Чезаре надеялся, что его брат немедленно уедет и никогда больше не вернется в страну, где покрыл себя позором. Приезд Джованни в Рим встревожил его; он уже написал прощальное письмо, которое, по его замыслу, должно было догнать герцога Гандии по дороге на Сицилию, и даже прочитал его мне, смакуя каждое слово. Письмо это, несомненно, было бы подходящим напутствием ничтожному трусу и выскочке, каковым Чезаре считал своего младшего брата, и призвано было усугубить его мучения. Однако надежды кардинала не оправдались: наутро святейший папа вызвал Джованни к себе и долго говорил с ним, а затем было объявлено, что главный капитан Церкви отправляется отвоевывать у французов замки Остии.

  Возмущению Чезаре не было предела. Он немедленно отправился к папе и узнал, что герцогу Гандии будет выплачена контрибуция, которую внесли Орсини за свои замки при заключении перемирия. Его святейшество смог урезонить разъяренного Чезаре, пригрозив ссылкой в отдаленное от Рима аббатство и лишением всех привилегий. Папа был жестким человеком и отлично знал нрав своего сына, так что легко заставлял его подчиняться. Иногда я восхищался его святейшеством, хотя и понимал, что он намного опаснее и коварнее всех своих детей. Я подозревал, что папа приставил соглядатаев и к Чезаре, и к Лукреции, опасаясь, чтобы брат и сестра не учинили что-нибудь против Джованни; яд, кинжал, стрела или пуля могли внезапно оборвать жизнь герцога Гандии, а в планы Александра VI это не входило.

  Уже через два дня отряды должны были выступить из Рима. Накануне вечером я снова пришел к Джованни, чтобы проститься. Он сидел у себя в спальне, рассматривая начищенные до блеска доспехи и оружие, и казался растерянным и задумчивым. То, что я принял поначалу за растерянность, оказалось глубоким отчаянием.

  - Я хочу умереть, - сказал он, едва я вошел. - Возможно ли большее унижение, чем то, которому подвергает меня отец? Чего он добивается?

  - Он любит вас и надеется, что вы сумеете вернуть себе потерянную славу полководца. - Я присел на кровать рядом с ним.

  - Да была ли эта слава? Все, чего нам удалось достичь, мы достигли благодаря таланту герцога де Монтефельтро...

  - Вы не должны так думать. - Я помолчал, потом сказал то, что так часто слышал от Чезаре. - Сражайтесь или умрите. Слабые умирают, сильные властвуют, достойные борются. Докажите, что вы достойны.

  Он невесело улыбнулся.

  - Эта война не за мои интересы. Я чувствую себя бараном, которого ведут на бойню...

  Он надолго замолчал, потом пристально посмотрел на меня, и под его взглядом я поник.

  - Андреа, я могу не вернуться. - Его лицо напряглось, между бровями пролегла горькая складка. - Но прежде, чем мы расстанемся, я должен узнать то, что для меня очень важно. Скажи мне...

  Все, что угодно, подумал я, взяв его за руку.

  - Я до сих пор не знаю, кто ты. Ты не знатный юноша, верно?

  Я промолчал.

  - Тогда кто твой господин? Кому ты служишь?

  - Кардиналу Чезаре Борджиа, - прошептал я в отчаянии, сжав его пальцы.

  Наступила долгая тишина. Он опустил глаза, и я, борясь с подступающими слезами, погладил его по щеке.

  - Джованни, мог ли я подумать, что полюблю вас...

  Он дернулся, словно от ужаса, и его темные глаза обратились на меня с бесконечным упреком.

  - Это шутка? Чезаре окружает себя убийцами, такими же, как он сам, а ты...

  - Вы хотите сказать, что я не такой? Но ведь убийцы бывают разными.

  Он сжал виски руками.

  - Я не могу поверить... Ты приходишь ко мне, выполняя его поручения?

  - Разве вы не видите? - Я придвинулся к нему ближе и, обняв за шею, ласково поцеловал в губы. - Мог ли он поручить мне это? - Моя ладонь легла на его бедро и двинулась выше. Он отстранился, дрожа всем телом.

  - Если ты делаешь это против его воли, то ты плохой слуга...

  - Я и сам думаю точно так же и не знаю, как мне быть.

  - В таком случае тебе самому грозит опасность.

