Но Озрику не было дела до толщины стен и бдительности стражи. Незримой тенью скользнул он над укреплениями и, проникнув в маленькое оконце, забранное решеткой, оказался в богато обставлено комнате.

Несколько свечей горели в шандалах, выхватывая из мрака стены, укрытые драгоценными кахарскими коврами, занавеси из дорогого шелка, резной столик черного дерева с остатками трапезы и огромную кровать со смятыми атласными покрывалами. На постели, неподвижно лежала Анариэль. Тонкая ткань рубашки была изорвана, едва прикрывая стройное тело, руки безвольно раскинуты. В широко распахнутых глазах застыл ужас, и дыхание чуть слышно срывалось с приоткрытых губ. Душа, едва заметным огоньком, ставшим вдруг видимым для Озрика, едва теплилась, трепеща, как свеча на ветру. Озрик ринулся к жене, но ноги отказались ему служить, будто вросли в пол. Он перевел взгляд выше и гнев волной окатил сознание, а рука тщетно искала рукоять меча. Возле кровати стоял Трор, сосредоточенно сопя, застегивал пояс. Борода и волосы гнома слиплись от пота, круглое лицо лоснилось, матово поблескивая в свете свечей. Небрежно запахнутая рубаха открывала безволосую грудь, исчерканную свежими царапинами, а под глазом синел синяк. Наконец Трор справился с пряжкой ремня, сыто потянулся и, окинув масляным взглядом распростертое на кровати тело эльфийки, вышел, хлопнув дверью. Оковы, удерживающие Озрика, пали. Почувствовав себя свободным, он метнулся к жене. Когда руки его прошли сквозь Анариэль, Озрик едва не застонал от отчаянья. Он вновь и вновь пытался коснуться любимой и раз за разом пальцы его проходили насквозь не чувствую преграды плоти. Уже отчаявшись что-то сделать, Озрик вдруг осознал, что огонек, трепещущий над телом выпрямился и окреп. Ободренный этим знаком он опустился на колени и как мог, обнял Анариэль.

Мутный поток страха, отчаянья, безнадежности и боли хлынул в его сознание, грозя оторвать от земной тверди, закружить, унести с собой прочь. Волны кошмаров обрушивались на Озрика, захлестывая омерзительными сценам еженощного насилия, выворачивая наизнанку, раздирая душу, заставляя корчится от стыда и ненависти к себе. И, встав на пути этого потока, Озрик понял, что бросать жену наедине с этим нельзя. Он оскалился диким зверем, уперся, пропуская мутную жижу сквозь свою душу терпел, держа удар, как бывало на бранном поле, и ждал. Наконец поток иссяк, как иссякает грязь и сор, смытый половодьем. Анариэль судорожно вздохнула и погрузилась в спокойный, глубокий сон без сновидений. Озрик рискнул отойти от супруги, только убедившись, что огонек души горит чистым, ровным светом. Сделал шаг назад и провалился в спасительную тьму беспамятства.

А высоко в небе, вдруг вспыхнула яркая звезда. Вспыхнула и пропала, рассыпавшись мелкими искрами.

- Озрик! Озрик!! Какого демона!!! Озрик!!! Да очнись же ты, наконец!!!

- Лекаря зови!

- Нельзя! Воды дай!

- Он в крови весь! Полотно тащи! Перевязать надо!!

- Да нечего перевязывать!! Раны нет! Озрик, очнись!! Очнись же, орка тебе в…!!!

Голоса пробивались сквозь толстое покрывало тьмы, тормошили, звенели набатными колоколами, не оставляли в покое. Медленно, неохотно вынырнув из уютной темноты, Озрик приоткрыл веки. Солнечные лучи резанули по глазам, заставив зажмурится. Вернулись чувства и ощущения, но лучше бы не возвращались. Тело ныло, болели руки и зубы, в голове поселился злобный карлик, который со всей дури лупил в громадный медный таз.

Проморгавшись Озрик различил обеспокоенные лица братьев склонившихся над ним.

- Что случилось? – хрипло спросил он, пытаясь приподняться. Тело не слушалось, страшная слабость едва позволяла поднять руку, и Озрик откинулся обратно в кресло.

- Это тебя надо спросить – ответил Этель, протягивая брату чистое полотенце – Захожу утром, ты весь в крови и сидишь без движения, бледный как мертвец. Еле дозвались до тебя. Что вообще произошло?!

Озрик скосил глаза, руки были покрыты подсыхающей кровью, солоноватый вкус чувствовался и на губах. Приняв рушник, Озрик вытер кровь, сочащуюся из длинных ссадин на ладонях, из- под ногтей и из носа.

