- Дубины вы оба – в сердцах ругнулся Пельмень – Коровьи дети, собачья отрыжка. Это ж Град-отшельник. За Горелым Логом его хибарка стоит.

- Ото ж я смотрю рожа знакомая – сплюнул Корень – Слышь, Пельмень! Мож его тож пощупаем? Вона в мешке чегой ни то есть.

- Тебя, Корень, в детстве в колодец видать роняли ни по разу и все башкой вниз. Совсем блажной.

- А чо?! Зря чо ли комарье здесь кормим?!

- А ты, дурень, не помнишь, кто зимой деревне от волков отбиваться помогал? Если б не Град со своей секирой погрызли б всех. А кто не по разу детишек из чащоб выводил, да сеструху Юхана из болота вытащил? То-то тетеря, так что заткнись и лежи тихо!

- Чудно однако. Куда его дернуло-то, – сказал Юхан

- Да кто его знает. Молчун. – Пельмень вытащил из-за пазухи краюху хлеба и стал жевать вприкуску с луковицей. – Только люди говорят, воин он. Обет отшельничества дал, вину какую-то искупая. Вот, видать, и кончилось его покаяние.

Глава 6.

Кривой Кряж.

- Вот смотри! Еще один! – Мизгирь ткнул пальцем в направлении Северных Врат. По дороге, едва различимый на таком расстоянии, пылил отряд всадников. – Это уже третий за два дня. И дозоры храмовников на перевалах усилены и укреплены.

- Сколько их уже?

- Полторы сотни и продолжают прибывать. Сегодня утром два десятка отправились в лес с топорами и пилами. – Сказал Мизгирь, скривившись, как от зубной боли. – Мыслю, снасть осадную будут мастерить, более незачем.

Озрик помрачнел. Трор все же решился на осаду, презрев доводы разума и узы побратимства. Теперь на земле место оставалось только одному.

- Что делать будем? – окликнул задумавшегося графа Мизгирь

- Караулы со стен не снимать. Ворота закрыть, без моего приказа никого не пускать. Поставь стражу у колодцев. И здесь пару ребят, поглазастее. Если что заметят – что б сообщали незамедлительно. На стене запас камней и бревен подготовь, все механизмы проверить и смазать, если что сломалось – заменить немедля. – Озрик задумался на мгновение, припоминая, все ли он учел. – Проверь все луки и арбалеты, и запас стрел. Справных стрелков у нас маловато, пусть Саид посмотрит, кто из местных на что годен. И пару парней пошустрее пошли к лагерю Трора, пусть постерегут вблизи, да поглядят что к чему.

- Сделаем

- Если что, меня зови сразу. Неважно день иль ночь на дворе.

Мизгирь кивнул и, протиснувшись в люк, исчез на лестнице ведущей вниз.

Озрик остался стоять у парапета, поглядывая на лагерь храмовников и обдумывая предстоявший ему, очень непростой разговор с супругой. Лишь когда на площадку башни поднялись двое дозорных, он спустился вниз. Миновав два пролета, Озрик свернул в коридор и остановился у двери в Теплую Гостиную.

Нежная, легкая мелодия, пробивалась сквозь дверь, заполняя собой коридор. Озрик замер у порога, собираясь с мыслями. Месяцем раньше, звенящая хрустальными льдинками мелодия свирели, играючи развеяла бы печаль и отогнала тяжкие думы прочь. Но сейчас серый, промозглый туман, царящий в его душе, могла развеять только буря.

Резко выдохнув, Озрик толкнул дверь и вошел в комнату. Музыка смолкла. Анариэль опустила свирель, с изумлением глядя на мужа. Тонко чувствуя настроение Озрика, Анариэль всегда удавалось подобрать нужный тон для разговора, развеять его сомнения, облегчить печаль или смягчить гнев. Но сейчас начать разговор она не могла, ибо ощущение набравшего разбег штормового вала заставляло замереть, отдаваясь на волю стихии.

Озрик широким шагом пересек комнату, остановился и хмуро посмотрел на жену. Анариэль вздрогнула, прижимая свирель к груди. Этот взгляд, тяжелый и сумрачный, в котором мешались бессильная ярость, непонимание, обида и боль, прожигал насквозь, добираясь до самых потайных уголков души.

- Расскажи мне про Утреннюю Звезду – глухо сказал Озрик, отводя глаза.

- Я не… - начала Анариэль, чувствую, как воздух округ звенит от напряжения, будто струна готовая порваться в любой момент.

