От туманов отряхалися.

Перва птица — Куропь снежная,

10 Друга — черная Габучина,

А как третья птица вещая —

Дребезда золотоперая.

Взговорила Куропь белая

Человечьим звонким голосом:

«Ай же, птицы вы летучие, —

Дребезда, и ты, Габучина,

Вы летели мимо острова,

Миновали море около,

А не видли ль змея пестрого,

20 Что ль того лихого Сокола?»

Отвечали птицы мудрые:

«Ай же, Куропь белокрылая,

Божья птица неповинная,

У тебя ль перо Архангела,

Голос грома поднебесного, —

Сокол враг, змея суровая,

Та ли погань стоголовая,

Обрядился не на острове,

Схоронился не на росстани,

30 А навис погодной тучею,

Разметался гривой долгою,

Надо свят-рекой текучею —

Крутобережною Волгою.

От налета соколиного,

Злого посвиста змеиного,

Волга-реченька смутилася,

В сине море отшатилася...

Ой, не звоны колокольные

Никнут к земи, бродят около, —

40 Стонут люди полоненные

От налета злого Сокола.

И не песня заунывная

Над полями разливается, —

То плакун-трава могильная

С жалким шорохом склоняется

Мы слетелись, птицы умные,

На совет, на думу крепкую,

Со того ли саду райского —

С кипариса — Божья дерева.

50 Мы удумаем по-птичьему,

Сгомоним по-человечьему:

«Я — Габучина безгрешная,

Птица темная, кромешная,

Затуманю разум Соколу,

Очи выклюю у серого,

Чтоб ни близ себя, ни около

Не узнал он света белого».

Дребезда тут речь сговорила:

«Я развею перья красные

60 На равнины святорусские,

В буруны озер опасные,

Что ль во те ли речки узкие.

Где падет перо небесное,

Там слепые станут зрячими,

Хромоногие — ходячими,

Безъязыкие — речистыми,

Темноумные — лучистыми.

Где падет перо кровавое,

Там сыра земля расступится,

70 Море синее насупится,

Вздымет волны над дубравою

Захлестнет лихого Сокола,

Его силищу неправую,

Занесет кругом и около

Глиной желтою горшечною,

И споет с победной славою

Над могилой память вечную.

Прибредет мужик на глинянник,

Кирпича с руды натяпает

80 На печушку хлебопечную,

Станет в стужу полузимнюю

Спину греть да приговаривать:

«Вот те слава соколиная —

Ты бесславьем опозорилась».

Напоследок слово молвила

Куропь — птица белоперая:

«А как я, — росой вспоённая,

Светлым облаком вскормленная, —

Возлечу в обитель Божию,

90 К Саваофову подножию,

Запою стихиру длинную,

Сладословную, умильную.

Ту стихиру во долинушке

Молодой пастух дослушает,

Свесит голову детинушка,

Отмахнет слезу рубахою,

И под дудочку свирельную

Сложит новую бывальщину».

Аминь.

<1908>

31. Осинушка

Ах, кому судьбинушка

Ворожит беду:

Горькая осинушка

Ронит лист-руду.

Полымем разубрана,

Вся красным-красна,

Может быть, подрублена

Топором она.

Может, червоточина

Гложет сердце ей,

Черная проточина

Въелась меж корней.

Облака по просини

Крутятся в кольцо,

От су дины- осени

Вянет деревцо.

Ой, заря-осинушка,

Златоцветный лёт,

У тебя детинушка

Разума займет!

Чтобы сны стожарные

В явь оборотить,

Думы — листья зарные

По ветру пустить.

<1908, 1912>

32

Прошли те времени, когда нелицемерно

Мы верили с тобой в божественность небес,

На звездную лазурь взирая суеверно

В предчувствии святых несбыточных чудес.

Без чуда небеса, поблекнув, отсняли,

Души не озарил полночный звездопад,

Украшенный чертог безумно мы искали,

А обрели тюрьму и мрачный каземат.

Безвинною четой, подвергнуты изгнанью,

В краю, где гаснет жизнь в пустынной тишине,

Не верим больше мы обманному сиянью

Созвездий золотых, горящих в вышине.

Сосновый дымный сруб, занесенный метелью,

Для нас стал алтарем таинственно-святым,

Где зажигает сны над снежною постелью,

Как звезды в небесах, незримый херувим.

<1908>

33

Помню я обедню раннюю,

Вереницы клобуков,

Над толпою покаянною

Тяжкий гул колоколов.

Опьяненный перезвонами,

Гулом каменно-глухим,

Дал обет я пред иконами

Стать блаженным и святым.

И в ответ мольбе медлительной,