Это была невероятная и в то же время смешная история, которая могла кончиться трагически, вздумай хотя бы один солдат полоснуть по самолету из автомата. Но больше всего мы смеялись над тем, как майор Лаврентьев, проклиная свою инициативу, сочинял докладную в штаб дивизии, где категорически не хотели верить в случившееся и требовали серьезного отношения к делу.
Со второй половины сентября 1943 года наш полк целиком сосредоточил усилия на обеспечении боевых действий заднепровских плацдармов, захваченных передовыми отрядами наступающих дивизий.
Запомнилось форсирование Днепра в районе Лютежа, впоследствии ставшего исходным пунктом прорыва немецкого [77] фронта и взятия Киева. С высоты нашего полета это было волнующее зрелище. На притихшем западном берегу Днепра вдруг началась ожесточенная перестрелка. Сетка трассирующих пуль густо покрыла небольшой участок берега. Затем там стали рваться гранаты, ударила артиллерия - завязался бой. Мы знали, что наши войска лишь выдвигаются к Днепру, и вдруг на той стороне - настоящее сражение.
- Партизаны, наверно… - неуверенно бросил Казаков, наблюдая за перестрелкой.
- Не похоже, - ответил я, - смотри, как сильно бьет артиллерия. Видать, наши перебрались на тот берег.
- Давай проверим! - загорелся Михаил. - Это же здорово, если пехота здесь уже захватила плацдарм.
Мы прошли над Днепром немного севернее места, где шел бой, примерно на высоте 400 метров. Сомнений не оставалось - наши на западном берегу! От радости я развернул свой пулемет и выпустил всю патронную ленту по немецким огневым точкам. Этой очередью мы как бы открывали счет боевых вылетов на поддержку нескольких плацдармов, захваченных на западном берегу реки.
В штабе полка к нашему докладу отнеслись с недоверием. Начальник штаба водил карандашом по карте, где была нанесена линия фронта - примерно в двадцати километрах от Днепра, и никак не хотел верить тому, что мы только что видели.
- Не может быть, - сомневался он, - это же просто фантазия - перескочить такую реку…
Однако через некоторое время все прояснилось. Оказалось, что взвод пехоты 240-й стрелковой дивизии 38-й армии под покровом ночи на плотах переплыл через реку и уже около суток удерживал за собой захваченный участок. Лихие, отважные ребята! Помню, форсирование великой реки еще больше подняло наш боевой дух, который и без того был высок после только что выигранного Курского сражения. Отныне каждый с удвоенной силой работал, чтобы не дать немцам столкнуть десантников в реку. Сообразно этой задаче строилась вся боевая деятельность полка. Мы летали на бомбардировку стягивавшихся к плацдармам немецких резервов в основном в междуречье Днепра, Тетерева, Ирпени, Припяти, вели интенсивную разведку в интересах 38-й армии, уничтожали штабы, пункты управления, артиллерийские батареи, войска на марше.
Не забыть полет на Чернобыль - небольшой уютный городок, примостившийся на пологом берегу Припяти. Дело в [78] том, что наше командование весьма опасалось движения немцев вдоль Днепра с севера. Войска противника в районе южнее Киева, у букринского плацдарма, были накрепко связаны противостоящими советскими армиями. Что же касается района севернее реки Тетерев, то оттуда вполне можно было ожидать удара резервных немецких соединений. Этому могли способствовать дороги, идущие от Чернобыля на юг. Кроме того, летая на разведку, мы знали, что в район этого города немцы отвели довольно значительные силы после неудачных для них боев у Чернигова.
Приказ нанести удар по Чернобылю был отдан после того, как полк уже сделал боевой вылет в район западнее Лютежа. Погода портилась. Небо затянула сплошная облачность, пошел дождь. Мы предполагали, что вылет полком едва ли возможен, но оказалось, что обстановка требовала иного решения.
Мы летели на высоте 700-800 метров вдоль пустынного и темного берега Днепра над обширной лесистой местностью. Дождь уменьшился, и видимость несколько улучшилась. Кроме бомб под крыльями нашего самолета два САБа. Нам предстояло осветить цель, перед тем как на нее выйдет полк.
