С помощью югославских товарищей бортмеханик отсоединил поврежденные узлы шасси и горько развел руками:

- Сваривать надо, а где это сделать?

- Сделаем, - ответил командир роты. - В горных пещерах у нас есть ремонтные мастерские.

Партизаны слово сдержали, они привезли отремонтированные детали. Тем не менее восстановить корабль без помощи с базы не представлялось возможным. Требовалась новая стойка шасси и концевая часть крыла - консоль.

Владимиру Павлову и поручили срочно доставить техников к месту аварии и необходимые детали, чтобы отремонтировать шасси и консольную часть крыла самолета. Дорог был каждый час. Хотя днем самолет маскировали кустарником, нельзя было ручаться, что гитлеровская авиация не обнаружит его.

Метеорологическая обстановка в тот день была весьма сложной. Только зная летное мастерство, находчивость и мужество Павлова, командование решило направить его в такую погоду на выручку потерпевшего аварию пилота. И он его выручил.

Слоисто- кучевые облака обволакивали горные вершины Балкан, образуя под самолетом сплошной белый ковер, непроницаемый и безбрежный, похожий на арктический пейзаж. По склонам гор облака медленно стекали в долины, заполняя их. Изрядно болтало. Эту неприятную болтанку и мощно-кучевое развитие облаков на большой высоте пришлось крепко ощутить и экипажу моего самолета, отправившегося в ту же ночь к словенским партизанам.

Русский экипаж в воздухе!

Позже нам рассказывали, что, когда Павлов был уже в воздухе, в союзническом клубе «Империал» шли споры: полетят русские в столь скверную погоду выручать своего товарища или нет? Заключено было даже пари на три бутылки виски. В момент, когда спорившие ударили по рукам, в клуб вбежал американский офицер связи. [69]

- Русский экипаж в воздухе! - воскликнул он, едва успев перешагнуть через порог.

- Три бутылки виски! - обрадованно крикнул буфетчику выигравший пари.

- В такую погоду могут летать только русские! - сокрушенно заметил проигравший капитан.

Павлов приближался к цели. Он не сомневался, что ошибки на сей раз не произойдет - посадочные знаки будут размещены правильно самим Трофимовым. Так оно и было. Павлов по расчету времени вышел на условную цель, снижаясь, погрузился в туманное месиво, пробил облачность и, присмотревшись с высоты птичьего полета к стартовым сигналам, мастерски приземлился на партизанской площадке Бойник точно у посадочного «Т».

Дружеские объятия, крики радости…

Прибывшие техники выгрузили боеприпасы для югославских партизан, запчасти, инструменты и без промедления, ночью, приступили к ремонту.

Всякий пилот, хотя бы раз побывавший на партизанских площадках, перед стартом вменял себе за правило проверить полосу взлета и окружающие ее подходы. Осмотреть прилегающую к площадке местность и заранее прикинуть наиболее подходящий вариант, куда спланировать на случай прерванного взлета или вынужденной посадки.

Здесь, на Бойнике, положение несколько облегчалось: экипаж Трофимова мог рассказать все подробно. Теперь летчики неторопливо беседовали. Трофимову хотелось услышать новости о боевых делах друзей, как воспринята командованием его неудачная посадка. А Павлова интересовала обстановка в этом районе и как лучше отсюда выбраться.

- Утром мы побродили по окрестным склонам гор, - говорил Трофимов, - но после обеда резкий ветер нагнал тучи и полил такой противный дождь, что, казалось, и речи не могло быть ни о каком полете.

В темно- сером сумраке растворились ступенчатые очертания гор с прорезанными в них впадинами и морщинистыми складками в лесных накидках. К востоку горы круто поднимались ввысь, сливаясь голыми вершинами с наседавшими на них облаками.

Мысль о трудном взлете не покидала пилота, поэтому он, слушая Трофимова, сам внимательно оглядывал [70] местность и все старался примечать. Павлов узнал, что в этот партизанский отряд стекались американские летчики, покинувшие свои боевые корабли, подбитые во время бомбардировок Вены и Будапешта.

Вскоре к Владимиру Павлову подошел старший из американских офицеров.

