-Чего дорого дяденька, ведь везде же гривенник? -пацан явно в местных ценах разбирался лучше нашего Александра.
-Ладно давай, -Сашка нащупал в кармане пару монет, все равно сегодня о побеге даже мечтать не стоит, разве что руку ему себе ножом отрезать, как попавшему в капкан волку, спиртное поможет хоть немного заглушить горою накатившуюся необъятныю тоску.
Служивый моментально сбегал до обоза следовавшего за этапом и через несколько минуту прямоугольная бутылка из толстого зеленого стекла с мутным содержимым уже заходила по рукам. Сашка сделал один глоток и передал товарищу по несчастью тот отправил далее, последние капли дрянного сивушного пойла жадно высосал благодетель-солдат. Колонна змеею упорно ползла по длинной грунтовой дороге, скрипел песок под сапогами, мелкая пыль оседала тонким слоем на одежде окрашивая всех путников - арестантов и конвой в один грязно-серый цвет. Опять накатилась невероятная печаль, и видимо не только на Сашку, ребята скинулись и послали за второй бутылкой, затем еще за одной...
.................................................................................
Тихий провинциальный город успокоился быстро, еще утром толпы любопытных и сочувствующих провожали "несчастненьких" забритых на цареву службу, а уже к обеду все затихло и жизнь вошла в прежнее неспешное течение. В местном дворянском обществе,, что собралось вечером во "дворце" городничего местечковый бомонд обсуждал только два основных значительных события. Первое было связано с женой отставного поручика артиллерии, которую случайно при облаве на базаре подвергли "возмутительному насилию" - тут общество было единогласно, дескать дамочка сама виноватая, ползать по базарам - это удел кухарок и прочих простолюдинок. Особенно долго судачили жены офицеров и чиновников, пикантность происшествию придавал тот факт, что с пострадавшей случилась от испуга, что называется "детская болезнь" недержания... ш-ш-ш! Другое происшествие вызвало несомненно больше внимания, благо в отличии от обмочившейся "отставной поручицы" главный герой присутствовал и охотно отвечал на все вопросы. Курляндский дворянин Филипп Карлович Пферд, следовавший в Москву по коммерческой надобности, был ограблен собственными камердинером и кучером. Злодеи обманом завезли бедного немца в сторону от тракта в глухой далекий лес близ деревни Сосновки. И только благодаря исключительному мужеству и маленькому карманному двуствольному пистолету английской работы, храбрый курляндец отстоял свою жизнь и частично имущество в виде дорожного саквояжа, устрашенные отпором негодяи скрылись вместе с коляской и почти всем оставшимся багажом. После ограбления почты разбойниками из беглых крестьян в прошлом году это было пожалуй самое значимое криминальное событие за последнее время. Местные вдовушки и даже некоторые девицы на выданье с неподдельным интересом рассматривали нового эпического героя: мужчина, что называется еще в соку, и поговаривают состоятельный, раз ведет дела солидного европейского торгового дома. Прямо целую канонаду глазками устроили уездные прелестницы, так и стреляют в бедного Филиппа, все местные кавалеры на время напрочь забыты. Особый восторг у всех местных дворян собравшихся вызвали карманные часы гостя, игравшие каждый час старинный русский гимн "Коль славен Господь в Сионе." и другие мелодии по выбору владельца. Сразу видно - вот она Европа, сумели целый оркестр с органом и духовыми инструментами засунуть в крохотную металлическую коробочку: восхищению, охам и ахам, не было предела. Что с них бедных взять, провинция - еще те папуасы, млеют при виде жестяной банки из под кока-колы. Едва отделавшись от назойливого внимания Виктор Степанович в свою очередь стал внимательно изучать местное общество. И опять и снова прав Гоголь, еще как прав! Толстые чиновники и тощие чиновники. Черные фраки и мундиры суетливых тощих сбились в кучу возле карточных столиков, идет оживленная игра: "Туз... пики... черви...?". Толстые и важные в углу потихоньку и со знанием дела обсуждают различные финансовые дела. Словно два раздельных мира, две вселенных. У тощего в три года не остается ни одной души, не заложенной в опеку, а у толстого спокойно, глядь - и явился где-нибудь в конце города дом, купленный на имя жены или тещи, потом в другом конце другой дом, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями. Наконец толстый, послужив богу и государю, ну и понятное дело себе красивому и заслужив всеобщее уважение и геморрой, оставляет службу, перебирается и делается помещиком. А после него опять тощие наследники наследники спускают, по русскому обычаю, на курьерских все отцовское достояние. Круговорот вещества в природе нескончаем...
