Отец легко вскочил на бабкину лошадь, и Андрейка вслед за ним тронул Рыжика. Мать угоняла овец в другую сторону; она низко опустила голову, и кисточка на её малахае жалобно вздрагивала.

— Ма-а-а-ма! — что есть силы крикнул Андрейка, мать оглянулась, прощально махнула рукой и тоже крикнула:

— Приезжай скорее! Дулму не обижай!

Нянька носилась вокруг отары, бабка Долсон и Катя смотрели вслед Андрейке. Рыжик перешёл на рысь. Давно уже он не ходил под своим маленьким хозяином…

Андрейка вспомнил, что едет в новом костюме, что скоро увидит Дулму, и у него сразу отлегло от сердца.

То там, то здесь высятся в степи огромные зароды свежескошенного сена. Сопки, что повыше, отливают желтизной, а в падях ещё зелёное многотравье и пестрота цветов. Тени от облаков плывут по степи. За Рыжиком тоже неотступно тянется тень: Андрейка взмахнёт рукой — и тень взмахнёт рукой.

Андрейка уже свыкся с мыслью, что сегодня он покидает степь, будет жить не в юрте, а в интернате и станет учеником. Этого хотели все: отец, мать, бабка Долсон, дядя Костя, дед Егор и даже Дулма. Да, если говорить по совести, и самому Андрейке хочется теперь в школу. Какая она, школа? Андрейка вспоминает, как он играл с Дулмой… Он лезет в карман дэгыла: рукавичка Дулмы на месте.

Интернат

В селе отец заехал в книжный магазин, купил букварь и цветные карандаши. Андрейка положил коробку цветных карандашей в карман рядом с рукавичкой Дулмы, а букварь в сумку — и так доехал до интерната.

Дом с зелёной крышей, с белыми резными наличниками и ставнями стоит на очень высоком месте. Его видно со всех сторон. Под окнами и во дворе шумят жёлтой листвой прямые тополя. Дом этот давным-давно принадлежал кулаку, а теперь здесь живут дети чабанов и табунщиков. Это и есть интернат. Здесь Арсен Нимаев и оставляет Андрейку.

Воспитательница показывает Андрейке кровать и тумбочку. Он кладёт на тумбочку букварь и смотрит в окно; по улице на Рыжике едет отец и ведёт в поводу бабкину лошадь. Рыжик идёт весело, пританцовывая тонкими ногами в белых «чулках». Он не уросит, не ржёт: Рыжик тоже считает, что Андрейка должен учиться…

Андрейка с любопытством осматривает большую комнату: только в одной этой комнате уместились бы две, а то и три Андрейкиных юрты. Здесь стоит много кроватей, и около каждой тумбочка и табуретка. Посредине большой стол со скамьями по бокам. На стене — два портрета. На одном — Ленин. Такой же портрет висит в Андрейкиной юрте. А на втором портрете — совсем знакомый человек. Но всё-таки кто это — с такими весёлыми глазами и щеками в мелких морщинках? И старенькая кепочка на голове… Да это дед Егор, честное слово! Только почему-то он в очках и бородка у него подстрижена клинышком…

Нынче весной приезжал из Москвы фотограф и сделал портрет отца для Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства. Отец сидел на Воронке, а кругом были овцы.

Воронка и овец Андрейка узнал сразу, а отца не узнал: он был какой-то очень большой, выше сопки, а лицо маленькое, и вместо лисьего малахая на нём была шляпа, которую снял со своей головы фотограф и надел на отца.

Андрейка сразу сообразил, что деду Егору фотограф отдал свои очки и подстриг бороду, чтобы красивее был, а только об одном забыл — оставил деда Егора в старенькой фуражке.

— Чего смотришь так? — спросил высокий мальчик-бурят. — Это товарищ Калинин.

Андрейка хмыкнул.

— Знаю, — сказал он, хотя до сих пор не знал фамилии деда Егора.

Очень это хорошо, что Ленин и дед Егор — такие знакомые люди — смотрят со стены на Андрейку, улыбаются ему, как один всегда улыбался в юрте, а второй — на Пронькином логу. Они очень рады, что Андрейка приехал в интернат.

К Андрейке подходит худенький мальчик. У него курносое лицо и выгоревшие на солнце светлые волосы.

— Тебя как звать?

Андрейка охотно называет своё имя.

— А меня Афанасий.

Андрейка меряет его недоверчивым взглядом с ног до головы.

— Чего? — хмыкает он.

— Афанасий, — менее уверенно повторяет мальчик.

