После этой встречи Мальцев собрался уже возвращаться домой, и так загостился в Москве, да дернула его нелегкая — проговорился, что плоховато чувствует себя: изжога страшно мучит, и никакого аппетита.

— Меня и сгребли доктора,— вспоминал он потом,— уложили в больницу

Лег в больницу — ноябрь был, а уже и февраль на дворе, однако ему нисколько не лучше. А на 21 февраля 1955 года в Академии наук СССР намечено крупное совещание по вопросам освоения целинных земель.

Стал Мальцев проситься отпустить его, ну хоть на денек, на совещание. На повестку поставлен важнейший вопрос, а он тут бока пролеживает...

В эти самые дни ученые вели яростный спор, как лучше распахивать целинные и залежные земли, глубоко или мелко, куда, в какой слой захоронить дернину. Целину уже распахивали — и глубоко, и мелко, по-всякому. Об одном разговора не было: можно ли, получив в первые годы высокий урожай; сохранить плодородие на длительное время или даже увеличивать его?

Вот какой вопрос надо поставить на совещании. Но как ни просился, его не отпустили ни на день, ни на час.

И тогда Мальцев пишет участникам совещания обстоятельное письмо.

Обращаясь к ним, он предупреждает:

«Если мы целинные земли будем разрабатывать плугами с отвалами, а потом каждый год их снова будем пахать с оборотом пласта, то, по правде говоря, скоро мы эти новые земли превратим в старые, и скорее там, где сравнительно небольшой гумусовый слой; от такой работы и структура почвы скоро разрушится, скоро разрушатся и органические вещества. Надо обязательно найти такие методы обработки, которые оберегали бы эти ценности, рационально их расходовали и еще больше бы их создавали, чтобы обработка почвы не мешала, а содействовала однолетним растениям создавать условия почвенного плодородия».

Сказав о недопустимости вспашки с оборотом пласта, Мальцев дает подробный совет, как и что нужно делать, чтобы худа не случилось. Советует как заботливый хозяин-земледелец, которого болезнь отлучила от поля, но он знает — целинники ведут работы не совсем так, как нужно. Советует, как сохранить и умножить плодородие осваиваемых земель, на сколько сантиметров нужно фрезеровать, а потом дисковать дернину «хорошо отточенными дисками» (а если фрезы в хозяйстве не окажется, то сразу начать с дискования). «Дернину не нужно всю прорезывать, если она имеет порядочную толщину... Пусть люди подумают, как это лучше сделать, и не обязательно, как мы делали, а может, найдутся лучшие методы».

Да, способы обработки, как и техника, могут и должны быть разными, применительно к конкретным условиям, но идея общая — сохранять верхний слой почвы там, где ему и назначено быть природой.

Смелое это было письмо, и еще смелее мысли в нем, проникнутые высокой ответственностью перед обществом и страной.

Целинники услышали Мальцева, но уразумели тревогу его не все и не сразу. Первыми осознали те, кто побывал в гостях у него. Одним из них был Александр Иванович Бараев. Он приезжал в Мальцево и до совещаний, был и на совещаниях. Слушал убедительные доводы человека, к которому проникся уважением за ту смелость, с какой Мальцев прокладывал дорогу другим, в том числе и ему. тогда еще кандидату сельскохозяйственных наук, увлекшемуся идеей безотвальной системы земледелия. Именно он настойчиво призывал смелее внедрять систему Т. С. Мальцева на полях Казахстана. И рассказывал, как это сделать применительно к местным условиям.

Однако трудно, ох как трудно было отказаться от классического земледелия. Веками человек стремился так вспахать поле свое, чтобы ни соринки на нем, ни соломинки, чтобы все было запахано и прибрано. Для этого и совершенствовал орудия труда своего.

Тысячу лет назад он, ковыряя землю примитивной заостренной палкой или корягой, найденной в лесных дебрях, изобрел соху — черкушу. Смастерив ее, землепашец был, конечно же, горд. Однако, проверяя свою работу, он частенько говорил с горечью: «О, грех!» — как ни старался «при борозженьи пашни», а не обошлось без пропусков—«огрехов».

