Я молилась, находя в этом единственное утешение, хотя вера моя слабела час от часу. Почему Бог до сих пор позволяет падре Остеллати служить в церкви, исповедовать людей и отпускать грехи? Неужели Он не видит, какой это ужасный человек? И что будет со мной? Заслужила ли я такие испытания, чем они закончатся?

  Странное спокойствие, с которым я ожидала смерти, было нарушено лишь через три дня, с появлением Софии. Ее втолкнули в камеру и грубо швырнули на солому, так резко, что копошившиеся на полу крысы с писком бросились по сторонам. У нее было дорогое платье из тонкой синей шерсти, украшенное кружевом. Платье теперь было порвано и грязно, обрывки кружева болтались на груди. Светлые волосы выбились из прически и падали на лицо спутанными прядями. Разумеется, с девушкой сделали то же, что и со мной. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, и тюремщик хмуро смотрел на нее какое-то время сверху вниз.

  - Тебе еще рано помирать, ведьма, - процедил он. - Я лично прослежу, чтобы такая куколка жила и развлекала нас как можно дольше.

  Он покосился на меня, и я привычно сжалась.

  - Можешь радоваться, сучка, - сказал он почти равнодушно. - После нее на тебя не позарится даже слепой.

  Судорожно вздохнув, я отползла подальше к стене. Тюремщик вышел, запер дверь, и вскоре его удаляющиеся шаги заглушил шорох соломы и испуганное бормотание одной из старух. Я приблизилась к лежащей девушке и отвела с ее лица слипшиеся от грязи и пота волосы. Она, несомненно, была красива ― во всяком случае, когда-то, до того, как оказалась здесь. Я потрясла ее за плечо, и она открыла глаза.

  - Привет, я Лаура. Как тебя зовут?

  Девушка непонимающе смотрела то ли на меня, то ли сквозь меня ― мимо, ее губы шевельнулись.

  - София...

  - Тебе плохо?

  - Могло быть и похуже. - Она горько усмехнулась. - Впрочем, в любом случае это долго не продлится.

  - Что ты хочешь сказать?

  Она приподнялась на локте и поморщилась, отогнав крысу, уже примеривающуюся к ее пальцам.

  - Ты не знаешь, что делают с ведьмами? Тебе предстоит пройти это самой.

  - Я не ведьма.

  - Неужели? Глядя на тебя, не усомнишься в обратном. Тогда что ты тут делаешь?

  - Хотела бы я и сама это знать. - Я помолчала, раздумывая. - Вроде бы они называли меня еретичкой.

  - Иногда это хуже, чем ведьма, - заметила София. - А впрочем, конец один ― нас попросту сожгут. Ну, если ты раньше не помрешь от пыток.

  Я почувствовала, что покрываюсь ледяным потом.

  - Но почему?..

  - Да, тебе и нужно только повторять все время: "я не ведьма, я не ведьма!", и тогда они подвесят тебя на дыбе и будут рвать тело раскаленными щипцами, пока ты не сознаешься во всем, даже в том, чего никогда не делала!

  - Прекрати! - крикнула я в ужасе. - Ты не можешь этого знать!

  - Бедная девочка. - София со вздохом опустилась на солому и закрыла глаза. - Я видела, как казнили ведьм. Думаешь, обугленные раны у них на теле появляются сами по себе? Это похоже на то, как если бы из них вырывали куски мяса...

  - Заткнись! - рявкнула я, теряя остатки самообладания. - Я здесь уже почти три дня, и никто не пытал меня!

  - Неужели? - язвительно прошептала она, и я поникла, вспомнив жадные руки, слюнявые рты и потные тела моих тюремщиков. Закрыв руками лицо, я без сил легла возле Софии. С ней рядом было все же спокойнее и уже не так страшило общество грязных старушенций и глухонемого оборванца.

  Понемногу мне удалось узнать ее историю. Она жила с теткой на другом конце города; тетка ее торговала овощами и была травницей. Во время чумы они пытались помогать больным, порой выручая на этом немного денег, но не смогли вылечить жену начальника городской стражи. Как подозревала София, это и стало причиной ее ареста. Когда ее схватили, тетки не было дома, и теперь София очень за нее волновалась. Они жили друг для друга, и девушку терзали мрачные предчувствия.

