Старые знакомые
В древнем и поэтичном городе Дубровнике, который мне довелось посетить после войны, в 1961 году, на торжественном приеме, устроенном в честь делегации Советского комитета ветеранов войны, ко мне подошла уже не очень молодая женщина и спросила:
- Узнаете меня? Я с вами виделась во время войны в Никшиче. Мы тогда были актерами…
- Вы актриса? - спрашиваю ее.
- Нет, сейчас я домохозяйка, у меня двое детей… Зовут меня Соня.
- Вы оставили свою бывшую профессию?
- Нет, по специальности я агроном…
- Значит, пришлось переквалифицироваться?
- Нет, нет! Тогда, во время войны, мы, девчонки, все были актрисами. Как и другие соотечественники, мы радовались каждому вашему прилету и хотели сделать приятное советским друзьям. Помню, как первый советский самолет прилетел в Никшич - встретили мы его песнями и плясками. Тогда мне было всего шестнадцать лет, - вздыхая, вспоминала милая Соня.
Гляжу на нее, и, словно в рассеивающемся тумане, все четче и четче проглядывают штрихи той встречи… Сильные партизанские руки. Полевые цветы и девичьи песни. Несколько стройных девчушек стояло у самого самолета. Помню, конечно, помню! Разве это можно забыть?…
А Муромцев все снимает и снимает. Сколько он еще переведет пленки? Видно, наш прилет для него сущая находка: прелестный пейзаж и суровая боевая обстановка - в горной долине виртуозно барражируют истребители. Лихие танцы партизан. Размещение раненых в самолете… Ведь это могут быть кадры будущей картины, которую, вероятно, Муромцев уже задумал…
Отснятые ролики кинопленки он передал мне.
- Пожалуйста, переправьте их в Москву на студию кинохроники… Хорошо? - застенчиво сказал он.
- Постараюсь. Пожалуйста, не беспокойтесь.
Почему я так легко запомнил этот короткий разговор? Наверное, потому, что Муромцев понравился мне с самых первых минут.
Немного позже мой экипаж снова летел на задание [134] под прикрытием истребителей. Только теперь по другому маршруту и в другое место - в город Гацко. И опять мы встретились с Муромцевым, который к этому времени отснял уже не одну сотню метров пленки. Он передал мне полный ящик металлических кассет и вновь попросил переправить «эту работу» в Москву.
То была моя последняя встреча с Муромцевым на югославской земле. Выглядел он усталым, чуть возбужденным. Дел у него было много и планов - тоже. Но говорил об этом мало - стеснялся.
Встречи с Муромцевым - очень дорогие моему сердцу воспоминания о боевой работе в горах Югославии.
Одни, обычно поседевшие, ветераны говорят: «Война, война…», словно она закончилась не в мае 1945 года, а только вчера. Другие, обычно сыновья ветеранов, толкуют: «Опять старики завели про войну». Но ведь и молодые стареют - повзрослеют и эти. И тогда непременно поймут, что минувшая война была особая, Отечественная. Линия фронта пересекала не поля и реки, а наши сердца и судьбы нашей Родины…
Вот и сейчас я вспоминаю московского кинооператора Муромцева… К великому горю, он, как и миллионы других, не дожил до победы - погиб, как солдат, в бою. А я с ним недавно опять свиделся: в который раз глядел фильм «Югославия», в который вошло много чудесных съемок Муромцева… Сидел в зале и чувствую, как под сердце подкатило: неужели Муромцева нет? На следующий день кинулся искать - написано что-нибудь об этом славном, милом, застенчивом и отважном воине? Не нашел, и так мне стало неловко…
А почему я снова смотрел кинофильм «Югославия»?
После войны я написал книгу воспоминаний «10000 часов в воздухе». В ней немало страниц о полетах к югославским партизанам. Мне хотелось проиллюстрировать книгу. Я вспомнил Виктора Муромцева и его съемки. Рассказал об этом в издательстве «Детская литература», которое готовило книгу к выходу в свет. Художественный редактор М. Д. Суховцева разыскала в киноархиве эти ленты и отобрала нужные кадры, которые теперь представляют несомненную ценность.
