— Да, отпустило немного. Я так понимаю, это просто обезболивающее. И оно ни черта не лечит?

— Не могу знать. Думаю, Тарсиэль скажет точно.

— Ясно. Ты это, присядь что ли рядышком. Побудь тут, пока не засну.

Кровать тихо скрипнула. Маленькая ладошка легла мне на грудь. Когда‑то она была нежной и мягкой, но покрылась мозолями от рабского труда.

— Триэль.

— Да?

— Расскажи мне о своем Лесе.

— Он очень густой и темный, потому что кроны пропускают мало света. Но после вторжения людей Златолист, наверное, сильно поредел. Деревья там высокие — высокие и толстые. Порой десять мужчин не могут обхватить ствол. Но как и все в этом мире, деревья часто умирают. Одни от старости, другие от паразитов, третьи от молний и ураганов. Мы срубаем их и строим дома меж корней. Такие же высокие как и погибшие деревья.

— Вы живете в башнях?

— Да. Если привязывать их к стволам, можно строить аж до самых крон. Мы неприхотливы и привыкли жить в тесноте.

— Как так вышло, что вы проиграли людям?

— Мы никогда не возводили стен, надеялись на собственную ловкость. Взбирались на макушки, прятались в листве и поливали ваших воинов стрелами. Сперва они не могли достать нас на такой высоте, ведь человеческие луки и арбалеты не чета эльфийским. Но потом по Лесу эхом прокатились выстрелы. Люди принесли с собой синюю смерть.

— Огнестрел, — хмыкнул я. — Серьезное преимущество. Знаю я одного парня по имени Кортес. Он не здешний, с моей родины. Так вот его отряд в триста всадников обращал в бегство тысячные армии. А все из‑за волшебных гром — палок. Но это было давным — давно.

— Хотела бы я побывать в твоем мире.

— Такое же дерьмо как и этот. Только рабство стало более цивилизованным. Анекдот даже такой есть. Раньше рабам давали ровно столько денег, чтобы хватало на еду и одежду. В принципе, с тех пор ничего не изменилось.

Триэль промолчала. Ничего смешного, к сожалению, в этом анекдоте нет. Это скорее горькая ирония, хотя и она порой веселит. Особенно, когда не касается тебя лично.

— Перспектив, конечно, у нас больше. Но до идеала еще сотни, если не тысячи лет. Да и есть ли он вообще, этот идеал?

— Я не знаю, Джен. Хотелось бы верить, что есть.

— Мне тоже…

Я глубоко вздохнул. Сон постепенно одолевал больную голову. Дыхание стало ровным, сердцебиение замедлилось. Уже находясь в полудреме, я почувствовал тепло тела рабыни. Она свернулась калачиком под боком и положила голову на плечо.

Проснулся на рассвете. Триэль еще мирно посапывала под боком. Ночная рубашка соскользнула с плеча, открыв моему взору алые рубцы. Я вздохнул и легонько провел по ним пальцами. Девушка тихо застонала и перевернулась на живот.

Решил не будить ее — пусть отдыхает. Натянул брюки, сорочку и отправился в уборную. Оттуда — на кухню. Данэль насыпала мне полную тарелку ароматного варева, но я съел только половину.

Краем глаза заметил, как девушки то и дело бросают на меня подозрительные взгляды. Стоит им ответить — тут же отворачиваются.

— Что‑то не так? — спросил я.

Данэль заправила светлую прядь за ухо и смущенно улыбнулась.

— Вы раньше никогда не ели такую еду, — сказала эльфийка. — И мы беспокоимся, вкусно ли вам.

Я отложил ложку.

— Какую такую?

— Простую…

— Ну и что. Отличная же еда.

Хотел добавить, что дома я жрал всякое дерьмо в десять раз хуже, но передумал. Добавил лишь:

— А не какой‑то эльфийский суп.

Невольницы переглянулись. Больше они не стеснялись улыбок, и мне это нравилось.

— Мы называем эту стряпню кашей Тархина. В вашу честь.

Здорово. Четвертый день в новом мире, а в мою честь уже назвали кашу. Такими темпами я далеко пойду.

После завтрака немного посидел на крыльце, подставив заметно похудевшую физиономию солнечным лучам. Потом направил стопы за плантацию, где разместился самодельный тренажерный зал.