Но проходили столетия, а ничего лучше сохи придумать не мог. И только через тысячу лет после ее появления, лишь в конце девятнадцатого века, воцарился в земледелии современный отвальный плуг.

Землепашец принял его как дар божий: с таким орудием не страшно идти и в дикие степи — плугом можно быстро разделаться и с густым разнотравьем и с дерниной, можно изрезать и запахать эту «шубу» на глубину, чтобы не мешала севу.

Однако лишь плуг с предплужником, который появится уже в двадцатом веке, довел технику оборота пласта до совершенства: верхний слой — вниз, нижний— вверх. Теперь каждому было видно, что поработал пахарь на славу, в пух взбив землю.

И вдруг ему говорят: а ведь ты не дело делаешь, ты творишь безумие, поэтому сними с плуга отвалки, сними предплужник, сделай из плуга что-то вроде допотопной сохи и паши, не оборачивая пласт.

Посмотрел пахарь на свою работу — и стало ему муторно: что пахал, что не пахал, стерня всюду торчит. Да что же это за работа, что это за культура земледелия? И снова прикрепил к плугу отвалки, привинтил предплужник. И был бы уверен, что сделал правильно, если бы не грянула беда: по распаханной широкой степи загуляли пыльные бури, снявшие, где можно было снять, рыхлый пахотный слой — самый плодоносный.

— Да отпустите вы меня отсюда,— взмолился Мальцев.

Была весна 1955 года. Осенью ему исполнится шестьдесят лет. «Если дотяну до осени»,— думал он с щемящей грустью: обидно уходить из жизни, так мало успев в ней сделать.

— Отпустите. Я похожу по полям, жаворонков послушаю, подышу земным вешним воздухом — и выздоровлю, может..

Он все больше надеялся на это, уверовал в исцеление на родимой земле.

Выпросился у врачей — и на поезд.

— И правда, пошел да пошел я по полям и чувствую — поправляюсь! — рассказывал Мальцев.

А точнее сказать, дома он забыл о себе, о своих болях. Он вернулся на хлебное поле, которое ждало своего заботливого хозяина, пролежавшего в больнице почти пять долгих месяцев. Вернулся весной, в апреле. А осенью и думать забыл о болезни.

Осенью если и посещали его грустные мысли, то они вовсе не болезнью вызывались, а тем, что 10 ноября 1955 года исполнится ему шестьдесят лет. Вот и прожита жизнь... Странно, в детстве каждый день как год, а уж год — жизнь целая, что же теперь годы, как дни, пролетают?.. Как же хотелось ему, чтобы люди забыли об этом вовсе не радостном юбилее, чтобы не было ни чествований, ни речей,— велика ли заслуга человека, дожившего до старости?..

Однако люди были другого мнения: заслуга не в годах, а в том, как они прожиты. 9 ноября 1955 года радио передало Указ Президиума Верховного Совета СССР: в связи с шестидесятилетием со дня рождения и за выдающиеся достижения в разработке новых приемов обработки почвы и посева, обеспечивших высокие и устойчивые урожаи сельскохозяйственных культур, полеводу колхоза «Заветы Ленина» Терентию Семеновичу Мальцеву присвоить звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

Еще никогда не приходило в Мальцево такое количество телеграмм, открыток, писем — из сел и городов, близких и далеких, от колхозников и рабочих, от студентов и воинов, от школьников и ученых, от партийных и государственных деятелей, от знакомых и незнакомых ему людей: просто от Гали и Шуры, Любы и Тимура, Денисова и Ухина, с которыми он никогда, кажется, не встречался. Его поздравляли, ему посылали низкие поклоны и выражали чувства любви и благодарности.

На конвертах вместо адреса часто значилось! «Депутату, Герою, агроному Мальцеву Терентию Семеновичу».

Была среди этих телеграмм одна из самых желанных:

«Дорогой Терентий Семенович. От всего сердца поздравляю тебя с заслуженной высокой наградой — присвоением звания Героя Социалистического Труда.

Желаю еще больших успехов в достижении результатов твоего упорного труда на благо нашего великого народа, нашей могучей Родины. — Маршал Советского Союза Г. Жуков. 10 ноября 1955 года».