Из груды непонятных плошек и ещё бог знает чего, она вытащила наиболее заинтересовавший её странный предмет. Это было нечто круглое. Стерев подолом пыль и грязь, - на такой случай платья было не жалко, тем более оно давно было испачкано, - Элисена увидела необычный шар. Красивый и тяжелый, а под слоем пыли вдруг заиграли блестящие мерцающие звездочки. Чем больше Элисена вглядывалась в их игру, тем больше и краше они становились, мало-помалу приобретая какие-то неясные формы. Они настолько поглотили её внимание, что она не заметила, как заскрипела отворившаяся дверь и вошла её сестра, с кувшином в одной руке и с листом лопуха, наполненным краснеющими лесными ягодами в другой. Положив все это на каменный стол, она закрыла дверь — изнутри дверь цеплялась на щепку.
- Нравится? - с усмешкой поинтересовалась она.
Элисена от неожиданности чуть не выронила чудесный шар из рук.
- Да, - кивнула она, словно очнувшись от наваждения, - красиво... Никогда в жизни не видела такой дивной вещи...
- Можешь забирать, - милостиво улыбнулась сестра. - Только спрячь во что-нибудь, с таким скарбом в открытую не ходят.
Элисена чуть не подпрыгнула от радости. Она прям-таки влюбилась уже в этот загадочный шар, и ей в самом деле до смерти не хотелось с ним расставаться.
- Спасибо, Альберга! Ты такая... хорошая... - выпалила она, желая от переизбытка благодарности обнять сестру, но не решаясь. Ещё вчера они почти не разговаривали, а сегодня сестра для неё стала чуть ли не ангелом, родным и близким божеством...
- На вот, поешь, - Альберга подвинула ближе сестре лист с ягодами.
- Спасибо, - Элисена набросилась на сочные ягоды, они брызгались во рту сладковатым соком, утоляя и жажду и голод одновременно. - Альберга, скажи, а чей это дом?
Альберга, которая подошла к Бертраде, чтобы успокоить её нетерпение, нежно погладив её шею и морду, и сказав несколько тихих ласковых слов, вернулась и села рядом с сестрой.
- Это дом ведьмы, так его называют. Здесь раньше жила одна ведунья.
Элисена, перестав жевать, уставилась на сестру, подперев рукой голову, стараясь не пропустить ни одного слова.
- Это была хорошая ведьма, добрая, звали её Гизелла, - так начала Альберга свой рассказ. - Она делала много хорошего для людей, могла вылечить и болезнь, и хромоту, слепоту. Чуть кто захворает, сразу за ней бегут, чтоб она поставила болящего на ноги. А лечила она только лишь целебными снадобьями из лесных трав, которые сама собирала и сама варила. Да ещё лечила она святыми молитвами. Вот прочтет она семь раз Отче, да три раза Верую, потом святой водицей оботрет ребеночка, и вот он уже и здоров. И глазки весело глядят, и ножки быстро бегают, и нет в нем больше никакой хвори.
Столько добра она делала в наших краях, что разозлила злых духов. И порешили они её извести.
Как-то раз повстречала она на дороге прекрасного всадника на легком, словно ветер, скакуне. Спешился тот всадник — сам красивый, высокий, что волей-неволей залюбуешься, глаза горят огнем, платье от золота, что солнце сияет, подошел к ней и говорит: «Сколько земель объездил, а такой красоты нигде не встречал. Будь краса неземная, моей суженой, я король далекой земли, будешь королевой в богатом моем королевстве» - заговорил он её словами ласковыми так, что она голову совсем потеряла. И согласилась она стать его суженой на веки вечные, а в знак согласия сняла она с шеи ладанку, что отродясь не снимала, и отдала ему. Тотчас принял злой дух свой истинный облик и унес её с собой в ад, только и нашли наутро люди её ладанку посреди дороги...
Тот день, изменивший многое в мире Элисены, запомнился ей на всю жизнь, и сейчас, при виде нежданно появившейся сестры, волнительные события прошлого вновь ожили и пронеслись перед её мысленным взором так ясно, будто все это произошло не три года назад, а только вчера.
Альберга стащила с себя теплый, подбитый белкой плащ и, бросив его на ближайший сундук, с наслаждением упала на кровать сестры, всполошив Альду — с обиженным мурком та спрыгнула на пол.
- Как хорошо, - проговорила Альберга, закрыв глаза.
- Почему ты не дождалась, пока отец пришлет за тобой повозку?
- Просто захотелось поскорее приехать домой.
- Ты что, будешь теперь спать? - нетерпеливо проговорила Элисена — ей хотелось о многом поговорить с сестрой и о многом её расспросить.
- О нет! - Альберга потянувшись, нехотя поднялась с кровати, - сначала я поем! В этом доме есть чем накормить странствующих и голодных?
- Не знаю, - нерешительно отвечала Элисена, следуя за сестрой, - может с обеда что-то осталось.
Они спустились по лестнице в большой зал, где для путешественницы уже был накрыт обеденный стол...
- Госпожа Юдифь сама доброта, - говорила Альберга, запивая легким, буржским кларетом свой скромный обед: жареную говядину с вареными бобами и хлебом. Голод — лучшая приправа, поэтому девушка была рада и этому простому и грубому угощению, и ела всё, чем потчевала кухарка, с таким нескрываемым удовольствием, словно вкушала сказочные яства на райских именинах.
- А вот государь уж очень строг, - продолжала она. - Вот уж про кого говорят, что на людях ангел, а дома черт. Ведь он сослал по монастырям всех своих сестер, видишь ли, они вели слишком развеселый образ жизни, зато теперь все придворные живут при дворе в такой строгости, что уж, наверное, даже благочестивые братья и сестры в своих обителях едят вкуснее и одеваются краше. Эти посты и посты, которые кажутся нескончаемыми, и мы почти весь год на хлебе и воде.
- По тебе не скажешь, что ты все время на хлебе и воде, - усмехнулась Элисена, ущипнув сестре руку выше локтя — длинный рукав льняной камизы, прилегавший вплотную к руке, ясно очерчивал мраморную гладкость её линий.
- Ах! - воскликнула Альберга. - Больно же! Если впредь ещё вздумаешь драться, я понаставлю тебе с дюжину синяков прямо на лице, клянусь! - пригрозила она, потирая сквозь ткань руку. - Да что это с тобой, чего ты хохочешь?
- Альберга, какой ты стала неженкой, - сквозь смех проговорила Элисена. - Тебя узнать нельзя с этими придворными ужимками!