Она обняла его за плечи и поцеловала в щеку.

   - Твой герцог так красив, что я начинаю ревновать тебя к нему. Какая глупость!

   Фабио вздрогнул. Чтобы скрыть свое смятение, он схватил Терезу в объятия и принялся целовать. Ее губы податливо приоткрылись, а пальцы стали возиться с завязками его рубашки.

   - Не хочешь пойти в спальню? - тяжело дыша, спросил Фабио, когда ее рука нетерпеливо скользнула ему в штаны.

   Поднявшись наверх, они устроились на широкой кровати в спальне, и Тереза быстро сбросила платье. Лаская ее тело, Фабио подумал, что совсем скоро оно утратит привычную стройность и гибкость, и тогда ему придется быть осторожнее, занимаясь с ней любовью. Он приник губами к ее соску, с наслаждением чувствуя, как он твердеет от движений его языка. Тереза застонала, выгибаясь под ним; ее ответные ласки были торопливыми и страстными, она прекрасно знала, что ему нравится больше всего. Сегодня, однако, он не мог полностью отдаться чувствам; образ Лодовико стоял перед его мысленным взором, мешая сосредоточиться: лицо апостола, озаренное призрачным светом луны, бездонная синева глаз, мягкие прохладные губы... Он закрыл глаза, представив себе, что снова целует герцога, - и мощная волна желания захлестнула его с пугающей неотвратимостью. Опустившись на Терезу сверху, он с легким стоном медленно проник в нее... Но все это было не так хорошо, как прежде. Он знал, что с Лодовико все должно быть по-другому - яростнее, острее, неизмеримо чувственнее... Двигая бедрами, он заставлял Терезу нетерпеливо извиваться, вскрикивать и прижиматься к нему, и его удовольствие становилось сильнее, когда он думал о герцоге. Ему понадобилось совсем немного усилий, чтобы кончить, - сдавленный возглас слетел с его губ, он излился, сжимая Терезу в сладострастных объятиях... и мысленно шепча имя Лодовико. Чувствуя себя изменником, Фабио в последний раз поцеловал жену и устроился рядом с ней, рассеянно поглаживая ее грудь.

   - Знаешь, я совсем не замечаю перемен, - улыбнулась Тереза, - хотя Дзанетта говорит, что по всем признакам во мне уже растет дитя. Быть с тобой так же чудесно, как и раньше. Когда я выходила за тебя замуж, мой отец сказал: "Наконец-то старой деве повезло". Мне было тридцать лет, и я думала, что проживу без мужа всю жизнь... Теперь у меня есть ты, а скоро нас будет трое. Приезжай почаще, если сможешь.

   - Непременно. - Ложь давалась ему тяжело, и он просил прощения у Бога, потому что эта ложь была необходима. - Разве я могу оставить тебя надолго одну?

   Некоторое время они лежали, обнявшись, и разговаривали, а дождь шуршал по крыше над их головами.

   Фабио уехал сразу после полудня, не поддавшись на уговоры Терезы остаться и переждать непогоду. Дождь утих, перейдя в стылую морось, оседавшую на волосах, лице и одежде. Лошадь недовольно фыркала, поднимаясь в гору, подковы чавкали по раскисшей земле. Едва въехав в ворота замка, Фабио заметил герцога, стоящего у балюстрады галереи. Увидев художника, Лодовико приветливо помахал ему рукой и крикнул, чтобы он отдал лошадь слуге и поскорее шел под крышу.

   Они встретились в коридоре нижнего этажа.

   - Для чего вы уехали в такую мерзкую погоду? - Герцог напустился на Фабио, как на ребенка. - Дайте руку... о, вы совсем продрогли! Вам нужно немедленно переодеться и хорошенько поесть.

   - Не беспокойтесь обо мне, ваша светлость. Осторожнее, вы тоже промокнете, если будете так хватать меня за руки...

   - К черту осторожность! - воскликнул юноша. - Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату.

   Они поднялись на третий этаж, провожаемые заинтересованными взглядами слуг и охранников: вымокший до нитки художник, сапоги которого оставляли на полу влажные следы, и герцог, сопровождающий его, словно личный телохранитель.

   - Не уходите, я скоро вернусь, - пообещал Лодовико у дверей комнаты Фабио и бегом бросился вниз по лестнице.

