— Приходи сначала ко мне на обед, а затем мы вместе отправимся в Лайцзе-лу.

Впервые за весь день Хомер улыбнулся.

— О лучшем я и не мечтал, — поблагодарил он.

Лайцзе-лу не проявила никаких эмоций, когда на следующий день доставили ящики с наиболее ценными предметами ее отца. Однако она провела много времени, распаковывая статуэтки и другие произведения искусства, подолгу рассматривая каждую вещь, объясняя ее историю и значение Джулиану, который тихо сидел подле нее.

До ужина она успела распаковать небольшую часть ящиков, поэтому остальное отложила до следующего дня, когда сможет присутствовать малыш.

— Мое наследие теперь его наследие, точно также как все это станет наследием моего будущего ребенка, — сказала она, обращаясь к Джеримайе и Саре. — Важно, чтобы Джулиан узнал значение каждой вещи, как когда-то давным-давно, совсем маленькой девочкой, узнала я. Этого наверняка хотел бы мой отец, и именно этого хочет Джонатан.

Ни отец Джонатана, ни ее давняя воспитательница не могли понять, как может она с такой уверенностью говорить о желаниях Джонатана, однако они подумали, что было бы неразумно взваливать на нее еще и этот груз. Если таким образом ей легче свыкнуться с мыслью об исчезновении мужа, теша себя мыслью о возможности мистического общения с ним, то они не собирались разубеждать ее в этом. Оба считали, что Джонатан, как и Сун Чжао, мертв.

— Но если ей легче от мысли, будто она может общаться и советоваться с ним во сне, — сказала Сара, — то ставить ее перед реальностью с нашей стороны было бы непростительно жестоко.

— Для меня эта мысль настоящий кошмар, — проговорил Джеримайя, — я отлично понимаю ее стремление отгородиться от правды.

— Тебе нужно выспаться и немного подкрепиться, — сказала Сара Джеримайе, — пойдем на кухню, я что-нибудь там отыщу.

— Я не голоден, — ответил он.

— Джеримайя Рейкхелл, ты обязан следить за собой! Знаю, каково тебе сейчас, но теперь тебе придется оставаться у дел гораздо дольше, чем ты планировал. Ты должен быть полным сил до тех пор, пока Джулиан не вырастет настолько, что сможет взять управление компанией в свои руки. А это означает одно — тебе следует думать о себе.

Джеримайя вздохнул и последовал за ней на кухню.

— Пожалуйста, — сказала Сара, — сама пекла.

— Печенье с черной патокой?

Она кивнула. Сара испекла это печенье потому, что знала, что оно одно из самых любимых кушаний Джеримайи. Ей хотелось хоть как-то пробудить у него аппетит. Поставив перед ним тарелку с печеньем, она наполнила для него большой стакан молоком. В эту ночь Джеримайя уснул впервые за все время после получения известия об исчезновении сына в Кантоне.

На следующий день у Лайцзе-лу начались родовые схватки, почти на месяц раньше положенного срока. К роженице пригласили доктора Грейвса, и на протяжении последующих двадцати четырех часов он не отходил от ее постели. Роды протекали трудно. Лайцзе-лу совсем выбилась из сил. Врачу потребовалось все его врачебное искусство, приобретенное за многие годы лечебной практики, чтобы спасти и мать, и дитя. Ему помогали две медсестры. В конце концов Лайцзе-лу разрешилась от бремени прекрасной маленькой девочкой.

Сара сразу же поняла, что это необыкновенный ребенок. Наделенная утонченными чертами — наиболее поразительными были сияющие глаза — девочка вне всякого сомнения походила на обоих родителей.

Лайцзе-лу лежала с закрытыми глазами, внезапно она отчетливо и громко произнесла:

— Да, мой любимый! Да! Я понимаю, и я знаю, что нужно сделать!

Мартин Грейвс и Сара Эплгейт обменялись тревожными взглядами.

Лайцзе-лу открыла глаза, взяла дочь на руки и пристально всмотрелась в ее лицо.

— Твой отец хочет, чтобы тебя назвали Джейд, малышка, — сказала она. Затем, продолжая удерживать спящего ребенка на руках, Лайцзе-лу сама тоже медленно заснула.