  - Мне все равно...

  Он схватил меня за плечи и встряхнул.

  - Зато мне не все равно! - воскликнул он горячо. - Чезаре ревнив, он требует абсолютной верности от женщин, от друзей и от слуг... Но я не могу без тебя, - выдохнул он внезапно, прижимаясь губами к моим губам.

  Я бессильно застонал, когда его язык сплелся с моим. Он целовал меня жадно, с томительной нежностью обреченного, губя свою душу и сжигая в неистовом пламени мою. Забывшись, я гладил его плечи и спину, прижимаясь к нему всем телом. Кажется, я плакал, не в силах больше сдерживать свою страсть к нему и понимая, что готов пойти дальше, намного дальше, чем он мог мне разрешить.

  - Джованни... - Распахнув на груди его рубашку, я стал осторожно поглаживать его грудь. Он вздрогнул, но не стал меня останавливать, и тогда я вновь принялся целовать его, а потом заставил лечь.

  - Нет, - слабо прошептал он, обвивая меня руками. - Нет...

  Пока я возился с поясом его штанов, он пытался удерживать мои руки, но его воля к сопротивлению угасала. Он хотел того же, что и я. Когда я коснулся губами теплой гладкой кожи его живота, с его губ слетел тихий стон. Пальцы Джованни зарывались в мои волосы, я воспламенялся от этих несмелых ласк, без остатка отдаваясь поглощающему меня безумию страсти. Мне хотелось всецело обладать им, слиться с ним и раствориться в нем, в его молчаливом желании, в тревожащей нежности, в пугающей красоте незнакомого мне тела... Моя рука скользнула ниже, коснувшись его отвердевшей плоти.

  - Андреа...

  Он вздрогнул всем телом, еще не отваживаясь принять то, что я так настойчиво предлагал ему.

  - Нет... постой.

  Я остановился, и он с мольбой и сомнением посмотрел на меня, потом взял меня за руку. Наши пальцы переплелись, он закрыл глаза и едва слышно прошептал:

  - Продолжай.

  Склонившись над ним, я стал медленно ласкать его, опускаясь все ниже, затем очень осторожно высвободил его напряженный член и припал к нему губами. Джованни вскрикнул, невольно подавшись мне навстречу, и его крик перешел в сладостный стон. Я видел, что ему нужно совсем немного... Мои быстрые ласки заставляли его вздрагивать, и я, уже не в силах терпеть сжигающее меня вожделение, обнимал его бедра, наслаждаясь его нетерпением и теми звуками, которые мы издавали. Дыхание Джованни стало прерывистым, он бессвязно шептал что-то по-испански, положив руку мне на голову, а потом вдруг напрягся всем телом и содрогнулся в мощном экстазе, изливаясь. Вкус его семени показался мне великолепным; я выпил его до последней капли, как драгоценное вино, и едва дотронувшись до собственного органа, тоже кончил, охваченный неизъяснимым слепящим блаженством. Это было настоящее безумие, испепелившее меня и заставившее забыть обо всем на свете...

  Я тихонько сел рядом с неподвижно лежащим Джованни и вытер его и себя платком, а затем наклонился и легко поцеловал его в висок, рядом с заживающим багровым рубцом. Он не смотрел на меня; его тело все еще вздрагивало, и я знал, что ему действительно понравилось.

  - Я люблю вас... - благоговейно прошептал я, вслушиваясь в отчаянный стук его сердца.

  - Я никогда не думал, что когда-нибудь испытаю это с мужчиной. - Он смущенно улыбнулся и заставил меня лечь рядом. - Знаешь, а ведь мне было хорошо. У меня было много женщин... но с ними всегда по-другому.

  - В Испании у вас осталась жена, - напомнил я. - И вероятно, вы ее горячо любите... Я не вправе ревновать, и все же понимаю, что вряд ли могу сравниться с ней.

  Он усмехнулся.

  - Мария досталась мне по наследству от старшего брата Педро, так же как титул и владения, так что я не выбирал ее.

  - Значит, вы не испытываете к ней глубоких чувств?

  - Отчего же. Она красивая и страстная, как многие испанки, у нее чудесное тело, большая грудь и тонкая талия. Мне нравится заниматься с ней любовью. Нашему сыну уже два года, и я надеюсь, что у нас будут еще дети.