Надо сказать, что женская половина чиновно-помещичего общества ему не понравилась, одеты красиво и даже со вкусом, но вот лица, б-р-р... явно результат вырождения вследствие близкородственных связей и алкоголизма. Нет пожалуй он себе девок поищет в деревнях среди пейзанок, и для здоровья полезнее, а то тут еще наградят триппером.
Был объявлен розыск, согласно представленным документам и по приметам со слов хозяина, на вольнонаемного кучера Иоганна Лемке и крепостного крестьянина Алексашку Иванцова, и примерно через три дня стало ясно, что второй злодей уже давно задержан, но к сожалению вернуть движимое имущество законному владельцу невозможно, на него уже наложила руку казна. Любезный городничий посоветовал своему новому курляндскому другу подать в Москве прощение в военное ведомство, на предмет возмещения убытков, так за рекрута причиталось так называемая "рекрутская" квитанция, верных 800 рублей серебром, а при случае и больше. "Филипп Карлыч", как его прозвали в городе однако пока в Москву уезжать не спешил, квартировал сначала на постоялом дворе, а потом снял приличное чину помещение у одной местной вдовы-купчихи. складывалось впечатление, что "немец" ждал, когда найдут коляску с остальным похищенным разбойниками имуществом. Наивный дурачок, разбойников рано или поздно конечно словят, а вот имущество - штука тонкая и очень уж склонная к растрате и пропиванию, что злоумышленники не спустили, то за них утилизируют полицейские служители. Постепенно он стал в городе своим человеком в кругу местной аристократии - чиновников и офицеров, дело нехитрое... Достаточно было проиграть в карты 200-300 рублей и еще на столько же примерно спонсировать пьянки с цыганами и вот результат: "Душка наш Карлыч...", охотно принимают в каждом доме. Пришлось правда пожертвовать еще и здоровьем, любимая провинциальными "джентльменами" жженка - адская смесь рома и спирта, для почек человека не пившего ранее ничего крепче крепленого пива, безусловно тяжелое испытание. Эпизодически он ездил с визитами к окрестным сельским помещикам, народ в провинции как известно простой и гостеприимный, особенно у кого дочки заневестились, и даже прикупил однажды по случаю крошечную деревушку с тремя десятками крепостных душ. Прежний хозяин был безумно рад выгодной сделке, мало того, что имущество заложено, так ему удалось еще перед продажей всех молодых крепких парней сбыть казне в рекруты. Но ничего, кажется курляндец был доволен приобретением, ведь теперь можно набрать из крестьян собственных дворовых, не прибегая к покупкам или найму в городе, где все слуги, что называется уже "сомнительной нравственности". На первое время наш новоявленный барин ограничился мальчишкой для услуг и посылок, работы по дому, а так же молодой девкой в качестве горничной или кухарки. Девица Марфа правда оказалась на редкость глупой, годной только для сексуальных развлечений, к коим у Виктора Степановича неожиданно появилась сильная тяга. Определенно перемещение во времени благотворно сказалось на физическом состоянии нашего современника, у него даже близорукость исчезла полностью, а тут еще и словно виагры пуд употребил, просто дикое желание "иметь всех желающих" прорезалось. Поэтому пока Петька гремит сковородками на кухне или в комнатах метет, или бегает по городу, разносит записки от хозяина, Марфуша в спальне под чутким руководством господина: "Повернись так, да нет по-другому, набок дура ложись и задницей ко мне!" осваивает Камасутру. Дело шло на редкость туго, и временами бывшему профессору-историку приходилось прибегать к банальному рукоприкладству. Нет читатель, не осуждайте по местным меркам он просто исключительный гуманист, так изредка отпустит пинок заснувшему на пороге кухни Петьке и пару-тройку оплеух бестолковой наложнице - разве это наказание, когда кругом в ходу розги и палки, и не поротого дворового просто невозможно найти? Ведь даже благородные барыни не гнушаются собственноручно избивать в кровь своих горничных и прочих "девок", так им "подлым" и надо, должны угадывать малейшее желание хозяев. Прошла неделя, другая... все шло к тому, что "наш Карлыч" осядет в городе N навсегда, поэтому, когда он внезапно засобирался в Москву местное общество охватило глубокое уныние - как же так, ведь уже привыкли?