Первый месяц прошел неплохо. Я делала ремонт, постепенно облагораживала местность, окружающую дом – сажала цветы, расчищала фонтан. Все это хоть как-то отвлекало от боли, которая мучила меня. Еще через неделю я пригласила к себе подругу и ее жениха. В сентябре у них должна была состояться свадьба, и мне показалось, что мой новый дом отличное место для ее проведения. Кессиди согласилась. Я помню счастливое выражение ее лица, как она радовалась, что я нашла этот дом. Я радовалась тоже, но не долго.
Проводив ребят, я заперлась и решила пойти спать пораньше. Поднялась на верхний этаж, открыла дверь в спальню, и следующее, что помню – я на дороге, у обочины. Сижу на сырой земле и руки мои в крови. Что я наделала? – это первая мысль, которая посещает мою голову. И как я здесь оказалась? В ответ на мои вопросы появляется полицейская машина, за ней еще одна.
- Мисс, поднимите руки над головой! – кричит полицейский, наводя на меня пистолет. Его напарник стоит позади, и в его глазах я вижу ужас. Он меня боится.
- Пожалуйста, мисс! Вы должны пойти с нами!
Я поднимаю руки, как они велели, и иду навстречу. В этот момент мой разум снова дает сбой. Затем я слышу свой собственный крик. А точнее, рев. Я понимаю, что кидаюсь на первого полицейского, и его пистолет выпадает из рук. Я хватаю его и стреляю в упор. В голову. После выстрела от нее практически ничего не остается. Второй полицейский бежит от меня. Садится в машину и пытается уехать. Потом опять темнота – и я ничего не помню.
Странное ощущение. Будто бы все это сделала не я. Но на самом деле, как мне позже объяснили в клинике, после того, как я вошла в спальню, меня словно подменили. Соседка, миссис Джонс, видела меня, идущей по дороге с большим ножом в руках, но я этого не помню. Я не помню ничего из той ночи, и это самое плохое. Я не знаю точно, что совершила и зачем. Доктор Медисон говорит, что это сделала моя вторая половина. Другая личность, называющая себя Мари. Говорит, что общался с ней.
Я не верю. Не может такого быть. И пока я все это отрицаю, меня держат здесь, в «Андерхилле».
Надеюсь… все будет хорошо»
- Вот твои таблетки, дорогая, - говорит медсестра, миссис Хоссити. Я переворачиваюсь на кушетке и гляжу на нее. Темные волосы женщины кажутся мне почти черными в тусклом свете единственной лампочки. Она подкатывает поднос и берет небольшую коробочку с него. Протягивает мне.
- Думаю, после приема таблеток тебе нужно будет лечь спать. Они содержат снотворное.
Я слегка улыбаюсь и беру свою порцию антидепрессантов. Мне приносят их каждый день: утром и вечером. Обедаю я в общей столовой, как все. В клинике много пациентов с отклонениями в развитии, шизофренией, диссоциативным расстройством идентичности, как у меня. Я считаюсь одной из самых опасных, и именно поэтому моя палата одиночная и изолированная. Ко мне боятся кого-то подсаживать.
26 декабря, 2004 год.
Отрывок записи из дневника Кети Палмс:
«Давно не писала, даже кажется, что разучилась. Буквы вывожу коряво, и почерк сам на себя не похож. Кажется, я снова начинаю терять себя. Проснувшись утром в среду, обнаружила на полу надпись: Ты меня не спрячешь, - написано цветными мелками. Но откуда они здесь взялись? В палате их нет. Странно. Очень странно»
Солнце садится медленно. Я снова сижу у окна – больше занятий у меня нет. На улице сильный ветер, и небо хмурится. Будет дождь, чувствую это.
Вдруг слышу вой сирен. Это означает, что что-то произошло. Нарушение режима или хуже того – побег. Встаю со стула и подхожу к двери. Слышится топот бегущих ног, крики санитаров.
- Кто это сделал?! – кричат они, - Кто?!
Я отхожу от двери как раз в тот момент, когда она распахивается. На пороге я вижу доктора Медисона, главного психотерапевта, который совсем недавно здесь. Его перевели из другого штата месяц назад. Он держит в руках шприц, и выражение его лица не такое, как обычно. Что-то страшное случилось.
- Ты это сделала? – спрашивает он. Голос, как струна, натянут и холоден.
