Вероятно, речь шла об ухаживании Дантеса за одной из незамужних сестер Гончаровых. Узнав от племянниц или самого Жуковского, что кавалергард собирается жениться, Загряжская, не могла не озадачиться судьбой Екатерины. Конкретное имя девушки она не назвала, поскольку переговоры еще не начались, но попросила друга поэта наведаться к Геккернам и выяснить их планы, намекнув, о некоторых обязательствах перед Гончаровыми.
Жуковский подумал, что речь идет об Александрине, как наиболее подходящей кавалергарду по возрасту, но Геккерн, ободренный появлением посредника, был более откровенен. Он
между прочим, объявил Жуковскому, что если особенное внимание его сына к г-же Пушкиной и было принято некоторыми за ухаживание, то все-таки тут не может быть места никакому подозрению, никакого повода к скандалу, потому что барон Дантес делал это с благородною целью, имея намерение просить руки сестры г-жи Пушкиной, Кат. Ник. Гончаровой[80].
Итак, имя будущей невесты было названо!
Такой поворот событий застал Жуковского врасплох. От Пушкина он знал, что Геккерн написал анонимку, от Геккерна с Загряжской - об ухаживании Дантеса за Екатериной и скорой свадьбе. Отправляясь с этим известием к Пушкину, Жуковский дал Геккерену слово, что постарается остановить дуэль, и в свою очередь посоветовал барону,
чтобы сын его сделал как можно скорее предложение свояченице Пушкина, если он хочет прекратить все враждебные отношения и неосновательные слухи[81].
К поэту Жуковский ехал, испытывая противоречивые чувства. Но еще большее потрясение ждало его впереди. Реакция Пушкина была бурной и совершенно непредсказуемой. План Геккернов, их предполагаемое сватовство, вызвало у поэта резкое отторжение. С чего бы это, думал Жуковский? Все так чудесно устраивалось. Либо Пушкин намеренно вел дело к кровавой развязке, либо ему не нравилась невеста - другого не дано?!
Поэт же, в свою очередь утверждал, что не желает дуэли и ничего не имеет против Екатерины. Мог ли Пушкин объяснить другу, что кроме известных, светских ухаживаний Дантеса, была еще и тайная встреча у Полетики, что, по хорошему, кавалергарду вообще не следовало бы приближаться к семье поэта? Наверное, мог, но не сделал это, потому что не верил в искренность намерений Дантеса. И действительно, не зная всех затруднений Геккернов, легко было заподозрить их в нечестной игре – уж очень бледно смотрелась Екатерина в паре с блестящим кавалергардом.
Свое «бешенство» Пушкин также объяснил неверием, что Дантес женится на свояченице, но главную причину раздражения скрыл. Поэт понял, что его обманули, не назвав имя невесты. Ему, как хозяину дома, где проживала Екатерина, должны были сообщить об этом первому, и тогда события разворачивались бы иначе – во всяком случае, ни о какой отсрочке не могло бы идти речи. Поэт почитал дело законченным, а тут выяснялось, что Дантес не только не удаляется из его дружеского окружения, но и становится членом семьи – вместо наказания получает своеобразное поощрение. Ну, не бред ли это! Представить себе такое Пушкин никак не мог, а потому расценил поведение Геккернов, как очевидное стремление запутать историю, добиться отмены дуэли и отвести от себя угрозу реальной женитьбы.
Жуковский, напуганный резкой переменой в настроении поэта – ведь еще вчера он был спокоен и снисходителен к противнику - тут же бросился к Геккернам с известием, что Пушкин не верит в искренность намерений Дантеса, и что теперь кавалергарду просто необходимо сделать предложение свояченице поэта, чтобы избежать трагедии.
От Геккерна Жуковский узнал, что еще один друг Пушкина Виельгорский пытается самостоятельно расследовать причины дуэли. Посланник рассказал, что Вьельгорский, пригласив к себе Дантеса домой для разговора, рассказал о существовании анонимного пасквиля, затрагивающего честь Натальи Николаевны. Так Геккерны узнали, что есть документ, в появлении которого Пушкин винил кавалергарда. Думается, Жуковскому трудно было, что-либо возразить или добавить к этому. При расставании Геккерн заверил друга поэта, что помолвка Дантеса состоится в самое кратчайшее время.
На следующее утро начались переговоры. Жуковский записал:
8 [ноября]. Pourparlers[82]. Геккерн у Загряжской. Я у Пушкина. Большее спокойствие. Его слезы. То, что я говорил о его отношениях[83].
Не трудно предположить, о чем говорили Геккерн с Загряжской. Сложнее оценить внутренний драматизм этой встречи. Ведь Екатерина Ивановна как светская дама понимала, что выбор кавалергарда был не самым лучшим. К тому же она знала о конфликте Дантеса с Пушкиным, и могла без труда расстроить свадьбу. Ей, по-своему любящей поэта и племянниц, не надо было объяснять, что свадьба ударит по самолюбию Пушкина и превратит в кошмар жизнь младшей племянницы? И ради этого стоило рисковать судьбой Екатерины, отдавая ее в руки человека, поведение которого вызывало сомнение? Скажи Загряжская «нет» - и Геккернам пришлось бы искать другой вариант, безусловно, устраивающий Пушкина. Но, видимо, у нее не было другого выхода, как принять предложение Дантеса.
Можно, конечно, спорить, как далеко зашли отношения Екатерины с красавцем-кавалергардом, зачала ли она от него ребенка до[84] или после свадьбы? Можно даже попытаться объяснить появление в декабрьской записке Дантеса фразы о «растущей картошке» заботой молодоженов о каком-нибудь экзотическом растении или «сопливом носе невесты»[85]. В свое время много шуму наделало письмо Натальи Ивановны, в котором она уже 15 мая 1837 года осведомлялась у дочери: кому поручишь ты надзор за малюткой на время твоего отсутствия?». И тогда Ободовская и Дементьев убедительно доказали[86], что Наталья Ивановна ошиблась в написании года, и старшая дочь Екатерины Матильда-Евгения родилась как и положено 19 октября 1837 года, то есть спустя ровно девять месяцев после свадьбы родителей. Правда, на свидетельстве о рождении Матильды нет подписи врача, как у других детей Дантеса, что опять же вызывает сомнение в подлинности документа, но и это имеет свое объяснение[87].
Но почему так важно знать, ждала сестра Натальи Николаевны ребенка до свадьбы или нет? Не потому ли, что мысль о внезапном сватовстве Дантеса существенно упрощает понимание дуэльной истории, позволяет видеть в кавалергарде чужака, незаконно ворвавшегося в ближайшее окружение поэта, а потому получившего надлежащий отпор.
Между тем, нет нужды искать доказательства добрачной связи Екатерины и Дантеса. Они налицо. Одно то, что сватовство кавалергарда было принято столь поспешно и без раздумий, уже говорит, что в семье Пушкиных-Гончаровых знали о его отношениях с Екатериной, не исключая возможной беременности, и готовились к любому развитию событий. Когда Жуковский пожелал убедиться в том, ему просто показали некие «материальные» доказательства (вероятно, часть любовной переписки?). А знаменитая фраза Загряжской, обращенная к другу поэта, после объявления помолвки: «Слава Богу кажется все кончено… все концы в воду»?! Неужто она ни о чем не говорит?!