Доктор Грейвс мыл руки в ванночке с чистой водой, затем некоторое время не спеша разворачивал рукава рубашки.

— Она что… сошла с ума? — шепотом спросила его Сара.

Он отрицательно покачал головой.

— Молодые матери часто думают, что общаются со своими мужьями во время и сразу же после рождения ребенка. Это довольно распространенное явление. Меня это совершенно не беспокоит.

— Что же тогда?

— Теперь, когда нет вестей от Джонатана, и весьма возможно, что он мертв, я с полным основанием полагаю, что вы имеете на Лайцзе-лу больше влияния, нежели кто-либо другой, миссис Эплгейт?

— Я… думаю, так, доктор, — Сара была поражена торжественностью его тона.

— Я собирался сказать завтра ей самой, когда она немного придет в себя и будет способна понять мои слова, она очень везучая. Дважды во время родов она была на волосок от смерти. Ее здоровье останется очень хрупким до конца жизни, потребуется необычайно заботливый уход, и она ни в коем случае не должна иметь второго ребенка. Она поправится и сможет вести вполне нормальную жизнь — вполне нормальную жизнь. Но по-настоящему здоровой уже никогда не будет. Поэтому вам придется убедить ее, миссис Эплгейт, чтобы она не изматывала себя, не тратила понапрасну свою жизненную энергию. Ей очень повезло, что она все еще здесь, среди нас, на этом свете.

Джеримайя Рейкхелл передал Хомеру Эллисону «Лайцзе-лу» в постоянное командование. Илайджа Уилбор получил повышение и стал первым помощником, новый второй помощник присоединился к отдохнувшему экипажу, и корабль отплыл в Англию. Клипер был заполнен грузом, несмотря на то, что главная цель путешествия состояла в том, чтобы капитан корабля передал неприятное известие о Джонатане семейству Бойнтонов. Но даже во время сильных потрясений Рейкхеллы не позволяли себе забывать о делах.

Хомер достиг Лондона за восемнадцать дней, причем не утруждая себя, настолько быстроходным оказался клипер, и не мешкая, решил завершить порученное дело. Он застал Бойнтонов за столом во время завтрака.

Руфь сразу же почувствовала, что он принес недобрую весть, и невольно стиснула под столом кулаки. Сэр Алан предложил капитану место за столом, и Хомер поведал им ту же историю, что и за столом Рейкхеллов, но только более связно. Затем передал письма от членов семьи Рейкхеллов и сообщил о рождении дочери у Джонатана и Лайцзе-лу.

Джессика Рейкхелл-Бойнтон вытерла глаза уголком носового платка, затем вызывающе выпрямилась, давая понять, что никто не смеет обвинить ее в минутной слабости. Элизабет побледнела так, что стала белее своего белого платья и почти незамеченная никем быстро встала из-за стола и выбежала в свою комнату. Ву-лин поспешила следом в надежде утешить свою потрясенную известием подругу.

Однако Руфь знала, что ей это не удастся. Подобно Элизабет, она почувствовала, что в ней где-то глубоко внутри что-то словно оборвалось и умерло. Теперь она знала правду о самой себе, и это потрясло ее. Она и Чарльз наладили гладкие отношения, их брак казался более успешным, чем многие другие. Она стала преданной матерью для Дэвида, безукоризненной хозяйкой дома и превратилась из дочери американского плотника и вдовы моряка торгового флота в жену видного английского корабельного магната. Она не могла пожаловаться на свою интимную жизнь с Чарльзом, знала, что он также удовлетворен, потому что ее страсть была ничуть не меньше его. И тем не менее, она ни на миг не переставала любить Джонатана Рейкхелла. И вот теперь она должна действительно навсегда вырвать его из своего сердца и головы.

Сэр Алан несколько мгновений сидел молча. Его расстроила мысль, что если слухи, которые дошли до капитана Эллисона, имели под собой основание, то его племянник сражался против страны своих английских родственников. Тем не менее Джонатан был ему очень дорог, и он негромко спросил:

— Вы верите, что есть какая-то надежда, что мой племянник жив, капитан Эллисон?

Хомер пожал плечами, выражая этим своих чувства более полно, нежели словами.

— Миссис Рейкхелл утверждает, что жив, сэр Алан.