Пытался я ответить, но не понимал, чего они от меня хотят.

- Слышь! - рычал кто-то из толпы, - Слышь!! Слышь... Слышь… Ты что ох…л? Здоровья до х..?

- А что такое? В чем дело? Арт…

Договорить я не успел, ударил кто-то из них, так долбанул мне в грудь, что устоять было невозможно. Все, мне конец, не продохнуть, нечем дышать, нечем дышать. Я пытался вдохнуть, но кто-то словно мне бревно в грудь впер. Они обошли кругом, сейчас что-нибудь спросят и начнут бить, не дождавшись ответа. Все.

И резкий свист, и опять солнце над головой, и опять глаза болят. И отхо-дят уроды, не закончив начатого. И бабки с недовольством глазеют на сие действо. И алкаши раздосадованно смотрят на меня, их начавшееся было ве-селье прервали, и этот гандон все улыбается. А я могу дышать, мое дыхание восстановилось, но грудь болит.

Это Леха. Леха помог мне. Он подошел с черной битой и подал мне руку.

- Несильно досталось?

Леха - этот тот человек, на которого действительно хочется быть похо-жим. Он сильный, но не крутой. В том смысле, что никогда не выделывается, хотя какой-то борьбой занимался и в десанте служил, говорят. Не криминал, но все его боятся. Все уроды боятся, конечно же, даже Игорь, сука, не стреля-ет у него денег, даже не подходит, боится. Просто однажды Леха пообещал ему - если он еще раз подойдет, то он его отделает. Игорек не поверил…

Конечно, Леха не супермен, работает на самой обычной работе, то ли программер он, то ли консультант, что-то в этом роде, но никогда он не по-терпит несправедливости, во всяком случае, мне так кажется. Живи такой в нашем подъезде, или хотя бы в доме, такого бы беспредела явно бы не твори-лось. Попробовали бы эти уроды вот у него под окнами присесть (живет он на первом этаже).

- Живой? - спросил он, наклонившись, чтобы подать руку. Стоял он спи-ной к солнцу, и с земли казалось, что он светится, прям Святой. – А я стою в машине копаюсь, смотрю, уроды, что-то разошлись, думал и не поспею. Ну живой?

- Давай руку.

- Спасибо, - говорю. Действительно - не приди он, мне конец бы настал. - Это они за этих впряглись…

А Леха уже не слышал. Помахивая битой, он возвращался к своей маши-не.

- Лех, - крикнул я ему вслед, - у тебя нет анальгина?

Может быть, нелепо это прозвучало, но у кого спросить, как не у него, да и голова готова была взорваться.

- В аптечке есть, - развернулся он, - пошли дам.

- Это ты их правильно отделал, так с ними только и надо, - говорил он вместе с орущим радио, копаясь в моторе своей «девятки», пока я старался проглотить анальгин и отряхнуть куртку.

Тут заржали и засвистели гопники. Подумал - надо мной. Нет, во дворе их не было, они собрались на балконе у Тёмы, в соседнем доме и, словно обезьяны, кому-то что-то орали вслед.

Тут я вспомнил про Настю.

- Спасибо, Леха, пойду я, – протянул ему руку и хотел, было, пойти.

- Андрей ведь ты, да? – говорит.

- Да, а что?

- Слушай, Андрюха, помоги. Вон аккумулятор стоит, принеси, – говорит, - не в службу, а?

В метрах двух за машиной стояло что-то типа ящика с клеммами (не по-нимаю я в этом ничего), наверное, это и был аккумулятор. Рад был помочь. Взял его и потащил, именно потащил, он килограммов сто весил, не меньше, да и рука у меня болела еще. Принес я его и держу, жду, когда Леха вылезет из мотора и возьмет его, а он, повторю, тяжеленный, килограммов сто весит, не меньше.

И тут уронил я этот дерьмовый аккумулятор, не удержал.

- Баран, - злобно сказал высунувшийся Леха, теперь его лицо из-под ка-пота казалось черным-черным.

- Извини, - говорю, - не хотел я. Правда, обидно стало, попросил фигню, а и этого сделать не могу.

- Зашибись, что за молодежь, ни хера не умеют, - бесился он, - бля, ме-лочь ведь попросил. Руки, что ли, из жопы растут, идиоты!!!

- Ну, извини, - оправдывался я и попытался поднять аккумулятор.

- Не трогай!! - проорал он, - иди, короче, куда шел!

Орет, вот-вот взорвется, вены на шее взбухли, аж кипит стоит.

Ну и психопат. Блин, пошел он, тоже мне супермен! Развернулся я и дви-нулся на остановку, отряхивая грязь с одежды.

И тут вижу, идет мне навстречу тот самый шкет, который песенку орал из «Винни-Пуха». Идёт с видом таким, будто он тут хозяин всего, зенки круг-лые, веселые, в веснушках весь. Со своими дружками - маленьким блондин-чиком, толстым, красномордым, омерзительным и тощим, чернявым таким, худущем, одни уши из-под кепки торчат. С такой гордостью и спесью, аж подпрыгивает. Несет свою пневматику - тут и не гадай, он это стрелял по ко-ту. И прошел бы я мимо, ничего не сказав, да этот мелкий, худой, года на че-тыре помладше, вдруг перегородил мне дорогу и встал. Глаза выпучил, свою тупую головку наклонил на бок в ухмылке и стоит передо мной.

- Куда это мы? – нарочито прошлепал губами он. - А? Мама разрешила?

А второй стоит и ржет, гогочет лошадиным смехом, аж захлебывается. «Ыххх - ыэххх-ыххх».

Следующие секунды я мало помню. Помню только, как развернулся и ла-донью дал по морде стрелку, не сильно, но ружье он выпустил. Схватил я эту гадость и со всей дури вколотил ее об угол дома, да так, что и приклад разле-телся в щепки. Рука моя больная такой болью отдала, чуть не завыл. Не знаю, повредился ли механизм стрельбы, но то, что стрелять теперь будет неудобно - это факт.

Эти малолетние скоты что-то орали мне в след, а мне плевать было, даже не обернулся.

Не жалею ни капли что так сделал, нисколько. Может, в других обстоя-тельствах я бы, конечно, все взвесил и оценил последствия, но тогда было не до этого, достали они меня все. А эти, подонки мелкие, - так им и надо. Сего-дня кот бродячий – кому он нужен? Завтра – кот домашний, так его хозяева -не люди и есть. Потом по бомжу – не человек и был. Потом просто по человеку – но ведь не убил же? А что потом – убьют если? Тоже – не человек был?

И так – до бесконечности.

Все это скотство от безнаказанности. Хотя, если честно, процесс кажется настолько необратимым, что уже ничем не помочь, да и не нуждаются они в помощи.

В помощи буду нуждаться я, когда они расскажут об этом своим родите-лям и друзьям. Это же местные дети, местных родителей, их все тут знают, они все хорошие и обижать их не рекомендуется. Ну, пошалили, пошутили. Они ведь поиграть хотели, а я обидел… да и плевать, на все плевать.

22

Минут двадцать минут простоял я на автобусной остановке. Вглядываясь в проход между домами, что выходил к дороге, я пытался среди сновавших по дороге машин увидеть идущую на остановку Настю.