нехватить до Москвы (история авиации знает немало таких случаев, иногда

заканчивающихся катастрофой).

В среднем полет шел на высоте 5 000 метров, но иногда потолок повышался до 7

000 метров. Естественно, что долго лететь в разреженной атмосфере было трудно, и

летчики широко пользовались кислородными приборами.

Точные вычисления показали, что весь путь в 5018 километров Коккинаки

проделал со средней скоростью в 325 километров 257 метров в час. Таким образом, он

превысил сразу три международных рекорда: скорости полета на 5000 километров без

нагрузки, с грузом в полтонны и грузом в тонну. Результаты были прекрасные.

Коккинаки, однако, считал, что машина показала еще не все свои возможности, а

экипаж тем более. Он обратился в Народный комиссариат оборонной промышленности

с просьбой разрешить ему еще один дальний скоростной беспосадочный полет. Ему

ответили: «Готовься, а там будет видно». Началась энергичная подготовка. Вся работа

велась непосредственно на заводе. И лишь после того, как самолет был полностью

проверен, его передали на аэродром.

За несколько дней до старта на восток экипаж совершил испытательный дальний

полет с полной нагрузкой по маршруту Москва — Киров — Москва без посадки.

Испытание было сдано, самолет вел себя отлично, все оборудование работало

нормально и безотказно.

Во всей подготовке Коккинаки принимал непосредственное участие. Верный

своему обычаю проверять все до последнего винтика, он не покидал аэродрома. Лично

проверил и испытал качество горючего, резину, поставленную на колеса, сам опробовал

работу новых моторов, проконтролировал установку дополнительных баков, наблюдал

за монтажем приборной доски. По его указаниям бригада, готовившая машину,

произвела некоторые переделки в самолете.

Владимир Константинович сам проверил весь аэроплан до последнего винтика,

убедился в прочности, надежности и целесообразности всего оборудования и только

тогда заявил наркому о готовности к старту.

Прошла неделя. Коккинаки ждал ответа. Ночью 15 июня 1938 года у него в

квартире зазвонил телефон. Летчик снял трубку и сказал:

— Слушаю, Коккинаки.

— Говорит Сталин. Здравствуйте! — ответил спокойный голос.

Летчик сразу понял, что сейчас будет окончательно решен вопрос о перелете.

— Как ваше здоровье, товарищ Коккинаки? — спросил Иосиф Виссарионович.

Пилот ответил, что чувствует себя крепким и бодрым, готов к любому рейсу, к

любому перелету и ждет только разрешения.

— Вы отдыхали в этом году? — снова спросил товарищ Сталин.

Коккинаки повторил, что чувствует себя превосходно.

— Как идет подготовка самолета к перелету? — спросил товарищ Сталин.

Летчик коротко доложил о полной готовности машины, ее возможностях,

проведенных испытаниях. Иосиф Виссарионович начал расспрашивать о трассе — не

трудна ли она, все ли продумано до мельчайших деталей.

— Конечно, — ответил Коккинаки, — мы все продумали и проверили. Не

беспокойтесь, Иосиф Виссарионович, успех будет за нами.

— Я не об успехе беспокоюсь, — ответил товарищ Сталин, — а о вас.

Летчик поблагодарил товарища Сталина за внимание, за непрестанную заботу.

Иосиф Виссарионович пожелал успешно закончить подготовку к перелету и сказал, что

так как он не сомневается в серьезности и тщательности подготовки, то решение о

вылете экипаж должен принять сам.

— Но все же, — сказал в заключение товарищ Сталин, — перед отлетом зайдите

ко мне. Мы пожелаем вам счастливого пути.

Погода на трассе не радовала. Циклоны тянулись один за другим, стояла низкая

облачность, дули неблагоприятные ветры. Синоптики упорно отказывались от

предсказания хорошей метеорологической обстановки.

Коккинаки, решив, что хорошей погоды все равно не дождаться, назначил старт на

27 июня.

Накануне вечером он был в Кремле. Его приняли товарищи Сталин и Молотов.