Помню, здесь с нами случился небольшой казус, который едва не привел к печальным последствиям.
- Смотри: Припять слева, - вдруг передал Казаков. Он помнил, что от места слияния Припяти с Днепром нам следовало развернуться влево, взять курс 310 градусов и таким образом выйти на Чернобыль. Казаков все время помнил об этом и с нетерпением ждал появления Припяти. Я не на шутку взволновался. Действительно, картина была очень похожей. Но время не совпадало с расчетным! Проверив еще раз свои расчеты, я понял, в чем дело: Казаков принял за Припять реку Тетерев.
- Какой Тетерев? - запротестовал Михаил. - Вон и Чернобыль виден…
Пришлось ему терпеливо разъяснить, что и населенный пункт, просматривавшийся вдали, вовсе не Чернобыль, а Горностайполь.
Наконец Казаков сдался, поняв свою ошибку.
- Извини, штурман, - виновато буркнул он, - черт попутал. Но как похоже! - Михаил, как всегда, был самокритичен. - Хороши бы мы были, осветив совсем не ту цель…
Как и планировалось, на Чернобыль мы зашли с востока вдоль дороги, идущей от Чернигова. Город лежал, погруженный [79] в полную темноту - ни пятнышка, ни проблеска света. Спит или притаился в ожидании удара с неба…
САБы по заданию нам следовало повесить над юго-восточной окраиной города, но в темноте и дожде, который непрестанно сеял из облаков, его окраины так плотно сливались с лесом, тропами и дорогами, что я поначалу никак не мог определить точку сброса. Уже собирался было делать второй заход, как вдруг под нами взвились две осветительные ракеты. Дома, улицы, сады стали видны как днем. Тотчас и обе мои бомбы соскользнули с держателей. Белый свет залил городок.
Невольно поймал себя на мысли: какое красивое зрелище! Дома утопают в зелени, крыши едва видны среди обширных садов, ровные улицы вплотную подступают к спокойным водам двух рек… Но долго любоваться не пришлось. Снизу часто заработали пулеметы, ударили зенитки. Часть из них вела огонь не только по нашему самолету, но и по тому месту, откуда навстречу нам взвились ракеты. А через несколько минут на улицах Чернобыля начали рваться бомбы подоспевших экипажей полка. В ряде мест вспыхнули пожары, еще интенсивнее заработали пулеметы. Небо над городом стало похоже на фейерверк…
Вспоминая сейчас подробности этого боевого вылета, никак не могу отделаться от мысли о чернобыльской трагедии. Так и стоит перед глазами этот уютный украинский городок среди лесов и полей, дважды испытавший жестокие удары судьбы: тогда, в сорок третьем, и теперь, в восемьдесят шестом.
Конец октября и начало ноября запомнились боевым прикрытием маневра 3-й гвардейской танковой армии и нанесением бомбовых ударов по восточному пригороду Киева - железнодорожному узлу Дарница.
Дело обстояло так. После того как попытка наступления на Киев с юга, с букринского плацдарма, закончилась для нас провалом, было принято смелое с точки зрения оперативного искусства решение - перебросить 3-ю гвардейскую танковую армию и ряд других соединений на лютежский плацдарм, как говорилось в решении Ставки Верховного Главнокомандования, «с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом». Тот маневр предстояло провести скрытно. Поэтому были приняты все меры дезинформации противника и отвлечения его внимания от самой передислокации. [80]
Наша вторая эскадрилья получила задание с наступлением темноты и до утра беспрерывно летать вдоль левого берега Днепра, чтобы заглушить шум танковых моторов и лязг гусениц. Танковая армия совершала марш на расстояние около двухсот километров, и вот весь этот путь мы должны были прикрыть своими полетами.
Высота для всех 50 метров. Каждый экипаж получил конкретно зону барражирования - их было девять. Чтобы не терять времени на заправку, танкисты армии генерала Рыбалко организовали для нас три посадочные площадки с запасом горючего в бензовозах.