Свинья при моем приближении высунула хобот из грязи и приветливо хрюкнула. Гладить ее не стал — все‑таки злился за похеренный урожай.

Вчера Свинья успела зарыться в грязь по брюхо, сегодня — уже почти по самую спину. Скоро это наглое рыло тут колодец выроет. Ну хоть перестала бороздить поле аки клыкастый ледокол и освоилась на одном месте рядышком с помостом.

После вчерашней тренировки мышцы болели совсем чуть — чуть. Маловато я напрягался, но с таким рыхлым телом и так сойдет. Все равно не стал добивать грудь жимом — отдых и восстановления нужны в любом случае.

Немного повисел на кандалах, размял поясницу и решил прогуляться по лесу. Шастать среди могил было стремновато, но хотелось узнать, насколько велика посадка.

Сперва деревья росли довольно редко. Я старательно обходил захоронения, чтобы не дай бог не наступить. В этом мире все же есть магия. Мало ли, вдруг навлеку гнев какого‑нибудь злобного призрака? Думаю, он не станет разбираться, кто внутри этой живодерской оболочки. Сразу сожрет или вырвет душу, или как еще может навредить неприкаянный дух.

Сразу за кладбищем деревца сгустились. Я задирал голову и разглядывал листья. Привычных мне форм тут вовсе не водилось. Особо в ботанике не силен, но ничего похожего на дуб, клен, березу или сосну я не заметил. Одни листья напоминали четырехпалые ладошки, другие свернулись в трубочки, третьи формой походили на загнутые языки. С земной флорой их объединяло лишь одно — зеленый цвет.

Вдали пели незнакомые птицы, в нос били незнакомые запахи. В этом мире почти все было мне незнакомо. Удивительно, что здесь завелись люди, а не какие‑нибудь двухголовые гуманоиды или монстры а — ля Чужой.

Я прошел еще несколько метров и остановился. Конца леса видно не было, а выяснять, где же он как‑то расхотелось. Это точно не посадка и здесь могут обитать хищники. Встретиться с местным волком или медведем не имелось никакого желания.

Я развернулся и заметил напротив весьма необычное растение. Оно обхватывало ствол коренастого старого дерева словно мох, но очень сильно походило на луговую траву. Ту самую, что обильно росла на холмах за поместьем. Создавалось впечатление, что кто‑то специально высадил ее в кору, чтобы получился этакий вертикальный висячий газон.

Подошел ближе и провел по растению рукой. Оно зашевелилось, прыгнуло, и секундой позже я уже валялся на куче палой листвы. А таинственный куст наседал сверху.

От страха аж язык отнялся — так все быстро и неожиданно произошло. Еще страшнее стало, когда агрессивная трава выхватила откуда‑то изнутри себя нож и занесла для удара. В кровь брызнул адреналин, и я машинально врезал по обидчику кулаком.

Не знаю, куда попал, но приложился весьма сильно. Растение громко хэкнуло и согнулось. Я скинул его с себя, вскочил и несколько раз добавил ногой. Бил до тех пор, пока оно не свернулось калачиком как упавшая с ветки гусеница и затихло.

Стоило сразу же побежать в дом и позвать охрану, но меня разобрало любопытство. Эльфы тут есть, гномы вроде тоже, и живые кусты, получается, в наличии?

— Грут хренов.

Я поднял кинжал и еще раз пнул травяного человека. И заметил странные белые побеги, выбившиеся из травы. Пошуршал в том районе носком сапога и оголил участок загорелой кожи. Тьфу, блин, да это же человек! Только в маскировочном костюме на манер снайперского.

Скинул капюшон из пучков стеблей и листьев. Девушка, эльфийка. Бледные губы поджаты от боли, глаза зажмурены. На щеках по три черные полоски — как у коммандос из американских боевиков. Волосы у незнакомки короткие, молочно белые с темными кончиками. Такой расцветки я даже здесь ни разу не видел. Три пальца чистой белизны, палец воронового крыла.

— Добей меня, мразь, — прохрипела эльфийка. — Я живой не вернусь…

Ага, ясненько. Беглая рабыня. Наверное тощая и заморенная, иначе фиг бы я ей так легко навалял. Уже б небось лежал под кустом с перерезанным горлом.

— Ты кто такая?

— Что б ты сдох, — прохрипели в ответ.