Через час супруг снова возник в дверях, зубами он сжимал какие-то скобы, а руками протягивал шнур поверху стены, изредка вытаскивая изо рта скобу и крепя ею шнур.
— Если что-то понадобиться, дёрни за верёвочку, дверь и откроется, — хмыкнул он, закрепив последнюю скобу над моей кроватью и подавая мне конец шнура, — я повесил несколько колокольчиков в комнатах, буду являться по первому зову, как сивка-бурка — я кивнула, не сдержав улыбку.
— А у тебя нету какой-нибудь книги? — написала я на листке.
Для нашего села, да и не только здесь, это был странный вопрос. Общество построено на том, что каждый человек выполняет свои обязанности, поэтому странно было полагать, что, например, подсобный рабочий будет читать, ему для работы это не нужно. Книги у нас были только в школе. В домах можно было найти разве, что пособия по профессии. Мама всегда повторяла, что книги великое богатство и с детства прививала нам с сестрой любовь к чтению. Супруг только молча вышел. Я не знала, как понимать такую реакцию, но он очень быстро вернулся, неся несколько толстых книг в потёртых переплётах. Мой рот открылся от удивления, как говорится челюсть отпала в прямом смысле. Бумажные книги были диковинкой, и если они были в доме, то хранились как семейные реликвии. Лет сто назад было принято решение оцифровать всю возможную информацию и в домах чтиво хранилось только на планшете или на двух, если допустим у мужа и жены были разные профессии и им нужна была разная литература. В доме у тётушки было несколько бумажных книг, которые достались нам от прабабушки, когда-нибудь они перейдут ко мне, потом к моим детям.
Герман протянул мне фолианты:
— Пока нашел эти, я поищу потом ещё, где-то были более интересные, — теперь к моему удивленно раскрытому рту добавился ещё и широко раззявленные очи, он говорил о книгах как о чём-то обычном, будто это была тарелка или садовый инструмент, так мол, ерунда. Я прижала к груди неожиданно полученное сокровище и смотрела, как он не торопясь развернулся и пошел заниматься делами.
Я открыла первый томик и меня захлестнули эмоции, это были сказки, с яркими, красочными картинками, открывающими мне, тот мир, которого я никогда не ведала. Я бережно переворачивала страницы, гладила названия сказок написанные большими, красивыми буквами с вензелями. Устав я откидывала голову на подушку, но уже через несколько минут возвращаясь к просмотру книги, которая притягивала моё внимание как магнит. Она была так необыкновенна и прекрасна, что мне даже не хватало духу начать её читать.
Пришедший через несколько часов муж с новой порцией супа и отваром, застал меня за очередным просматриванием книги со сказками, я не могла оторваться от неё.
— Это моя любимая, — сказал он, расставляя на тумбочке у кровати принесённое. От этой фразы у меня задрожали пальцы, вдруг я была не достаточно аккуратна и где-то испортила сочинение, — я рад, что тебе она тоже понравилась, — ободряюще улыбнулся он мне. Я, вытаращив глаза, неотрывно смотрела на него, всё никак не могла привыкнуть к нему улыбающемуся.
В этот раз я уже ела сама. Силы начали возвращаться ко мне. Но супруг всё равно сидел на стуле рядом пока я ела.
— Я завтра пойду на ферму, у твоей тётушки выходной и она согласилась посидеть с тобой
— Не надо, я себя нормально чувствую. Я справлюсь сама! — запротестовала я, написав ответ на его слова. Он пробежал глазами по неровным буквам моей записки и его лицо снова приобрело то злое выражение, которое я не видела с тех пор как заболела.
— Я сказал, завтра придёт твоя тётушка, — отчеканил он, забрав из моих рук, пустую мисочку и, не сказав больше ни слова, ушел к себе.
7
Потихоньку я приходила в себя и уже через неделю вышла на работу. Но что-то в наших отношениях с Германом изменилось. Если раньше мне и не требовался блокнотик с ручкой, то сейчас на удивление даже беседа иногда получалась. Он интересовался моим самочувствием, спрашивал «Как дела?» в общем, стал более многословным.
Примерно через две недели после болезни, как раз когда минули все праздники, душа неожиданно потребовала пирогов. В тот день нас отпустили с фермы пораньше, холода продолжали держаться, и дел было мало, поэтому я поспешила домой, а придя, сразу завела тесто.
