Бегут минуты, Брендон тихонько поглаживает девушку по щеке, баюкает. Раттлер заинтересованно пододвигает к себе стопку книг, лежащих на краю стола. В основном — труды по анатомии в рисунках и схемах.

— Элизабет, что это за книги?

— Анатомия, — нехотя отзывается она. — Сэр Уильям, я не могу это учить. Мне гадко. А Стивенс говорит, что если не выучу за две недели…

Девушка вздыхает и умолкает. Брендон осторожно отстраняется, садится перед ней на корточки.

«Элси. Расскажи, что здесь происходит. Пожалуйста», — просит он.

— Меня посмотрел доктор. Сказал, что все хорошо, но я попросила, чтобы он сказал, что все плохо. Стивенсу на слова доктора наплевать, — монотонно повествует Элизабет, не выпуская руки Брендона. — Ну… мы с ним деремся, видишь вот. А позавчера меня познакомили с сенатором Баллантайном. Брендон, можно я дальше не буду рассказывать, пожалуйста?

Он мрачно кивает, привлекает ее к себе. Элизабет шепчет:

— Я его боюсь. Он… чудовищный.

Брендон смотрит на генерала прямо и зло. «Вы слышите? — говорит его взгляд. — Чем вы, второй человек в империи, можете повлиять на ситуацию?» Раттлер молчит, думает.

— Родной, расскажи, как ты. У тебя очень усталый вид, — просит Элизабет.

«Элси, я работаю над транслятором. День и ночь, надеясь… глупо, конечно, но я верю, что, если сделаю заказ в срок, император будет снисходителен к тебе. Во мне живет надежда, что наш самодержец откажется от планов на тебя. Поймет, что нельзя…»

— Брендон. Не обманывай себя и ее, — негромко говорит Раттлер. — Император — это государство. Это система. С ней не торгуются, она глуха к мольбам маленьких шестеренок.

— Но вы же… — начинает Элизабет и тут же умолкает.

— Я делаю все, что могу, девочка. Но я не всесилен, — покаянно разводит руками сэр Уильям.

Девушка понимающе вздыхает, подтягивает шерстяной носок.

— Брендон… Мы играем в игру, в которой нам не выиграть, да?

Перерожденный грустно кивает.

— Есть только один способ это остановить. Игра прервется, если один из игроков выйдет из нее. Верно?

«Да», — отвечает он, помедлив.

— Любимый, дописывай свою программу спокойно. От меня покорности они не дождутся.

— Что за мысли, Элизабет?! Подумай о ребенке!

Элизабет Баллантайн улыбается разбитыми губами.

— Мы с малышкой все равно умрем. Если не от темного знания, так нас убьют по приказу императора. А я ада боюсь, сэр Уильям. Больше, чем виселицы.

«Нет никакого ада! — отчаянно жестикулирует Брендон. — Был бы — я бы знал!»

— Ад — это не место. Это последствие поступка, который я не хочу совершать. Простите. Я свой выбор сделала.

— Стивенс, я требую ответа. Кто дал вам право поднимать на девочку руку?

Раттлер в ярости. Эхо его зычного баса мечется в коридорах, заставляя всех присутствующих в здании озираться и тревожно прислушиваться.

— Какого дьявола вы позволяете себе распускать руки, позорите честь мундира? Это поступки мужчины?

Полковник расправляет плечи и невозмутимо отвечает:

— Я выполняю приказ. В приказе значилось: «заставить любой ценой».

— Если этой ценой окажется жизнь Элизабет или ее ребенка, я расстреляю вас собственноручно! Или вы настолько тупы, что не понимаете, что от ее состояния зависит конечный итог вашей работы? Угрозы, побои — какими методами еще вы готовы воспользоваться?

— Господин главнокомандующий, вы то бледнеете, то краснеете. Нервы вредят вашему здоровью, мой генерал. Позвольте предложить вам коньяку?

Стивенс подходит к окну, берет с подоконника бутылку дорогого коньяка и два бокала. Раттлер стоит, опершись ладонями на стол, старается выровнять дыхание.

— Сердце пошаливает? — участливо интересуется полковник. — Сэр, в вашем возрасте надо беречь себя от потрясений. На вас и так слишком много обрушилось за последнее время. Угощайтесь, сэр Уильям. Прекрасный коньяк, мне привезли из…

Он умолкает, щелкает пальцами, припоминая.