О Викторе Муромцеве хочется, нужно рассказать подробнее - люди не вечны, книги - да… Как он попал в Югославию, что с ним там было? [135]
Чуково поле
Ночью 25 июня 1944 года на бомбардировщике Б-25 под управлением Героев Советского Союза К. М. Кудряшева и штурмана Ф. С. Румянцева они пересекли Карпатские горы, многоводный Дунай, Восточно-Сербские горы, высокий Дурмитор и, придя наконец в долину Чуково поле (Черногория), стали искать цель № 5, обозначенную кострами.
Здесь должен был находиться майор П. Коваленко. К нему и направлялись два кинооператора: Владимир Ешурин и Виктор Муромцев. Первый был уже широкоизвестным и опытным мастером своего дела, он снял не одну документальную картину, начиная с испанских событий 1936 года. Второй в войну только закончил институт кинематографии. Молодой оператор начал свою боевую и творческую деятельность у ленинградских партизан, а затем, в 1944 году, вместе с Ешуриным прилетел в Югославию.
Как тогда десантники летали на бомбардировщиках, хорошо рассказал поэт К. М. Симонов. Будучи военным корреспондентом, он летал через территорию Югославии в Бари и написал об этом запомнившееся мне стихотворение:
Мы летели над Словенией,
Через фронт, наперекрест,
Над ночным передвижением
Немцев, шедших на Триест.
Словно в доме перевернутом,
Так. что окна под тобой,
В люке, инеем подернутом,
Горы шли внизу гурьбой.
Я лежал на дне под буркою,
Словно в животе кита,
Слыша, как за переборкою
Леденеет высота.
Ночь была почти стеклянная,
Только выхлопов огонь,
Только трубка деревянная
Согревала мне ладонь.
Ровно сорок на термометре
Ртути вытянулась нить.
Где- то на шестом километре
Ни курить, ни говорить,
Тянет спать, как под сугробами,
И сквозь сон нельзя дышать,
Словно воздух весь испробован
И другого негде взять. [136]
Хорошо, наверно, летчикам:
Там, в кабине, кислород -
Ясно слышу, как клокочет он,
Как по трубкам он течет.
Чувствую по губ движению,
Как хочу их умолять,
Чтоб и мне, хоть на мгновение,
Дали трубку подышать.
Далеко Мир. Далеко дом,
И Черное и Балтика…
Лениво плещет за окном
Чужая Адриатика.
Достигнув цели № 5, самолет круто пошел на снижение, описывая своеобразную «воронку». Высота - 600 метров. Прозвучал сигнал, раскрылся бомболюк, и вниз полетели один за другим два кинооператора. Над их головами были белоснежные купола парашютов и темно-синее небо Черногории…
Ешурин первым ощутил ногами высохшую землю - он умело приземлился на ровном поле. Их здесь ждали. Вслед за операторами на парашютах сбросили пять грузовых мешков с киноаппаратурой и пленкой.
Мешки хотя и падали последними, но место приземления было известно, их сразу подобрали. А Виктор все не появлялся. Представляете, как переживали старший кинооператор и встречающие? Всю ночь они ждали Муромцева, но так и не дождались. Стряслась беда, не иначе.
Он обнаружился лишь на третьи сутки. Из деревни Жобляк местные жители привели его на костылях в лагерь партизан.
Муромцев неудачно приземлился: под ногами оказалась терраса скального грунта, и он крепко повредил ногу. На месте приземления и лежал.
Югославы встретили советских товарищей по-братски. Здесь в то время формировался второй пролетарский корпус, командиром которого был Пеко Дапчевич.
Советские операторы снимали партизан, рядовых и командиров, в походах, в боевых засадах, пленки не жалели.
Три дня верхом на лошадях, с вьюками снаряжения, козьими тропами они переваливали Синявины горы, чтобы пробраться в город Калашин, где был расквартирован штаб части НОАЮ. На горном пути было [137] много интересных встреч и впечатлений, которые кинооператоры не пропускали.
На пленке был запечатлен, в частности, георгиевский кавалер старик Чича Секулев, который еще в первую империалистическую войну служил знаменосцем в старой югославской армии, за что и был удостоен русской награды - Георгиевского креста. Он гордился этой наградой, так как здесь он был, пожалуй, первый югослав, который имел контакт с русскими…