- Вери гуд, кэптен! - сказал он, пожимая советскому авиатору руку. - Вы совершили поистине героическую посадку! Я, если бы сам того не видел, никогда не поверил бы: прилететь в ужасную погоду, ночью разыскать в горных долинах едва заметные костры, сесть на такой, с позволения сказать, аэродром!…

Американский офицер передал просьбу своего командования: взять на борт самолета и доставить на авиабазу в Бари экипажи пострадавших кораблей. Павлова окружили американские пилоты: дружеские рукопожатия, поздравления и неизменные возгласы: «Вери найс, кэптен!»

Владимир растерянно смотрел по сторонам.

- Сколько же вас собралось, «безлошадных»? - спросил он у старшего американского офицера.

- Тридцать два человека, и все хотят лететь.

Павлов насупился:

- Но ведь на «Дугласе» только двадцать одно пассажирское место!

Американец развел руками.

- Мы знаем это, - сказал он. - Как только вы произвели посадку, мы организовали жеребьевку и по рангам отобрали двадцать одного пассажира. Остальные подождут следующей оказии. Прилетят же когда-нибудь сюда и наши, не все же будет держаться такая плохая погода, - добавил он, глубоко вдохнув горный воздух.

Павлов успокаивающе похлопал его по плечу:

- Конечно, прилетят.

Бортмеханик заканчивал предполетный осмотр самолета. Лица окружавших Павлова американских пилотов отчетливо выражали их чувства: те, кому выпал счастливый жребий, были веселы и оживленны, остальные грустно топтались с поникшими головами.

Павлову стало не по себе, жаль боевых друзей! У многих в Бари жены и дети, волнуются, ждут.

Советский пилот заметил, что среди американцев есть хромые, они, очевидно, натерли ноги, пробираясь [71] по холмам и ущельям в поисках югославских партизан; только этот тернистый путь избавлял американские экипажи от фашистского плена. Некоторые были с забинтованными глазами… Как же быть все-таки? Всем им хочется после мытарств поскорее попасть на свою авиабазу, все этого одинаково заслужили.

Павлову припомнилось, как, летая в партизанские тылы на советской земле, он брал на борт «Дугласа» подчас и по тридцать раненых бойцов. Но там не было гор.

Второй пилот Костин прервал раздумья своего командира:

- Разрешите принять на борт самолета пассажиров? Машина разгружена, к полету готовы.

Павлов молча кивнул головой. «Счастливчики» сразу заняли места. Механик Александр Князьков готовился прогревать моторы перед стартом. «Несчастливцы» столпились у трапа, дружески напутствуя товарищей.

И Павлов решился. Он сделал жест, предлагая и остальным американцам сесть в самолет. Те не заставили себя упрашивать - мигом разместились кто где мог. Пробираясь в пилотскую кабину, Павлов невольно усмехнулся: вот уж поистине как сельди в бочке…

Старший из американских офицеров спросил:

- Неужели мы все полетим? Ведь в «Дугласе» лишь двадцать одно место! Фирма гарантирует только такое число пассажиров…

Он показал на пальцах: можем разбиться.

Павлов сказал: «О'кэй!» - помахал рукой американцу, улыбнулся и пошел к штурвалу.

Штурман, находившийся в момент взлета в пассажирской кабине, потом рассказывал:

- Все, кто сидел ближе к окнам, прильнули к иллюминаторам, глядя в ночь. Сами они летчики - знают, что машина против паспорта с гарантией фирмы перегружена в полтора раза. Самолет стал разбегаться, вот-вот машина пойдет на отрыв. А они сидят словно оцепеневшие. Ждут: что-то будет дальше? Полоса взлета с воробьиный нос, да и горы кругом, по прямой не выберешься на высоту, надо обязательно делать круг над площадкой. А лететь всем хочется…

Павлов уверенно разогнал машину, на безопасной скорости поднял тяжело груженный корабль в воздух, заложив в наборе высоты большой крен, с тем чтобы вовремя [72] уйти от надвигающейся возвышенности, и лег на курс - в Бари. Когда перегруженная машина повисла в воздухе, пассажиры молча переглянулись - сейчас будет крышка. Старший же офицер в недоумении пожал плечами: все обошлось благополучно, оторвались и не упали на обочине площадки, не врезались в кромешной тьме в гору.