— Я знаю, у вас прелестный летний домик, — вмешалась в разговор тетя Бланш, — думаю, молодежи интересно будет посмотреть на него. Как ты думаешь, Джорджиана?

— О да, мама, — охотно откликнулась она.

— Я скажу об этом матери, — ответил Лейтон, — может быть, она организует поездку туда, если уже этого не сделала. Мы часто устраивали там пикники.

Констанция едва сдержала улыбку, видя, как мастерски Доминик парировал тетин удар. Она наверняка рассчитывала, что он пригласит Джорджиану на прогулку.

— Пикник — это чудесно, — сказала тетя, крутя зонтик.

Лейтон по-прежнему ехал рядом с их экипажем, беседуя о том о сем. Констанция не вслушивалась в его слова, ей достаточного было того, что он рядом. Даже присутствие тети и кузины не портило ей настроения.

Констанция заметила, что Мьюриэль бросила в их сторону не один колючий взгляд. Она была явно недовольна тем, что Лейтон покинул ее. Констанция решила, что мисс Резерфорд вряд ли питает неприязнь именно к ней, скорее всего, она неодобрительно смотрит на всех женщин, с которыми говорит Лейтон.

Экипаж выкатился на каменный мостик, пересекавший тихую речушку, и остановился, чтобы дамы могли полюбоваться видом. Мисс Резерфорд тоже остановилась, потом повернула лошадь и подъехала к экипажу.

— Что-то случилось? — спросила она, и в ее голосе не было ничего, кроме льда. — Вы должны вернуться домой?

Констанция поняла: Мьюриэль надеется, что ее предположение окажется верным, и с радостью уверила ее в обратном:

— Нет, мы просто остановились, чтобы полюбоваться пейзажем. Здесь очень красиво, не находите?

Мьюриэль смерила ее презрительным взглядом, словно удивляясь, что Констанция осмелилась обратиться к ней, потом равнодушно скользнула взглядом по водной глади, обрамленной грациозными ивами.

— Да, здесь прелестно, — процедила она сквозь зубы и повернулась к Лейтону: — Я удивлена, что вы плететесь позади, Доминик. Что-то с Арионом?

— Нет, с ним все в порядке, — ответил Лейтон, потрепав лошадь по шее.

— Ему, должно быть, не по нраву такая езда, — заметила Мьюриэль, и по ее губам скользнула надменная улыбка.

Доминик удивленно поднял брови:

— Вы сомневаетесь в моей способности ездить верхом, Мьюриэль?

Мисс Резерфорд покраснела.

— Милостивый боже, нет, конечно, всем известно, что вы ездите верхом как кентавр. Я просто… удивлена вашей медлительностью, вот и все.

— А я наслаждался беседой с этими очаровательными дамами, — ответил Лейтон. — Может быть, вы присоединитесь к нам?

Мисс Резерфорд окинула взглядом сидящих в экипаже женщин, и, видимо, предложение Лейтона пришлось ей не по душе. Однако после некоторого размышления она улыбнулась ему и ответила:

— Конечно. Почему бы и нет?

С этого момента поездка перестала быть для Констанции приятной, потому что Мьюриэль делала все, чтобы занять виконта беседой о людях, местах и событиях, с которыми другие дамы были незнакомы. Время от времени Доминик пытался вернуть разговор в прежнее русло, но мисс Резерфорд тут же искусно уводила его в сторону. К этому времени Констанция поняла, что мисс Резерфорд занимает не сам разговор, а возможность продемонстрировать ей и остальным, что они с Домиником близкие друзья и входят в число избранных, к которым другие дамы не принадлежат.

К счастью, скоро они достигли цели путешествия, въехав в деревушку Коуден. Над деревьями виднелась каменная башня церкви, и вскоре экипаж въехал на церковный двор. Остальные участники поездки уже спешились и стояли в тени, беседуя и давая указания сопровождавшим их грумам.

Лейтон соскочил с лошади и подошел к экипажу, чтобы помочь дамам выйти. Вскоре к группе присоединился приходской священник — пухлый седовласый мужчина.

— Добро пожаловать в церковь Святого Эдмунда, — бодро сказал он, — нечасто увидишь у нас таких представительных гостей. Лорд Лейтон. — Он поклонился Доминику, и его улыбка стала еще шире.

