Дру­гая фра­за – «твой при­ход ко Вье­гор­ско­му от­крыл ему гла­за; мне же с ним не для че­го бы­ло иг­рать ко­ме­дию» - обыч­но ци­ти­руе­мая на­по­ло­ви­ну, пре­под­но­сит­ся как сви­де­тель­ст­во до­ве­ри­тель­но­го от­но­ше­ния по­эта к друзь­ям, осо­бен­но к Ви­ель­гор­ско­му. Но оче­вид­но, что в со­ста­ве всей фра­зы и пись­ма в це­лом вы­ра­же­ние «от­крыть гла­за» упот­реб­ле­но Жу­ков­ским в иро­ни­че­ском смыс­ле – на­мек на до­воль­но не­ис­крен­нее по­ве­де­ние Пуш­ки­на, что бы­ло от­ме­че­но и Ви­ель­гор­ским. От­ка­зы­ва­ясь иг­рать в «ко­ме­дии» дру­га, Жу­ков­ский продол­жа­ет:

Пи­шу это, од­на­ко, не для то­го толь­ко, что­бы те­бя ус­по­ко­ить на счет со­хра­не­ния тай­ны. Хо­чу, что­бы ты не имел ни­ка­ко­го лож­но­го по­ня­тия о том уча­стии, ка­кое при­ни­ма­ет в этом де­ле мо­ло­дой Гек­керн. Вот его ис­то­рия.

Те­бе уж из­вест­но, что бы­ло с пер­вым тво­им вы­зо­вом, как он не по­пал­ся в ру­ки сы­ну, а по­шел че­рез от­ца, и как сын уз­нал о нем толь­ко по ис­те­че­нии 24 ча­сов, т. е. по­сле вто­рич­но­го сви­да­ния от­ца с то­бою. В день мое­го при­ез­да, в то вре­мя, ко­гда я у те­бя встре­тил Гек­кер­на, сын был в ка­рау­ле и воз­вра­тил­ся до­мой на дру­гой день, в час. За ка­кую-то ошиб­ку он дол­жен был де­жу­рить три дня не в оче­редь. Вче­ра он в по­след­ний раз был в ка­рау­ле и нын­че в час по­по­луд­ни бу­дет сво­бо­ден. Эти об­стоя­тель­ст­ва изъ­яс­ня­ют, по­че­му он лич­но не мог уча­ст­во­вать в том, что де­лал его бед­ный отец, си­лясь от­бить­ся от не­сча­стья, ко­то­ро­го од­но ожи­да­ние сво­дит его с ума.

Сын, уз­нав по­ло­же­ние дел, хо­тел не­пре­мен­но ви­деть­ся с то­бою, но отец, ис­пу­гав­шись сви­да­ния, об­ра­тил­ся ко мне. Не же­лая быть зри­те­лем, или ак­те­ром в тра­ге­дии, я пред­ло­жил свое по­сред­ст­во, то есть хо­тел пред­ло­жить его, на­пи­сав в от­вет от­цу то пись­мо, ко­то­ро­го бруль­он[100] те­бе по­ка­зы­вал, но ко­то­ро­го не по­слал и не по­шлю. Вот все. Нын­че по­ут­ру ска­жу ста­ро­му Гек­кер­ну, что не мо­гу взять на се­бя ни­ка­ко­го по­сред­ст­ва, ибо из раз­го­во­ров с то­бою вче­ра убе­дил­ся, что по­сред­ст­во ни к че­му не по­слу­жит, по­че­му я и не на­ме­рен ни­ко­го под­вер­гать не­при­ят­но­сти от­ка­за. Ста­рый Гек­керн та­ким об­ра­зом не уз­на­ет, что по­пыт­ка моя с пись­мом его не име­ла ус­пе­ха. Это пись­мо бу­дет ему воз­вра­ще­но, и мое вче­раш­нее офи­ци­аль­ное сви­да­ние с то­бою мо­жет счи­тать­ся не быв­шим.

