Да, Наташа разводила турусы на колесах. Она издевалась. Ведь Таня обманула ее, почему же Наташа не может?

— Он сказал, — продолжала Наташа фразами из книг, которых Таня точно не читала, — что ни к кому не питал такой страсти, как к ней. А когда я призналась, что люблю его…

— Так ты ему это сказала! — восхищенно прошептала Таня.

— Да… Так вот… Тогда он ответил, что вообще ему нравятся отличницы… — Наташа внимательно наблюдала за реакцией Тани. Услышав последние слова, двоечница опустила глаза и уставилась на стол, — …и что, хоть я и хорошо учусь, но даже у меня нет шансов.

Таня побледнела. Наташа обрадовалась, даже гордилась собой оттого, что увидела, как человек бледнеет, она так много читала об этом в книжках… Таня растерянно пробормотала:

— Слушай, я сегодня обещала маме комнату убрать… Пойдем, а?

— Нет, я останусь, а ты иди…

Вслед уходящей Тане Наталья подумала: «Предательница…»

В четверг Наташа шла в школу с учителем физики, как и вчера, и позавчера. Специально караулила его, спрятавшись за кустом, и, увидев его, выходила из своего укрытия как бы совершенно случайно.

— Знаете, Вы все-таки были правы, — признала девочка, едва поздоровавшись.

— О чём это ты? Хотя я, разумеется, всегда прав.

Это наигранно-преувеличенное самомнение заставило девушку улыбнуться.

— Смотреть на людей очень интересно…

Сегодня физик выставлял четвертные. Он вызывал каждого ученика к своему столу и задавал ему несколько вопросов по поводу силы трения, давления и прочего физического хлама. Таня, видимо, под впечатлением вчерашнего разговора с подругой в столовой, усиленно учила физику. Наташа считала, что она и так всё знает, и поэтому балдела, подсказывая сидевшему сзади однокласснику решение задачи. Эту задачу физик дал Арутюнову, чтобы хоть за ее выполнение поставить пацану в четверти тройку. Максим Викторович видел, что Арутюнов решает не сам, но замечание им с Наташей делать не стал. Все-таки, дружба и взаимопомощь — тоже хорошие качества, которые педагог должен развивать у подростков.

В классе стоял невыносимый шум. Учитель назвал очередную фамилию. Следующей будет Наташа…

Самое ожидаемое слово — и так внезапно: «Фролова!». Её сердце почему-то забилось сильнее. Она подошла и, как полагается, села на стул по противоположную сторону стола учителя. Эту беседу Наташа запомнила на всю жизнь. Он с нежностью посмотрел на нее и совершенно сбил с толку своим вопросом:

— Как дела?

— Вообще, хорошо, — Наташа растерялась, но лишь на какие-то доли секунды. Все-таки она отличница и учителей не боится. Только взглянула в его голубые глаза — и весь трепет исчез. Стало так просто и спокойно… В классе шумно, и учителю и отвечавшему приходится наклоняться друг к другу. Он так близко, смотрит то в ее тетрадку, то в ее душу… Это так интимно — никто не обращает на них внимания, они здесь словно одни. Еще одна диффузия взглядов — и Наташа потеряла связь с этим миром, пропала в пространстве и времени. Исчезла болтовня за ее спиной, исчез даже учитель, остался только бездонный голубой омут, а вся Вселенная превратилась в серенькую полоску, тонкой ниточкой окаймляющую эту бездну. Ощущение — как в полудреме кажется, будто падаешь с кровати. Только сейчас это ощущение длится дольше… Вечно… Хотелось схватиться за что-нибудь… Нет, хотелось проваливаться все глубже и глубже… Вздрогнула: все элементарно; она же тонет в его глазах! Она читала об этом в книжках, слышала в песнях! Он это заметил?

Наверно, после ее последнего ответа прошло всего лишь мгновение, но Наташу охватило дикое беспокойство: казалось, пролетели тысячелетия.

— Раз ты учишься на пятерки, я уверен, к опросу ты подготовилась, — как ни в чем не бывало высказал свое предположение Максим Викторович. Он ошибался, Наташа ни капельки не готовилась, ей было трудно сосредоточиться на учебе. Дал ей задание: — Напиши мне формулы для нахождения давления, плотности, силы тяжести…

Про психологическое «давление» и «силу тяжести» она уже знала, по странному совпадению написала именно эти две формулы.