Священник повел их в церковь, показав норманнскую башню, датировавшуюся XIII веком, и великолепную металлическую отделку на старинной деревянной двери. Внутри он продолжил восхвалять историческую и архитектурную ценность церкви, голос священника, отточенный ежедневными проповедями, разносился под сводами. Он показал гостям медную купель XV века и окно с витражами. Лучи солнца, проникая через кусочки стекла, отбрасывали на пол разноцветные пятна.

Гости прошли мимо пышных надгробий со статуями и приблизились к надгробию, ставшему последним местом упокоения сэра Флориана Фитцалана, жившего в XIII веке. Сэр Фитцалан был предком всех графов Селбруков, чьи надгробия выстроились у восточной стены церкви. Сэр Фитцалан, изваянный в камне, лежал, сжимая в руках меч, а у его ног лежал преданный пес.

Гости отдали должное средневековым росписям, от которых уже мало что осталось, и полюбовались резной кафедрой из темного дерева. Констанция заметила, что несколько скамей в церкви были огорожены — они принадлежали графской семье. Священник повел присутствующих к алтарю, а Констанция задержалась, рассматривая надгробия. Она восхищалась мастерством каменотеса, создавшего эти великолепные произведения искусства, но больше всего ее занимали мысли о том, что все эти люди когда-то жили и молились вот в этой самой церкви.

— Все Фитцаланы грешат тщеславием, не так ли? — раздался голос за ее спиной, и Констанция, обернувшись, увидела Лейтона.

Он кивнул на медную табличку, где перечислялись все добродетели первого графа Селбрука. Констанция улыбнулась.

— Я видел портрет этого джентльмена, — сказал Лейтон, — и должен сказать, что он больше похож на тирана, чем на «доброго отца семейства» и «непоколебимого в вере». А вот у этого, — Лейтон указал на медную табличку в нескольких футах от них, — был слабовольный подбородок и какой-то загнанный взгляд. Говорят, его жена была настоящей мегерой, что, возможно, объясняет испуганное выражение его лица.

Констанция улыбнулась:

— Мне кажется, вы слишком строги к своим предкам.

— Вы бы не говорили так, если бы видели галерею их портретов. Я покажу вам завтра, и вы поймете.

Они медленно пошли по проходу, разглядывая статуи. Доминик то и дело отпускал ироничные комментарии.

— Перестаньте, — сказала Констанция, — иначе я рассмеюсь прямо в церкви, а это неприлично.

Доминик посмотрел на людей, столпившихся возле одного из приделов, взял Констанцию под руку и повел к двери:

— Давайте выйдем, чтобы не нарушать священный покой.

Констанция вышла в боковую дверь и очутилась на кладбище. Здесь было зелено и прохладно, дубы шелестели листьями. Древние могильные плиты поросли мхом и покосились. Каменные урны оплетали побеги плюща, а у забора росли дикие розы.

Констанция и Доминик медленно прогуливались по дорожкам кладбища, осматривая старые надгробные плиты и памятники, останавливаясь время от времени, чтобы прочесть полустертые надписи. Некоторые могилы были такими старыми, что надписи на плитах уже нельзя было разобрать, а один памятник произвел на Констанцию большое впечатление — это был херувим, склонившийся над крошечной детской могилой.

Констанция чувствовала себя с Домиником легко и непринужденно. Они говорили о его предках, погребенных на этом кладбище, о церкви, о деревне, о Рэдфилде. Доминик спросил Констанцию о ее родителях, и она сама не заметила, как рассказала о себе все. О матери, которую почти не помнила, о воспитавшем ее отце и о тесной связи между ними.

— Вы, наверное, очень любили отца? — спросил Доминик.

— Да, и мне его очень не хватает. Мы много времени проводили вместе, читали, разговаривали. Жена викария упрекала его за это. Она считала, что отец должен был позаботиться о моем будущем, то есть выдать меня замуж. Я не раз слышала, как она называла его эгоистом. Он все откладывал мой выезд в свет, не зная, что через несколько лет заболеет и не сможет сопровождать меня. А когда он слег, я не смогла покинуть его.

— Сожалею, — мягко сказал Доминик и взял Констанцию под руку, помогая перейти лужицу.