Рассуждать можно было сколько угодно, но ничего, кроме почему-то окончательно испортившегося настроения, эти думы мне не принесли. В довершение я ещё вспомнила отца, и мне стало совсем стыдно. Лучше ему, наверное, не знать, что я выжила; потому что больший позор, чем спасение меня людьми, я на его голову навлечь не могла.

Решительно отгоняя мрачные мысли, я рывком встала и принялась изучать пожертвованные людьми вещи. Там обнаружились удобные свободные штаны универсального покроя с карманами, курточка с воротником-стоечкой под горло (в каких щеголяли все мужчины на корабле), плюс какой-то мягкий комбинезон непонятного назначения; всё это — тёмно-синего цвета. Ещё имелись три смены нижнего белья (причём только трусиков), три обтягивающих чёрных кофточки с неглубоким вырезом и коротким рукавом (насколько я помнила, это называлось «футболка») и три пары носков.

И ботинки. Высокие удобные чёрные ботинки на нескользящей подошве. Обувь, которую я ненавидела всю свою сознательную жизнь: у меня от них почему-то ужасно болели ноги. Мне одно непонятно, почему при такой разнице менталитетов и мировосприятия форменная обувь у нас настолько одинаковая, что как будто изготовлена на одной фабрике?! Я на всякий случай поискала бирку изготовителя; нет, сделано это было на территории Коалиции.

Ботинки были похоронены на нижней полке шкафа. Я лучше похожу босиком, чем нацеплю это пыточное приспособление! Что касается одежды, бельё оказалось вполне универсальным и село вполне комфортно; благо, какой-то добрый человек сделал его с низкой посадкой, и не пришлось делать дырку под хвост. Вся остальная одежда была слегка великовата, но, в целом, после всё тех же доработок под пятую конечность должна была сесть нормально. Штаны, кстати, оказалось возможным носить и так; слишком низко, конечно, и с точки зрения человеческих обычаев почти неприлично, но сверху можно было натянуть длинную футболку.

Вещи отправились в шкаф, а за маленькой дверцей в углу комнаты действительно обнаружилась небольшая, но очень уютная ванная комната. Там даже имелась портативная чистящая система со встроенной сушилкой, которой я и скормила свою собственную одежду, каким-то чудом без потерь пережившую все мытарства.

Разобравшись с системой мытья и как следует приведя себя в порядок, чему здорово поспособствовала найденная здесь же расчёска с крупными зубьями, я пришла к выводу, что очень хочу спать. И решительно отправилась осваивать просторы новой кровати.

Проснулась я вновь от чувства голода. Того же самого, которое сопровождало моё предыдущее пробуждение, и очень удивилась. С моими пропорциями и весом я обычно ела очень мало, чем всегда вызывала неудовольствие нашей домовухи и неодобрение матери, но больше пары ложек в меня влезало очень редко. А тут как будто в животе открылась маленькая чёрная дыра. Стресс что ли таким образом выходит?

Быстренько одевшись в человеческие штаны и футболку, и даже нацепив сверху куртку, я решительно двинулась на поиски кухни. Вдруг, получится добыть там какую-нибудь еду?

Сейчас я окончательно поверила, что на корабле действительно больше никого нет. Гулкие пустые коридоры навевали жуть и тоску, которым я героически не поддалась: у меня была важная цель, еда.

После нескольких минут блужданий я сумела сориентироваться в пространстве и нашла вчерашнюю кухню-столовую. Там было также пусто, как и во всех прочих помещениях, хотя здесь это не так действовало на нервы: комната была очень небольшой и уютной. Я принялась совать нос во все шкафы и полки в надежде отыскать что-нибудь съестное. И, к собственной радости и удивлению, нашла целый холодильный шкаф, а в нём — остатки вчерашнего пиршества. Если никто до меня на это не покусился, получается, все ещё спят? А почему я так быстро проголодалась?

Но при виде еды все разумные мысли из моей головы выветрились. Набив полный рот холодного мяса, я отыскала тарелку, в которую собрала всё содержимое сковородки: не так уж много его было. Не придумав ничего умнее, пустую посудину сунула обратно на полку, а с тарелкой и ложкой направилась к себе в каюту. Всё равно я не имею ни малейшего понятия, как работает кухонное оборудование, и скорее испорчу всё, чем сумею погреть. Лучше есть холодное, чем горелое.