Все это я на­пи­сал для то­го, что счел свя­тей­шею обя­зан­но­стью за­сви­де­тель­ст­во­вать пе­ред то­бою, что мо­ло­дой Гек­керн во всем том, что де­лал его отец, со­вер­шен­но по­сто­рон­ний, что он так же го­тов драть­ся с то­бою, как и ты с ним, и что он так же бо­ит­ся, чтоб тай­на не бы­ла как-ни­будь на­ру­ше­на. И от­цу от­дать ту же спра­вед­ли­вость. Он в от­чая­нии, но вот что он мне ска­зал: «я при­го­во­рен к гиль­о­ти­не, я при­бе­гаю к ми­ло­сти; ес­ли мне это не уда­ст­ся,— при­дет­ся взой­ти на гиль­о­ти­ну. И я взой­ду, так как люб­лю честь мое­го сы­на, так же, как и его жизнь».— Этим сви­де­тель­ст­вом ро­ля, весь­ма жал­ко и не­удач­но сыг­ран­ная, окан­чи­ва­ет­ся. Про­сти[101].

Жу­ков­ский ощу­тил ды­ха­ние ка­та­ст­ро­фы. Он ви­дел, что по­ве­де­ние по­эта край­не не­ра­зум­но, а оп­рав­да­ния не­убе­ди­тель­ны. Его не­же­ла­ние встре­тить­ся с Дан­те­сом вы­гля­де­ло от­кро­вен­ным уп­рям­ст­вом. Един­ст­вен­ный ар­гу­мент про­тив от­ка­за от вы­зо­ва не вы­дер­жи­вал кри­ти­ки. Жу­ков­ский спе­ци­аль­но по­вто­рил в кон­це пись­ма, что ка­ва­лер­гард не пря­тал­ся за спи­ну при­ем­но­го от­ца, а в си­лу объ­ек­тив­ных при­чин не мог са­мо­стоя­тель­но вес­ти пе­ре­го­во­ры. Вот ито­ги, ко­то­рые вы­нес друг по­эта из раз­го­во­ра в до­ме Ви­ель­гор­ско­го.

А что же Пуш­кин? Не­у­же­ли он бро­сил­ся вдо­гон­ку за Жу­ков­ским, что­бы до­ве­сти его до от­чая­ния и толь­ко? На­про­тив, по­эт по­ни­мал со­мни­тель­ность сво­его по­ве­де­ния. Но как ос­та­но­вить дру­га, как ска­зать ему: ты ни­че­го не смыс­лишь и мол­чи? Ведь зная ха­рак­тер Жу­ков­ско­го, Пуш­кин спра­вед­ли­во по­ла­гал, что при слу­чае на пря­мой во­прос, на­сколь­ко обос­но­ва­ны пуш­кин­ские пре­тен­зии к Дан­те­су, друг даст пря­мой от­вет: ни на сколь­ко? И то­гда слух о ду­эли, уже пу­щен­ный по­этом, обер­нет­ся про­тив не­го са­мо­го. А это­го нель­зя было до­пус­тить. Ос­та­ва­лось од­но - по­про­сить дру­га: «По­тер­пи! Ес­ли тай­на вы­зо­ва рас­кро­ет­ся, смер­тель­ный по­еди­нок тем бо­лее бу­дет не­из­бе­жен». При этом под «тай­ной» под­ра­зу­ме­ва­лись, пре­ж­де все­го, све­де­ния, по­лу­чен­ные Жуков­ским во вре­мя пе­ре­го­во­ров. За этим Пуш­кин и на­пра­вил­ся к Виельгорскому.

На­мек на жан­дар­мов был ча­стью оп­рав­да­тель­ной ар­гу­мен­та­ции по­эта – дес­кать, не сле­ду­ет при­вле­кать вни­ма­ние пра­ви­тель­ст­ва. Ни Ви­ель­гор­ский, ни Жу­ков­ский не по­ве­ри­ли Пуш­ки­ну – «не же­лая быть зри­те­лем, или ак­те­ром в тра­ге­дии» - но по­ви­ну­ясь дру­же­ско­му дол­гу, обя­за­лись хра­нить тай­ну.

Спус­тя не­ко­то­рое вре­мя к Жу­ков­ско­му, уже ото­слав­ше­му пись­мо Пуш­ки­ну, прие­хал Дан­тес уз­нать о ре­зуль­та­тах пе­ре­го­во­ров. Ему бы­ло со­об­ще­но, что сви­да­ние не со­сто­ит­ся. Друг по­эта от­ка­зал­ся от по­сред­ни­че­ст­ва и, как веж­ли­вый че­ло­век, на­пи­сал об этом пись­мо по­слан­ни­ку.