Скупое, по зиме, солнце уже спряталось за горизонтом, а у меня горел свет, весёлые жёлтые занавески, приветливо подмигивали мне цветами, нарисованными на них, когда я, как заведённая, металась по кухне готовя начинку и раскатывая тесто. Если бы я могла петь, я пела бы, а так, я только как рыба, открывала рот, беззвучно произнося слова песен, но меня это не удручало, скорее наоборот раззадоривало. Давно у меня не было такого настроения. Оно и до этого случалось не часто, но если случалось, мы, с тётушкой смеясь, готовили что-нибудь вкусное, а потом, болтая весь вечер, попивая ароматный чай. Я старалась не думать, что будет вечером, когда супруг придёт домой, но сейчас мне было хорошо.
В какой-то момент я случайно подняла взгляд на дверь и увидела там его. Муж стоял, прислонившись к косяку, и внимательно смотрел на меня. От неожиданности я растерялась, он не переставал удивлять меня своей способность бесшумно появляться.
— Бурная деятельность, — протянул он, встретившись со мной глазами, а я, засмущавшись, отвернулась и начала искать блокнот.
— Мне захотелось испечь пирогов, — написала я коряво, испачканными в муке пальцами, — ты не против?
— Как я могу быть против пирогов? — ухмыльнулся он и в его очах появилось что-то демоническое, — как я понимаю, моя помощь не нужна. Тогда я, пожалуй, схожу за дровами. Во сколько планируешь закончить?
— Я думаю, ужин будет через час, если не возражаешь?
Он взял мою записку, прочитал, кивнул, развернулся и бесшумно исчез в темноте коридора. Задор ушел. Ну как у этого человека, получается, смутить меня настолько, что начинают дрожать руки, язык, хоть я им и не пользуюсь, прилипает к нёбу, а дыхание становится как у зверька загнанного в угол охотником?
Я машинально закончила готовить ужин. Пироги на удивление получились вкуснейшими, и по дому разливался аромат праздника и радости. Для меня всегда запах свежевыпеченных пирогов ассоциировался с праздником. Мама умела отлично печь, этот талант достался и мне, она пекла часто просто так, но пироги, которые готовила я сейчас, у нас в семье считались праздничными. В это году отметить новый год как надо у меня не получилось. Едва оправившись от болезни стоять у плиты тяжело, а тётушка не была великой кулинаркой. Мы отметили приход нового года в тишине за немудрёным столом, и хотя тётя уже не охала о том, как мне не повезло, но общество Германа и на неё действовало угнетающе.
Размышляя об этом, я накрыла стол, и села ждать мужа. Он появился в точно намеченное время, зайдя со двора, принося с собой морозную свежесть и с наслаждением втянул воздух.
— Какие ароматы! — и улыбнулся, впервые за долгое время. Я указала на стул, приглашая ужинать. Скинув куртку он быстро уселся за стол, потирая ладони в предвкушении.
— Рассказывай, какие с чем, — его голодный взгляд перескакивал с одной плетёной мисочки на другую. Пирожки были разные, зимой трудно придумать начинку, ведь в огороде ничего не растёт, а Общество строго выделяет необходимые продукты, без всяких излишеств.
— Тут с картошкой, — написала я и указала на одну плетёную корзинку, стоявшую справа от меня, — а тут с капустой, — указала я на левую корзиночку, — а тут с малиной и я приподняла салфетку с третьей корзиночки.
— С малиной? Мои любимые! Откуда же ты её взяла?
— Я нашла в холодильнике полбанки варенья и смешала его с сушеными яблоками, — я робко вжалась в стул, я ведь взяла эту банку без разрешения, возможно у него были свои планы.
— Как ты здорово придумала! И не чувствуется, что там яблоки? — он был похож на мальчонку, которому рассказали что-то волшебное и необычное
— По вкусу нет, — робко улыбнулась я, передавая ему записку.
Муж с удовольствием уплетал пирожки, и хотя мы сидели за столом молча, впервые тишина не была тягостной.
— А как ты узнала? — спросил он, сидя откинувшись на стуле, когда мы были настолько сыты, что пирожки уже не лезли. Я непонимающе взглянула на него. Он посерьёзнел.