Наевшись до отвала и не уставая удивляться, куда в меня столько входит, я почувствовала, что меня опять начало клонить в сон. Странное что-то происходит с моим организмом! Проконсультироваться завтра с местным доктором?

Но сопротивляться пожеланиям собственного тела я не стала, и послушно завалилась спать повторно. И даже почти не удивилась, когда снова проснулась с мыслью, что ужасно хочу есть. Похоже, я начинаю к этому привыкать.

Одеваясь, с некоторым недоумением обнаружила, что чистка моим вещам на пользу не пошла: штаны заметно сели. Причём как-то странно, исключительно в попе.

Кхм. Сантаров хвост, а, может, это не штаны сели, а я поправилась? Отсюда и этот ненормальный аппетит? А разве так можно — потолстеть за одну ночь?

Я вновь обежала каюту в поисках зеркала, но не нашла ничего подходящего. Критическое разглядывание собственного тела также никакого результата не дало: ну, не сумела я вот так определить, действительно ли есть какие-то изменения, или мне просто кажется.

Поставив себе заметку спросить про зеркало у людей, я в компании грязной посуды двинулась уже проторенным маршрутом.

— А, вот кто у нас по ночам мыша изображает, — весело поприветствовал меня Гудвин, когда я с виноватым видом протянула ему тарелку.

— А я говорил, что это не я, — проворчал сидящий за столом доктор. — Иди сюда, бес-вредитель, и скажи мне, ты себя нормально чувствуешь?

— Нормально, только кушать очень хочется, — честно созналась я, усаживаясь на стул.

— И ты всегда столько ешь? — подозрительно осведомился он. — Ладно вечером, но чтобы через несколько часов ещё столько же навернуть, и сейчас опять проголодаться, это уже странно.

— Как раз наоборот, — не стала юлить я. — Я обычно мало ем, и сама очень удивлена. Хотела у вас спросить, может, я чем-нибудь заболела?

— Если организм всё это усваивает, значит, вряд ли заболела. Но на всякий случай сделаем пару анализов для успокоения. У тебя точно ничего не болит? Не тошнит? — принялся уточнять он, но тут доктора отвлёк тонкий пронзительный визг. Оказалось, рядом с ним на диване лежал в переносной люльке маленький ребёнок. Причём, судя по цвету кожи, ребёнок был наш, то есть — демонёнок. — Ах ты ж чертёнок, ну чего тебе? — вздохнул мужчина, осторожно и довольно неуклюже беря разревевшегося малыша на руки. Стоило совершить это действие, и визг мгновенно стих. — Вымогательница мелкая! — проворчал доктор. — Скорей бы уже твоя мамаша очнулась! Слушай, бес-вредитель, а ты же девочка? Ты же, наверное, знаешь, как с этими вопилками управляться?

Я в ответ яростно затрясла головой и сообщила:

— Нет, не знаю! У нас детьми и хозяйством домовухи занимаются, ни одна уважающая себя женщина не будет возиться с младенцем.

— Что ещё за домовухи такие? — озадаченно уточнил Гудвин.

— Погоди, ты хочешь сказать, что её мамаша может и не знать, как быть с этим бесёнком? — ужаснулся док.

— Домовухи — это… эм-м… — пробормотала я, пытаясь сформулировать ответ. — Разумная симбиотическая сущность. Этот симбиоз уже очень давно сложился: они питаются нашей энергией, а взамен оберегают потомство и обустраивают общую нору. Ну, то есть, так было раньше, в каменном веке, а сейчас они следят за домом, готовят, занимаются уборкой и детьми. А насчёт ребёнка не знаю; иногда всё-таки попадаются странные женщины, предпочитающие возиться с ними самостоятельно.

— Ничего себе, я о таком и не слышал никогда! — растерянно хмыкнул Гудвин. — Как эти домовухи выглядят?

— Ну, они такие… Давайте я вам потом лучше картинку покажу, ладно? — предложила я.

— Картинку — так картинку, — покладисто согласился мужчина.

Завтрак прошёл очень шумно и бурно: доктор при помощи Гудвина и моральной поддержке всех остальных пытался накормить ребёнка. И я малодушно радовалась, что действительно не представляла, с какой стороны подходить к этому процессу. И искренне сочувствовала домовухам и вынужденным взять на себя их функции людям.