  - Они говорили, что она главная ведьма, - сказала София. - Обещали, что на ее казнь приедет сам кардинал из Милана...

  - Они сказали, что поймали ее?

  - Нет. Но разве она сможет от них скрыться?

  Я видела ее тревогу, ее страх ― не за себя, а за другого человека. Что я могла сделать? Разве только напомнить ей, что лучше бы поразмыслить о собственной судьбе...

  Когда на четвертый день из Рима прибыл назначенный для доследования доминиканский инквизитор, я решила, что один просвещенный человек стоит десятка невежд, которые занимались в нашем городке поисками ведьм. Мне казалось, что я сумею доказать безосновательность возведенных на меня обвинений. Своими мыслями я поделилась с Софией, но она только отмахнулась.

  - Не надейся, что тебя отпустят. Ему платят за каждого еретика, которого он отправит на костер...

  Я рассердилась на нее, но вскоре оказалось, что права была она, а не я.

  Инквизитор оказался невысоким лысоватым человеком с темными внимательными глазами. Его впалые щеки были безупречно выбриты, бледное лицо на фоне черного одеяния казалось восковым. Впервые я увидела его в той небольшой комнате, откуда началось мое знакомство с тюрьмой. Он сидел за столом, а капитан охраны почтительно стоял чуть позади него сбоку. Здесь же у стола сидел и одноглазый дознаватель в рясе, которого я так боялась.

  - Лаура Джиминьяно. - Темные глаза инквизитора обратились на меня. Он слегка улыбнулся и кивнул, приглашая меня сесть. - Здесь написано, что тебя подозревают в ереси.

  - Я не ведьма, синьор.

  - Я этого и не утверждаю. Тебе известно, чем отличается ересь от колдовства?

  Я промолчала.

  - Мне предстоит выяснить истину насчет тебя, - сказал инквизитор. - Скажи, ты ведь не сомневаешься, что колдовство творится при помощи дьявола?

  - Мне трудно об этом судить, синьор.

  - Странно, это общеизвестная истина.

  - Я никогда не интересовалась колдовством.

  Он пристально посмотрел на меня и усмехнулся.

  - Только не говори, что тебя никто никогда не обижал так, что тебе хотелось бы отомстить.

  - Возможно. - Я вспомнила все обиды, которые пришлось вытерпеть за последние дни, и подумала, что месть была бы справедливой.

  - А как может мстить женщина? Кинжал ― оружие мужчины. Женщина мстит ядом, изменой или колдовством. - Его голос стал опасно вкрадчивым. - Так как именно мстишь ты своим врагам?

  - Я не мстительна, синьор.

  Он отложил перо и коротко махнул рукой.

  - Капитан, отведите ее в соседнюю комнату и привяжите.

  Лицо одноглазого скривилось в отвратительной ухмылке.

  - Монсеньор Ринери, я могу приступить к допросу немедленно.

  Внутри у меня все похолодело. Вцепившись в юбку вспотевшими от ужаса ладонями, я широко раскрытыми глазами смотрела на инквизитора. Тот спокойно кивнул.

  - У нас есть время, не будем спешить.

  Капитан схватил меня за руку и потащил к дверям. Я почувствовала, что впадаю в панику. Недоставало еще разреветься, как маленькая, перед этими палачами! У капитана были сильные мозолистые ладони, он мог бы переломать мне кости, если бы я вздумала сопротивляться. Поначалу я думала, что меня снова будут насиловать, но он просто выволок меня в соседнюю комнату, полную каких-то странных приспособлений, и, обмотав мне руки за спиной веревкой, которую перекинул через блок под потолком, дернул их вверх. Это было так больно, что я закричала, и он чуть ослабил веревку.

  - Она не выдержит долго, - пробурчал капитан, когда монсеньор Ринери и одноглазый вошли в комнату.

  - Прошу вас, монсеньор... - Я умоляюще посмотрела на инквизитора. Его лицо осталось непроницаемым. Казалось, зрелище страданий привязанного человека было ему привычно.

  - Если ты будешь честно отвечать на мои вопросы, я тебя отпущу.

  - Я готова. Только не трогайте меня...

  Капитан презрительно хмыкнул и отошел, когда одноглазый взял у него из рук конец веревки.