- Не надо, дорогая. Не стоить юлить, – голос Озрика был глух, безжизнен и холоден как глыба льда. – Рано или поздно я узнаю все, и лучше будет, если ты расскажешь сама.

- Что случилось?! – Анариэль казалось, что она кричит, но на самом деле голос упал до едва слышного шепота.

- Случилось то, что Трор, мой побратим Трор, жаждет заполучить тебя, забыв обо всем на свете кроме этого желания, словно разума лишившись. Он готовит свою дружину к штурму нашего замка. Храмовников уже вдвое больше моих людей и подкрепления продолжают прибывать. - Озрик устало вздохнул и присел на скамью рядом с женой, обнял её, прижимая к себе – Я знаю, что между вами что-то было. И хотя мне больно это сознавать, я готов понять и … и забыть о случившемся. Но я должен знать причину! Что такое Утренняя Звезда?!

Эти слова скрежетом металла отдались в мыслях Анариэль, почудилось вот-вот и брызнут искры. Высвободившись из объятий мужа, Анариэль встала и отошла к окну, все так же прижимая свирель к груди, держась за нее, как утопающий за соломинку.

- Так что же это, Анариэль?

- Благословления моего народа, – наконец ответила она. – Когда встречаются два любящих сердца, две родственные души, две половины целого, их страсть становится силой созидания, которая осеняет землю далеко окрест. Как знак свершившегося в небе вспыхивает в свете зари яркая звезда. В её лучах крепче и выше растут деревья, плодятся звери и птицы, обильнее родят поля и не переводится счастье и удача в домах смертных.

Это дар Богов, сотни лет помогавший Детям Звезд! – голос Анариэль звенел, почти срываясь на крик. – Дар, ставший для нас с тобой проклятьем! Я не знаю, почему это случилось, не знаю при чем здесь Трор, этого не должно было быть!

- Почему ты молчала? Почему не рассказала мне сразу?!

Анариэль отвернулась к окну и закрыла глаза.

- Я боялась… боялась и стыдилась содеянного! Надеялась что это бред, наваждение, морок! Я просила его уйти, исчезнуть, но стоило мне выйти за ворота замка, он появлялся рядом и все мои усилия шли прахом, – выдавливая из себя слово за словом говорила Анариэль. – Я теряла голову и память отказывалась служить мне. Каждая встреча с Трором – темный провал и осознание приходило много позже…

Закатное солнце, алыми зайчиками, пробивалось сквозь сомкнутые веки. Прохладный ветер, несущий ароматы горных трав и хвои, остужал горящее от стыда лицо. Сердце разрывалось на куски, трепыхалось пойманной пичужкой. Прорвавшиеся, наконец, слова принесли облегчение, но не дали покоя. Обрывки мыслей скользили по краю сознания не задерживаясь, сбиваясь в мешанину образов, обрывов чувств и хотелось просто шагнуть в заполненный светом портал окна, лишь бы избавиться от всего этого….

Анариэль скорее почувствовала, чем услышала, как подошел Озрик, протянул руку и застыл, так и не коснувшись её плеча, но удерживая от безумного поступка своим присутствием рядом.

- Почему же у нас с тобой не было этой Утренней Звезды, - в голосе Озрика, сквозь напускное спокойствие пробивалась боль.

И, вдруг, с неистовой силой захотелось забыть все чему её учили при двое отца: сдержанности, спокойствию, самоконтролю, плюнуть на родовую гордость и хваленное достоинство перворожденной. Захотелось повернуться, прижаться к груди и затихнуть в кольце сильных и ласковых рук, впитывать его тепло, слушать как размеренно и сильно бьется его сердце и шептать в такт ударам одно единственное слово, так и не сказанное за все годы…

Анариэль не двинулась с места, и горькие слова упали прежде чем она успела прикусить язык.

- Утренняя Звезда осеняла только перворожденных. В том, что её не было, нет ничего странного, ведь ты… - Анариэль осеклась, осознав, что ударила любимого в самое больное место.

- Ведь я человек! – тихий ответ прозвучал для нее громовым раскатом. Ощущение тепла исчезло, Озрик отступил назад. – Я понял тебя, Анариэль. Ты моё счастье и суть моей жизни, но не по чести было бы с моей стороны удерживать тебя против воли. Если ты захочешь уйти, я не буду тебя держать – слова мужа хлестали больней шипастой ламии – Даю Слово.