореича... Так он, слышь, баял.

   -- Ну, потолкуй еще... Сказано: живой души не пущать. Так и знай...

   И Хитрово пошел дальше по переходу.

   В опочивальне царя между тем настало короткое молчание.

   Щелкнул и зазвенел мелодично замок в укладке, на которую царь указал протопопу, и сама отскочила тяжелая крышка, очевидно, подпираемая сильной пружиной. Протопоп взял небольшой резной ларец, стоящий в сундуке поверх всего, и перенес его к постели, на стол, как указал Алексей.

   В той же связке оказался небольшой,замысловатый ключик, которым и открыли ларец.

   В нем лежал большой свиток, духовное завещание царя, составляемое обыкновенно заблаговременно, на всякий случай, по готовым образцам прежних царских "приказов", но с изменениями, касающимися раздела городов, усадеб, поместий и имущества царского соответственно числу наследников.

   -- Читай уж пока, што там по первоначалу. Гляди, и подойдет царица, -- сказал Алексей думному дьяку Титову, который уж оказался около стола, как будто для того он и явился сюда за всеми.

   -- Приступим со Господом, -- как бы благословляя на зачатие дела, провозгласил протопоп Василий.

   -- Господи, благослови, -- осеняя себя крестом, эхом откликнулся Титов и привычным тягучим голосом начал читать обычную вступительную формулу завещания, а потом -- и статьи его, одну за другою.

   Окружающие почти не слушали распоряжений, касающихся раздела родовых имуществ романовских. Они напряженно ждали главного, ради чего пришли сюда.

   Вдруг показался снова Петр Хитрово и прошел поближе к постели, ожидая, пока царь прикажет ему говорить.

   Дав знак Титову подождать, Алексей вопросительно поглядел на спальника.

   -- Ну, што?..

   -- В три либо в четыре места собиралася государыня царица. Я уж двоих гонцов погонил... Они уж по пути допытаются: в какой край поезд повернул из ворот из городских? А лекаря и во дворце, видно, нету... На дом за им тоже послано. Гляди, не замешкается, придет.

   -- Домой, -- покачивая поникшей от слабости головой, повторил Алексей. -- Быть тово не может... Может, стомился от бессонья. Спит где в покое... Ступай, пусть поискали бы. Сил мне надо ноне... А, чую, плохо мне сызнова... Неможется, совсем сил не стает...

   -- Батюшко родимый, може уйти бы нам, -- быстро вступился Федор. -- В иной час дочтем, как одужаешь, а ныне...

   -- И-и, где там... Може, последний мой и час пришел... Што откладывать... Немочно тому быть. Сиди, слушай... А ты, Петруша, сам ли лекаря погляди али спосылай ково... Лих, поживее. Да свету нам... Ишь, темно стало...

   Правда, зимний короткий день стал быстро догорать, и вечерние тени уже ложились по углам комнаты, плохо освещаемой небольшими оконцами с частым переплетом.

   Хитрово с помощью придверника быстро зажег несколько многосвещников, стоящих на столах, опустил на окнах занавески -- и сразу неверный дневной свет сменился вечерним, более ровным освещением.

   Спальник вышел, а Титов, придвинув поближе один из двух канделябров, зажженных на столе, где лежала хартия, поправил большие свои очки и стал продолжать свое однообразное чтение:

   "А царства все мои и великие княжества, все государство и земли, и власть самодержавную, и короны все, и кресты дедовские и прадедовские, скипетр и державу, бармы и шапку Мономахову завещаю..." -- прочел он, наконец, -- и сразу все словно вздрогнули, какой-то неопределенный звук, словно полувздох-полувозглас вырвался из груди почти у каждого из слушателей.

   Даже Федор, растерянный, словно подавленный видом больного отца, как-то насторожился, и внутренний испуг великого ожидания мелькнул у него в широко раскрытых глазах.

   -- "И Царство Казанское, и Астраханское, и Касимовское, и Ливонские земли, Кабардинские, Черкасские и Польские пределы, вновь покоренные, и Украинские земли казаческие и всю Великую и Малую, Белую и Порубежную Русь, все то завещаю и приказываю я..."Тут умышленно или случайно, но голос чтеца прервался, словно бы он не ясно разбирал: что дальше на писано в рукописи?

   -- Што встрял?,.

   -- Читай, слышь!..