Дождавшись, когда Озрик приведет себя в относительный порядок, Этель забрал у него окровавленный рушник и протянул кубок вина, вопросительно подняв бровь

- Сон, – ответил Озрик, опустошив кубок, тут же наполненный Ратмиром – Я видел Анариэль. И то, что с ней сотворили. Времени совсем мало. Ратмир! Найди Галиата. Собирайтесь и выступаем. Напрямую к Кривому Кряжу!

- Хей, упертая голова! – воскликнул Ратмир, глядя как Озрик, пошатываясь, встает, поддерживаемый Этелем. – Тебе если куда и выступать сейчас, то только в сторону кровати. На денек-то задержимся. Тебя сейчас любым сквозняком сдувать будет!

- Нет у меня дня, – отмахнулся Озрик, борясь с предательской слабостью, – даже часа нет! В дороге отдохну!

- Ой, дурак! – схватился за голову Ратмир – Не поведу я тебя никуда, пока не оклемаешься.

- Тогда сам пойду! – рявкнул Озрик, выпрямляясь

- Так! Прекратили спорить! Ратмир, иди, собирайся – с нажимом сказал Этель, подмигивая брату – А ты, сядь-ка обратно. Пока Ратмир ищет Галиата, отдохнешь хоть немного, да поешь. И послушаешь, что пленник рассказал.

Ратмир укоризненно покачал головой и вышел из комнаты, прикидывая как бы подольше собирать мешки и искать эльфа по всему замку.

- Заговорил? – спросил Озрик, откидываясь на спинку кресла.

- Обижаешь, – усмехнулся Этель, – соловьем запел, хоть и зовут его Враном. Наемник. Из не сильно щепетильных. Сколотил отряд. Брался за любые заказы. В этот раз заказ был на путников, что пойдут в Сильверфокс с юга. Что интересно, по приметам путников должно быть трое – четверо, среди них обязательно эльф и Странник. Назвал и заказчика. Некий Артес из Арвиля.

Он же и передал кристалл. За каждого обещал две сотни золотом.

- Значит, Трор уже прознал о нашем походе. Артес один из его ближников, – пояснил Озрик. – Не знает только кто именно собирает дружину. И когда выступит. Тем более время дорого. Лесной Отец ведает сколько говорильня у гномов продлиться. Где, семь раз его через лисий хвост, Ратмир?!

Этель только усмехнулся. Как ни ярился Озрик, сборы затянулись до позднего вечера, и выступить получилось только на следующее утро. Этель, с десятком воинов проводил братьев до ближайшей рощи.

- Удачи, брат! – сказал он Озрику, прощаясь и добавил, обращаясь уже к Ратмиру, – береги его.

- Встретимся скоро, – ответил Озрик.

Ратмир лишь кивнул и шагнул по сень Вечного Леса, открывая Тропу.

***

- Да не пройдет он здесь! – прошипел Корень, давя очередного комара – На кой купцу, да с золотишком на наш проселок соваться. Трактом двинется, да к какому ни то каравану примкнет.

- Умолкни Корень, тебя за версту слыхать, – лениво отозвался Пельмень, – здесь он пойдет, зуб даю. На тракте – заставы, пошлину платить надо, да и крюк изрядный выходит. Юхан верно слыхал – спешит гость торговый.

- Юхану с браги поблажилсь, а ты поверил – огрызнулся Корень – надоело уже комаров кормить.

Где-то невдалеке недовольно застрекотали сороки.

- Тихо! Идет кто! – рыкнул на приятеля Пельмень, перекладывая поудобнее неуклюжий самострел.

Из-за поворота дороги показался путник, на купца похожий меньше всего. Шел он пешком, упругим быстрым шагом. Высокий и широкоплечий, темные волосы коротко острижены, черные глаза вроде как рассеянно смотрели вдаль, острый, с горбинкой нос и упрямо сжатые тонкие губы придавали лицу мрачное выражение. Поношенный плащ, видавшие виды сапоги были заляпаны дорожной грязью и пылью, серые портки из грубого, домотканого полотна, многажды латаный камзол, перетянутый широким поясом, и тощий дорожный мешок делали путника похожим на бродягу, у которого в кошеле если и водится монета, то скорее медный грош, а не увесистый золотой.

- Что за…? – Корень озадаченно почесал затылок – Это и есть твой купец?

- Не… Не он, вроде – Юхан приподнялся, рассматривая прохожего – Не. Точно, не он. Тот толще и волос светлый, а этот жилистый и черный как сажа.