— Ну, как дела? — спросил товарищ Сталин.

Коккинаки доложил о готовности самолета, о состоянии погоды на трассе и

сообщил, что намерен завтра утром стартовать. Товарищ Сталин попросил рассказать о

готовности машины, о состоянии здоровья экипажа, о трудных этапах перелета.

Коккинаки ответил, что путь весьма труден, но вполне преодолим.

Товарищ Молотов просил подробно рассказать о трассе. Летчик ответил на вопрос

и попутно сообщил о практическом значении перелета для обороны страны. Товарищ

Сталин предложил ни в коем случае не рисковать, при малейшей опасности прекратить

полет. Коккинаки обещал.

Путь и впрямь был весьма нелегкий. От Москвы на Дальний Восток экипаж

решил лететь по ортодромии, т. е. по прямой кратчайшей линии. Эта воздушная дорога

шла далеко в стороне от существующей трассы гражданского воздушного флота. Путь

тянулся над безлюдной тундрой, необитаемой тайгой, малоисследованными горными

хребтами. Вся местность чрезвычайно бедна ориентирами, во многих местах даже реки

нанесены на карту пунктиром.

Штурману Бряндинскому предстояла сложная задача вести самолет строго по

прямой, не уклоняясь в сторону ни на один километр.

И вот наступил день 27 июня. Стартовать решено было со Щелковского

аэродрома, со знаменитой бетонной дорожки, прозванной «Дорогой героев». Отсюда, с

этой бетонной полосы, уходили на север самолеты Чкалова, Громова, Леваневского;

отсюда не раз уносился ввысь и серебристый моноплан Коккинаки.

Самолет был готов к старту. Трактор медленно повел ярко красную машину по

бетонной дорожке к взлетной горке. Она остановилась у подножья горы, широко

распластав могучие крылья, на которых огромными буквами было выведено слово

«Москва». По Щелковскому шоссе из города мчались автомобили с родными, друзьями

и знакомыми летчика.

За час до старта экипаж ушел завтракать. Врач предложил куриные котлеты, кофе,

чай. Коккинаки от всего отказался и выпил один стакан кофе.

Экипаж вернулся к самолету. Из Москвы привезли стопку свежих номеров

«Правды», которые летчики решили привезти на Дальний Восток с такой быстротой, с

какой газеты еще никогда в те места не доставлялись. Спортивные комиссары

опечатали бензиновые баки и укрепили приборы, контролирующие полет самолета.

Александр Бряндинский высунулся из кабины и крикнул:

— Ну, поплыли, вроде? Пока.

Гулко заревели моторы. Коккинаки сел к штурвалу, пристегнул парашют,

устроился поудобнее и взмахнул рукой. Из-под колес убрали башмаки, дорожка была

очищена от провожающих. Летчик дал газ, и самолет начал разбег.

Машина, ускоряя движение, неслась строго по середине бетонной полосы. Не

отклоняясь ни на иоту в сторону, самолет промчался мимо провожающих и взлетел.

Через минуту он скрылся на востоке.

Вся страна следила за его движением вперед.

Сразу же за Москвой самолет встретил облака и проливной дождь. Экипажу

пришлось снизиться до 100 метров. Постепенно облака все более прижимали машину к

земле. Высота полета упала до 50, затем до 30 метров. Наконец, Коккинаки пошел

бреющим полетом. Так летели почти до Кирова. Ближе к Уралу погода немного

прояснилась. Но, перевалив Уральский хребет, летчики опять попали в грозовые тучи и

дождь.

За Обью началась унылая безлюдная тундра. Самолет шел в облаках. Изредка в

разрывы облаков видна была угрюмая местность. Ни деревень, ни избушек, ни дорог —

пустыня.

Высота полета постепенно увеличивалась. В районе Бодайбо самолет шел уже на

высоте 7 000 метров. В облачные окна проглядывают дикие скалистые вершины,

глубокие ущелья, подернутые дымкой тумана. Почти все время экипаж летел, не видя

земли. Очень часто приходилось переходить на слепое пилотирование и слепую