И предупреждал:

— Если будете применять безотвальную обработку почвы, то не копируйте нашу технологию, шаблон в этом деле не только вреден, но и недопустим. Подумайте, поработайте и над тем, как лучше сохранить стерню — в ваших условиях она будет и снег задерживать и защищать почву от выдувания. А что касается орудий для безотвальной обработки почвы, то они могут быть и не такие, как у нас. Мы применяем те, какие есть под руками.

Показал им и участок, на котором он ведет свои наблюдения,— залежное поле, которое, когда заговорили об освоении целинных земель, отыскал в соседнем конезаводе и которое, к великой радости Мальцева, двадцать лет не знало никакой обработки, лишь кони паслись на нем.

Вот она, та лаборатория, в которой творит свою нескончаемую работу сама природа: созидает — разрушая, разрушает — созидая. Какой из этих процессов преобладает? — вопрос, не дававший покоя пытливому исследователю.

Да, самое сильное разрушение происходит именно здесь, в дернине. Отсюда же растения больше всего берут для себя пищи. Казалось бы, именно верхний слой и должен скорее истощаться. Но он нарастает. Нарастает и потенциальное плодородие. Значит, где больше разрушается, там еще больше создается? Выходит, растения отдают в почву больше, чем они берут из нее? Да, и отдают не только то, что взяли из нее, но и то, что взяли из воздуха, а из воздуха они берут больше, чем из почвы. Такова диалектика природы. Ведь она придерживается принципа «есть пирог так, чтобы он оставался целым».

На этой способности растений отдавать в почву больше, чем они берут из нее, и основывает Мальцев свои агрономические приемы.

Часть залежного поля Мальцев распахал привычным всем плугом и будем пахать из года в год — здесь традиционное земледелие. Рядом — участок, который он, как и целинникам советовал, обработал только дисковыми лущильниками и так будет его обрабатывать и впредь.

— Вот, смотрите,— показывал Мальцев гостям. — И простым глазом видно, что на непаханой пшеница лучше. На почву обратите внимание, на вспаханной у нее иссиня-черный оттенок, на непаханой — коричневатый, это органические вещества дают ей такую окраску. На вспаханной идет процесс разрушения и органики и структуры. И начался этот разрушительный процесс сразу же, как только вспахали здесь. На непаханой этого разрушения нет.

А чтобы убедить в этом своих слушателей, спрашивал:

— Где скорее всего подгнивает деревянный кол или столб? У поверхности почвы, потому что тут больше тепла и воздуха, что создает хорошие условия для жизнедеятельности микроорганизмов, очень полезной для земледельца деятельности. В глубине гниение совсем иное, там другие условия и другие микроорганизмы.

— Да, это так,— соглашались с ним,— деревянный кол действительно скорее подгнивает у поверхности. Но не будете же вы возражать, что культура земледелия начала повышаться именно с тех пор, как люди стали пользоваться отвальными плугами?

Помолчав, Мальцев спросил:

— А давайте подумаем вместе, не с тех ли пор, как начала повышаться культура земледелия, в нынешнем ее понимании, стало понижаться плодородие почвы? Не был ли этот процесс противодействием законам природы? Думается, теперь у нас есть все основания полагать, что так оно и было на самом деле.

Тем временем в «зале заседания», сколоченном из щитов и украшенном лозунгами, не затихали энергичные разговоры и споры, вызванные полуторачасовым докладом Мальцева. Докладом, в котором теория и практика, слово и мысль были так хорошо согласованы, так ярко и образно выражены, что зал то разражался аплодисментами, то слушал, затаив, дыхание. Не случайно уже на другой день, 8 августа, многие газеты — «Правда», «Сельское хозяйство», «Красный Курган» — опубликуют его почти полностью. Прокомментируют и иностранные газеты. А на следующий год доклад издадут отдельной брошюрой во многих странах мира, на немецком, английском, польском, чешском, румынском, корейском, китайском в других языках.