   Едва Фабио успел снять промокшую одежду, насухо вытереться полотенцем и вытащить из сундука чистую смену белья, как в дверь постучали. Торопливо натянув штаны, Фабио открыл и увидел на пороге улыбающегося Лодовико с бутылкой вина и завернутым в холстину пирогом.

   - Боже, благослови повариху. - Герцог вошел и, закрыв за собой дверь, весело посмотрел на художника. - Она сразу поняла, что требуется человеку, полдня проведшему под дождем.

   - Простите, ваше сиятельство, я не должен появляться перед вами в таком виде... - смущенно начал Фабио, но герцог нетерпеливо покачал головой.

   - Вам незачем извиняться. Кроме того, я... - он запнулся и покраснел, опустив глаза. - Мне кажется, в этом нет ничего постыдного.

   Фабио надел рубашку, подошел к нему, и руки юноши мягко и нерешительно обняли его талию.

   - От вас пахнет дождем, - пробормотал Лодовико, прижимаясь щекой к его волосам. - Сегодня весь мир пахнет дождем... Этот запах впитался в мою кожу, пока я ждал вас. Ведь я ждал целый день, Фабио. Неужели я не заслужил награды? Поцелуйте меня...

   Его губы скользнули по щеке художника и несмело прикоснулись к его губам. Фабио обнял его и, притянув к себе, начал целовать - страстно, глубоко, с томительной нежностью, переполняющей его сердце. Лодовико тихо застонал, прильнув к нему всем телом.

   - Вы мучаете меня, - с упреком прошептал наконец герцог, учащенно дыша, и из-под его длинных ресниц скатилась слеза. - Рано утром вы отправляетесь к жене, чтобы предаваться с ней плотской любви, а потом возвращаетесь и играете со мной, а у меня нет сил сопротивляться.

   - Это не игра, Лодовико. Я почти не могу себя контролировать, когда нахожусь рядом с вами. Вы ревнуете меня к Терезе, но сегодня я понял, что слишком люблю вас, чтобы в моей душе осталось место для такого же большого чувства к кому-то еще. Все зашло так далеко, мой дорогой мальчик...

   Герцог гладил его лицо, неотрывно глядя на него блестящими от слез глазами.

   - Я люблю вас, люблю... - повторял он.

   Фабио снова поцеловал его, потом сел на кровать и потянул юношу за собой. Они улеглись рядом, неторопливо лаская друг друга, и Фабио трепетал, чувствуя прикосновение сильных рук герцога к своим плечам, рукам и груди. В мягком полумраке комнаты лицо Лодовико было скрыто маской серых теней, лишь огненный взгляд полных страсти глаз проникал, казалось, в самую душу Фабио. Герцог тихо вздохнул, когда художник распахнул ворот его рубашки и стал целовать его шею и грудь, и замер, отдаваясь во власть ласкающих его пальцев и губ. От его кожи исходил легкий чистый запах дождя и дыма.

   - Что теперь? - прошептал Лодовико, положив ладонь на склоненную голову Фабио. - Я... так мало знаю обо всем этом, и...

   - Доверьтесь мне. - Рука Фабио скользнула ниже, погладила живот юноши и накрыла его пах. Лодовико сдавленно вскрикнул и тут же застонал.

   - О, Фабио...

   Едва сдерживая себя, художник стал медленно водить пальцами по твердой выпуклости между его ногами, ощущая через ткань штанов невероятное возбуждение Лодовико. Герцог откинулся на спину, и Фабио, чуть помедлив, лег на него сверху, с наслаждением прижимаясь всем телом к его груди, животу и бедрам. Коленом раздвинув ноги юноши, Фабио потерся низом живота о его пах. Лодовико застонал, его ответные движения были порывистыми и нетерпеливыми, и тогда Фабио стал целовать его, задавая ритм своими бедрами. Дыхание герцога стало неровным и глубоким, его язык сплетался с языком Фабио, а руки гладили его спину и плечи. Чувствуя подступающее наслаждение, художник старался не торопиться, чтобы дать Лодовико то, чего он так хотел. Вдруг юноша замер, закрыв глаза, с его губ слетел мучительный и сладостный стон, и его тело содрогнулось, мгновенно заставив Фабио разделить с ним это последнее, высшее торжество их страсти...

   Потом они долго лежали молча, обнявшись, и каждый думал о том, что случилось. Наконец Фабио нарушил молчание:

   - Простите меня, мой дорогой господин. Я должен был держать себя в руках... Вы не сердитесь на меня?