— Его зовут Афоня, — вмешивается высокий мальчик-бурят. — Он тоже будет учиться в первом классе. И его кровать стоит рядом с твоей. Соседи будете.

— А тебя как зовут? — по-бурятски спрашивает Андрейка.

— Меня зовут Тудуп, — по-русски отвечает мальчик. — Я учусь в седьмом классе.

Тогда Андрейка опять по-бурятски спрашивает, откуда приехал в интернат Афоня. И Тудуп по-русски отвечает, что Афоня приехал из Малой Большаковки — соседнего села, с которым Большая Большаковка объединилась в один колхоз.

Афоня смеётся. У него нет двух передних зубов.

— Ты по-русски плохо разговариваешь? — спрашивает он.

— Хорошо разговариваю, — отвечает Андрейка, улыбаясь, и Афоня видит, что у него тоже нет двух зубов.

— Он ещё робеет перед тобой, Афоня, — поясняет Тудуп.

Андрейка презрительно фыркнул.

— А у тебя конь есть? — вызывающе спрашивает он и делает шаг вперёд.

— Нет коня. А у тебя есть?

— Видел, я на Рыжике приехал? Это мой конь.

— А у меня коньки есть. «Снегурочки». — Афоня быстро подходит к тумбочке, достаёт оттуда пару коньков и протягивает Андрейке.

Тот бережно принимает коньки, гладит их пальцами. У него нет коньков, он первый раз держит их в руках.

Но Андрейка не хочет сдаваться:

— А у меня Нянька есть.

— Нянька? — весело смеётся Афоня. — А зачем тебе нянька?

Андрейка смотрит на Афоню с обидой, с недоумением.

— Беда умная собака! Нянька волка загрызла! — веско отвечает он.

Афоня явно посрамлён: он совсем не думал, что Нянька — собака.

— У меня нет собаки, — признаётся Афоня. — А хочешь, я тебе коньки дам покататься? — вдруг предлагает он.

Андрейка прижимает к себе коньки, но тут же протягивает их Афоне.

— Где кататься? — спрашивает он, пожимая плечами.

И опять в разговор вступает Тудуп:

— Речка через месяц замёрзнет — вот и покатаешься. Мы все на речке катаемся.

— Ладно, — соглашается Андрейка.

В это время в комнату входит воспитательница, а за ней идут бабка Бутид и Дулма.

— К тебе гости, Андрюша, — говорит воспитательница.

— Мэнду! — здоровается бабка.

Андрейка и Тудуп отвечают на приветствие, и даже Афоня знает, что такое «мэнду» — это по-бурятски так же, как и «сайн», — «здравствуйте».

Дулма остановилась около дверей комнаты, а бабка прошла к Андрейке.

Она ему что-то говорит, и Андрейка мрачнеет. Оказывается, бабка Бутид привезла сегодня Дулму, но в школу её не приняли: узнали, что Дулме не семь, а шесть лет. А Дулма так хочет учиться! Но ничего но поделаешь: придётся год подождать.

— Иди поиграй с Дул мой, а я с Тудупом поговорю, — велит бабка Бутид.

Андрейка идёт к Дулме, и они вместе выходят во двор интерната.

— Как играть будем? — спрашивает Дулма.

— Не хочу играть! — отрезает Андрейка.

Он смотрит на осёдланных лошадей, привязанных к изгороди, и ему очень хочется уехать отсюда.

— Я рукавичку твою нашёл! — спохватывается Андрейка и отдаёт Дулме пушистую рукавичку из верблюжьей шерсти.

— А я ещё одну потеряла, — безразличным тоном говорит Дулма.

Разговор у них явно не клеится. И тут Андрейка вспоминает, что Дулма ещё не видела его костюма и ремня. Он распахивает дэгыл, и Дулма притрагивается рукой к блестящей пряжке.

Как это Андрейка забыл показать костюм и ремень Афоне? Надо обязательно показать.

Дулма очень завидует Андрейке. Новый костюм и ремень окончательно убедили её в Андрейкином превосходстве; он теперь ученик, а она просто Дулма.

— Возьми себе рукавичку, — говорит Дулма, — мне бабушка другие свяжет.

— Ладно, — говорит Андрейка, пряча рукавичку в карман дэгыла. — Я буду на коньках кататься, — зачем-то добавляет он.

Потом он говорит, что напишет Дулме письмо, а она пусть съездит к Рыжику, Няньке, Кате и расскажет, как он тут живёт. Дулма, конечно, соглашается. Она смотрит на своего друга с уважением, и ей стыдно признаться, что она не сумеет прочитать Андрейкиного письма.