— А, не важно. Это действительно хороший коньяк. Хотите видеть мои методы работы? Très bien. Я предлагаю вам через неделю подъехать и поприсутствовать при обучении вашей подопечной. Девица отвратительно воспитана, глупа и постоянно закатывает истерики. Пришлось разок ударить ее, чтобы привести в чувство. Не рассчитал силы, виноват. Но такого больше не повторится, — примирительно добавляет он.

Раттлер брезгливо морщится.

— Идите к дьяволу со своим коньяком.

— Как изволите, сэр.

Взгляд генерала останавливается на листе бумаги, лежащем на столе Стивенса. Он берет его в руки, еще раз пробегает взглядом по строчкам.

— Живой ягненок, сорок черных свечей, стилет, мел… Что это за чертовщина, полковник?

— Заказ Баллантайна. Сказал, что необходимо для проведения ритуала перерождения.

Генерал возвращает бумагу на стол, идет к двери.

— Сэр Раттлер, — останавливает его Стивенс.

— Что вам еще от меня нужно?

— Хотел сказать, что ваша дочь, возможно, жива. — Он внимательно наблюдает за лицом главнокомандующего, ожидая реакции, и продолжает: — Я ее подвез до города и отпустил. Так что дайте ориентировку отряду ликвидаторов, господин генерал.

Раттлер смотрит в пол, его лицо остается строгим, не выражает ни удивления, ни радости. Он качает головой и коротко бросает:

— Спасибо. Распоряжусь. До встречи через неделю. Без меня никаких ритуалов с участием Элизабет! Даже в качестве зрителя, полковник.

— Слушаюсь, сэр. Еще один момент, господин главнокомандующий.

— Что еще?

— Сенатор Баллантайн просил о встрече с его куклой. Я сказал ему, что посодействую, и взял с него обещание сотрудничать с нами.

— Говорите об этом с Брендоном. Ему решать, хочет он встречи с Байроном или нет, — отмахивается сэр Уильям.

— Не думаю, что в этом вопросе стоит учитывать мнение куклы.

Генерал покидает рабочий кабинет Стивенса, поднимается на третий этаж. У двери в конце коридора скучает надзиратель. Увидев главнокомандующего, охранник тут же отпирает замок. Брендон все так же сидит на койке, девушка дремлет, лежа головой у него на коленях. Солнечный заяц из стеклянного шара на столе давно переполз в угол комнаты.

— Элизабет, — окликает генерал.

— Да, сэр Уильям?

— Нам пора уходить. Я приеду к тебе через неделю. Мне обещано, что за это время никаких твоих встреч с Байроном не будет и Стивенс к тебе не прикоснется. Я тебя очень прошу: продержись. За это время я придумаю что-нибудь.

Генерал дожидается Брендона за дверью, давая возможность им с Элизабет попрощаться без свидетелей. Они выходят на улицу, и Раттлер нехотя сообщает:

— Тебя хочет видеть Байрон. Стивенс настаивает на вашей встрече.

«Сейчас?»

Сэр Уильям разводит руками.

— Ты можешь отказаться.

В комнату под крышей водонапорной башни Брендон поднимается один. Двое охранников у двери рассматривают его с нескрываемым интересом, нарочно долго возятся с замком и засовом.

— Сенатор Баллантайн, к вам посетитель, сэр. У вас десять минут.

Байрон сидит в кресле и листает толстую тетрадь в темном кожаном переплете. Брендону достаточно одного взгляда, чтобы узнать единственный уцелевший дневник Кэрол.

«Здравствуй. Зачем звал?» — равнодушно спрашивает перерожденный.

Баллантайн бросает тетрадь на стол, потягивается.

— Здравствуй, мой ангел. Надо же, действительно цел и невредим.

«Зачем звал?» — повторяет Брендон.

— Подойди вон к тому окну. Посмотри.

Брендон послушно выглядывает. Байрон следит за ним, не вставая с места, удовлетворенно кивает. Услышав тихий смешок, Брендон оборачивается.

«Чему ты радуешься?»

— Я увидел именно то, что хотел. Выражение твоего лица. То, как ты смотрел на ее окно. Все, можешь уходить. Я нашел то, что мечтал заполучить столько лет.

Перерожденный медленно сжимает кулаки, и этот жест вызывает у сенатора презрительную усмешку.

— Что задергался, ангел мой? Иди, иди. Только помни, что я всегда добиваюсь своих целей.