— И плотности, — напомнил учитель задание.

— Я не помню… — растерялась Наташа. Вроде, память хорошая, но сейчас именно эта формула куда-то просто исчезла! И боялась поднять на него глаза — было стыдно.

— Ладно, садись, пять, — сказал Максим Викторович тихо.

После всех уроков Наташа уже довольно смело постучала в его кабинет.

— Максим Викторович, я могу с Вами поговорить?

— Конечно, милая. Что случилось?

— Вы, правда, уходите из школы?

— Правда. Молодым учителям дают квартиры. Но это далеко отсюда, и я буду работать в другой школе. Возможно, мы с тобой еще увидимся — я ведь буду навещать своих родителей, а они живут недалеко от тебя.

— Я хочу, что бы Вы знали: Вас здесь любят все! — вдруг выпалила Наташа. — Я говорю не только о девчонках, но и о пацанах тоже. Поверьте, мнение как минимум моего класса я знаю точно.

— Верю. И мне очень приятно это слышать. Только скажи честно, у тебя ко мне точно никакого чувства нет?

— Вы о любви? Нет.

— Я хочу сказать, что те чувства, которые могут принести только боль, надо убивать в зародыше.

— Я это запишу, — улыбнулась девушка.

Потом задумалась и, подавляя в себе недавно появившиеся и такие новые для нее чувства, тихо сказала:

— Нет, Максим Викторович. Мне, конечно, будет Вас не хватать… Но это не любовь…

Весь вечер находилась в какой-то болезненной прострации, не могла понять, что происходит: она спит или просыпается? Вчера был сон, а сегодня реальность, или наоборот? И что это за чувства, для которых она не может подобрать слов, а потому не может поделиться даже с лучшим другом?

Вот и закончилась целая эпоха. Самая длинная четверть — и так быстро… Время отсутствия на Наташиной планете всего, кроме Его урока и Его кабинета. Что с того, что бывала в других городах, если весь мир пока сосредоточен здесь…

— Карен, ты же должен понять… Он может быть сейчас рядом, в соседнем доме… А я запрещаю себе его видеть…

Наташа сидела на полу на мягком ковре в комнате Карена. Были летние каникулы, и Наташа не знала, хорошо это или плохо. С одной стороны, в школу ходить не надо, а, значит, ничто не будет напоминать ей о тех днях, когда Он там работал. Но с другой стороны, ей совсем не на что отвлечься. Что бы она ни делала — загорала на пляже, болтала с Кареном, гуляла по городу — мысли вновь и вновь возвращались к Нему. Она читала заданную на лето литературу и совсем не вникала в смысл: некоторые страницы приходилось перечитывать по несколько раз. Карен терпеливо пытался ее развеселить, но она упрямее: все время переводит разговор на единственную волнующую ее тему. Карен опять советовал ей:

— Если ты влюбилась в него, пойми — тебе лучше не дразнить себя, а попытаться забыть его.

Наташа задумалась.

— Нет, я не люблю его… Я просто хочу быть рядом… — и новый приступ рыданий.

Карен снова уже в который раз за сегодня обнял свою подругу.

— Детка, — он был старше на целых два года и с удовольствием называл ее деткой, это уже стало вторым Наташиным именем, ее прозвищем, — перестань себя мучить, да и меня тоже…

Наташа посмотрела на него и тут же вспомнила, что ее друг влюблен в нее. Она прижалась к нему еще сильнее и прошептала:

— Господи, родной мой, извини меня, пожалуйста. Просто ты единственный во всём мире, с кем я могу поговорить…

Он промолчал.

— Я… Просто… — Наташа хотела что-нибудь сказать ему, но не находила слов.

— Детка, всё в порядке, — пришел на помощь парень. — Тебе не стоит искать встречи с ним. Это некрасиво: ты сидишь целыми днями в его дворе, караулишь его дом!

— Ты так говоришь из ревности. Просто не хочешь, чтобы я увиделась с любимым человеком.