Оче­вид­но, та­кой по­во­рот со­бы­тий не уст­раи­вал Гек­кер­нов, и они по­втор­но, уже не на­стаи­вая на встре­че с по­этом, об­ра­ти­лись к Жу­ков­ско­му с прось­бой лю­бым спо­со­бом ос­та­но­вить Пуш­ки­на. Что на­пи­сал Гек­керн Жу­ков­ско­му, о чем по­том го­во­ри­ли Пуш­кин и Жу­ков­ский - не­из­вест­но? В пер­вом слу­чае, возмож­но, бы­ли вы­ра­же­ния лю­без­но­сти и со­жа­ле­ния, что си­туа­ция за­шла в ту­пик, во вто­ром – до­го­во­рен­ность не пред­при­ни­мать ни­ка­ких ша­гов до объ­яв­ле­ния по­молв­ки Дан­те­са.

Все эти со­бы­тия опи­са­ны в по­след­ней да­ти­ро­ван­ной за­пи­си кон­спек­тов Жу­ков­ско­го:

10 [но­яб­ря]. Мо­ло­дой Гек­керн у ме­ня. Я от­ка­зы­ва­юсь от сви­да­ния. Мое пись­мо к Гек­кер­ну. Его от­вет. Мое сви­да­ние с Пуш­ки­ным[102].

Важ­но от­ме­тить осо­бен­ность этих за­пи­сок. Они со­став­ля­лись Жу­ков­ским спус­тя не­ко­то­рое вре­мя - вероятно, 16 ноября [103] - при на­пи­са­нии об­стоя­тель­ной, но ма­ло­из­ве­ст­ной ал­ле­го­рии – сво­его ро­да от­че­та, от­ра­жаю­ще­го суть ду­эль­ной ис­то­рии и по­ве­де­ния ее уча­ст­ни­ков. Но уже то­гда у Жу­ков­ско­го бы­ли про­бле­мы с да­ти­ров­кой. До­ве­дя за­пись до слов: «Сви­да­ние с Гек­кер», он твер­до вы­вел в на­ча­ле сле­дую­щей стро­ки: «9 но­яб­ря». За­тем, за­ме­тив про­пуск дня, бы­ст­ро ис­пра­вил «9» на «8», но и это не удов­ле­тво­ри­ло его, и он во­все вы­черк­нул «8 но­яб­ря», а циф­ру «8» впи­сал ни­же. По­хо­же, в па­мя­ти Жу­ков­ско­го со­бы­тия сдви­ну­лись на день назад. Это об­стоя­тель­ст­во и ряд дру­гих кос­вен­ных при­зна­ков по­зво­ля­ют пред­по­ло­жить, что за­пи­си от 9-го и 10-го от­но­си­лись со­от­вет­ст­вен­но к 10-му и 11-му но­яб­ря.

Не­до­уме­вая и те­ря­ясь в до­гад­ках, Жу­ков­ский ос­мыс­ли­вал по­ступки по­эта, ста­ра­ясь уло­вить их за­ко­но­мер­ность. По­это­му да­ти­ро­ван­ная часть его за­пи­сей но­сит ха­рак­тер ча­ст­но­го рас­сле­до­ва­ния, взве­шен­ной оцен­ки со­бы­тий, еще не пред­по­ла­гаю­щих пе­чаль­ный исход. В них вы­ра­же­ны стрем­ле­ние к ис­ти­не и об­щий взгляд на про­ис­хо­дя­щее. Но на 11(10)-м но­яб­ря они за­кан­чи­ва­ют­ся, и да­лее сле­ду­ют за­пи­си, со­став­лен­ные Жу­ков­ским уже по­сле ги­бе­ли по­эта, без ука­за­ния дат, а по­то­му имею­щие со­всем иную на­прав­лен­ность и уро­вень дос­то­вер­но­сти. Пи­са­лись они, ве­ро­ят­но, при со­став­ле­нии пись­ма к от­цу по­эта. Их це­лью бы­ло оп­рав­да­ние Пуш­ки­на, при­по­ми­на­ние со­бы­тий трех­ме­сяч­ной дав­но­сти, ил­лю­ст­ри­рую­щих уже го­то­вую мысль – ги­бель по­эта. Однако, из­ме­нив ха­рак­тер, кон­спект все же со­хра­нил цен­ные све­де­ния, по­зво­ляю­щие ори­ен­ти­ро­вать­ся в слож­ных об­стоя­тель­ст­вах ду­эль­ной ис­то­рии.