- Я вас не понимаю… - тихо говорю я, стараясь не выказывать страха, - Я ничего не делала…
Доктор Мэдисон молчит и упрямо смотрит на меня. В глаза. Ноги подкашиваются, но я продолжаю стоять.
- Скажи…ты убила санитарку? Как ты это сделала?
- Я…не…
- Не лги мне, Кети. Просто скажи…как?
Голова кружится, сердце заходится, и через секунду я уже не могу нормально дышать.
- Я не делала…- шепчу я, и слезы текут по щекам, - Я ничего не делала…
- Ты говоришь так, чтобы я не посадил тебя в карцер?
- Нет! – кричу я, - Я НЕ УБИВАЛА! Я ничего…
Внезапно голос мой затихает, и я не могу больше себя контролировать.
Доктор Медисон отходит, в его глазах сомнение, но оно быстро пропадает. Он понимает, что говорит уже не с Кети. Глаза новой собеседницы странным образом меняют цвет с синего на зеленый, и вот она уже абсолютно другой человек. Другая сторона медали.
- Привет, доктор, - говорит она нежно, - Хотите поговорить о моем наказании?
- Мари, я полагаю?
- Верно-верно. Она самая.
- Зачем ты убила санитарку? – спокойно спрашивает доктор Медисон, - И как? Как ты выбралась из палаты?
- Не все вопросы сразу, добрый доктор.
Улыбка – дьявольская, глаза – безумны. Она думает, что ей все можно.
- Хорошо, - говорит Медисон, вздыхая, - Зачем?
- Пусть они уйдут, - кивает на двух санитарок, стоящих позади, - И тогда я все Вам расскажу…
Доктор кивает, и санитарки удаляются, запирая за собой дверь.
- Ну вот, - вздыхая, шепчет она, - Теперь мы одни, доктор Медисон.
- Расскажи, как ты выбралась из палаты?
- А Вам не страшно оставаться здесь, в запертой комнате, с психически неуравновешенной девушкой? Может быть, у меня в рукаве нож?
- Не думаю, что ты могла достать его.
- Но ведь как-то же я убила ту санитарку? – улыбается и смотрит прямо ему в глаза. Медисон молчит некоторое время, а затем говорит:
- Я хочу поговорить с Кети.
- Она сейчас не здесь…только со мной Вы можете говорить.
Доктор по-прежнему держит в руках шприц с успокоительным, на случай буйства со стороны пациентки, но она стоит спокойно и просто смотрит на него. На губах полуулыбка, руки теребят край смирительной рубашки. Она словно маленькая девочка, - думается доктору.
- Кети? Ответь мне, - говорит Медисон, - Ты слышишь?
- Не слышит, - отвечает Мари, - Она больше не хочет слушать Вашу ложь.
- Я не лгал ей.
- Врете, - снова улыбка, - Зачем Вы наговорили ей, что она больна?
- А разве это не так?
- Нет. Я часть нее…
- Ты – не реальна, а Кети больна. У нее раздвоение личности, ты-то должна это знать. Должна понимать, что ты всего лишь ее подсознание.
Мари тихо смеется и продолжает теребить рубашку. Доктор замечает краем глаза запекшуюся кровь у нее в ногтях.
- На лице убитой санитарки обнаружили царапины, - говорит доктор, - Ты пыталась выцарапать ей глаза?
Мари мило улыбается, но глаза ее говорят – Беги, спасайся, пока я тебя не убила!
Она безумна. Хуже, чем он, доктор Медисон, предполагал.
Доктор смотрит внимательно, будто пытается высмотреть в ее лице что-то. Но ничего нет. Она все такая же пациентка. На него смотрят глаза Кети Палмс, но вот разум ее не с ней. Она просто смотрит на него и молчит.
- С этого дня ты переходишь на экспериментальное лечение, Кети.
- Кети здесь нет! Ты что, идиот? ЕЕ НЕТ! – кричит Мари, - ТОЛЬКО Я!
Она хватается за край матраца, поднимая его, и вытаскивает оттуда скальпель.
- Нет, не делай этого! – доктор предупредительно поднимает руку, - Успокойся…
- Пошел ты к черту, гребанный ублюдок! Никто не хочет слушать меня! Я – НАСТОЯЩАЯ! КЕТИ - ВЫДУМКА! – Мари подносит скальпель к руке и молниеносно режет себе руку. Кровь хлещет из нее, как из фонтана, но девушка не реагирует. Ей словно не больно. Она только безумно хохочет.