В предисловиях к этим изданиям говорилось о том, что среди новаторов советского сельского хозяйства Мальцев занимает особое место. Занявшись усовершенствованием небольшой узкой области земледелия, он выступил как инициатор нового метода обработки почвы, который может стать основой современного земледелия.

Так же высоко оценили его работу и участники совещания. Они говорили, что открытие это войдет замечательными страницами в историю сельскохозяйственной науки.

Такая единодушная оценка сначала обрадовала Мальцева, но потом насторожила: почему не прозвучало ни одного несогласного голоса? Неужели все, кто еще вчера говорил и писал о разрушительных свойствах однолетних растений, сегодня убедились в ошибочности своих взглядов? И это побудило его спросить:

— Скажите мне, люди науки, определенно: повышают однолетние растения плодородие почвы или снижают его?

Он как истинный экспериментатор все еще сомневался: а вдруг найдутся факты, которые поколеблют его убеждение? Ну, а если не найдутся, то пусть ученые берут и развивают найденное — тут есть над чем поработать.

И люди науки сказали:

— На этот труднейший для науки вопрос уже ответил, и не только теоретически, но и практически, сам Мальцев.

Зря вы так, хотел сказать Мальцев, направление только еще прокладывается, и впереди очень много работы. Вопрос о способности однолетних растений повышать плодородие почвы — это главнейший вопрос в агрономической науке. Если мы признаем, если будем признавать, что однолетние растения могут повышать плодородие почвы, то тогда мы сможем со всей настойчивостью направлять наше внимание на то, чтобы эту возможность превращать в действительность...

Мальцев, конечно же, очень хотел, чтобы заботой этой прониклись все ученые.

Однако пройдет всего несколько месяцев, и станет ясно, что, приняв безотвальную обработку почвы как агротехнический прием, ученые обходили молчанием главное — замалчивали, не обращали внимания на те законы природы, которые и легли в основу теории возрастающего плодородия почвы, в теорию улучшения структуры почвы путем правильного возделывания однолетних культур. Не обратили внимания на суть открытых явлений. А может быть, не поняли. Оказывается, и простые истины бывают очень трудны для понимания.

Сколько же переговорено, передумано, увидено было в ту осень 1954 года! Сколько чувств всяких испытано. Казалось Мальцеву — целая жизнь прожита, со всеми ее радостями, надеждами и огорчениями.

После совещания, отнявшего немало сил, он успел побывать на Украине, куда пригласили его на республиканское совещание и где он тоже был докладчиком.

Конечно, от поездки в Киев мог и отказаться, был и предлог — в сентябре уборка в разгаре, а на первое октября намечено провести в Шадринске еще одно совещание по изучению новых методов обработки почвы. Однако ему хотелось побывать, давно он думал об этом, в Сумской области, заехать в город Тростянец, где погиб и похоронен сын Костя. Может, будет кто на совещании из тех мест, подскажет, как добраться до деревни Люджа.

Встретили его на Украине гостеприимно: не надо было ни беспокоиться, ни расспрашивать кого-то. Дали ему машину и сопровождающего выделили, который и довез его до деревни Люджи.

Здесь, на кладбище, он нашел могилу с деревянной пирамидкой «Мальцев К. Т.».

Обнажив голову, отец долго стоял у могилы. Он плакал так, будто вот только сейчас похоронил сына, надежду свою похоронил. И нет у него теперь помощника, некому продолжить дело. Савву война крепко покалечила, Василий, самый младший, ослушался отца и своевольно поступил в политехнический институт, вовсе отшатнулся от поля, от деревни. Как могло такое случиться, Терентий Семенович и сам не мог понять и теперь часто казнил себя этими думами. Есть у него еще три дочери, однако как девчатам такое дело передать?..

Вернулся домой, выступил с докладом на втором Всесоюзном совещании, а после него в Москву засобирался, на встречу с научными сотрудниками Института философии. Надо бы и философов привлечь к разработке теоретических вопросов агрономической науки.