Тормант заливался соловьем. Он вознес хвалу местному управителю, прекрасным видам, достоинствам госпожи Мартины, гостеприимству госпожи Мартины и ее незабываемому жаркому. Затем он, как бы вскользь, упомянул важность своей миссии, а также намекнул на то, что госпожа Мартина имеет к ней непосредственное отношение. Ему осталось лишь со вздохом пожаловаться на тесноту комнат на постоялом дворе, и женщина с жаром принялась упрашивать его остановиться в ее доме. Тормант незамедлительно согласился.

  Дом поклонницы ему действительно приглянулся: хозяйка ни в чем себе не отказывала, кухарки готовили великолепно, к тому же, по указанию госпожи Мартины, в его распоряжении оказалось целое крыло дома.

  После обильного ужина Тормант сослался на усталость и, учтиво откланявшись, удалился на свою половину. На крыше сельского документария отзвонили полночь. Окна гостиной выходили в небольшой дворик. Тормант услышал шорохи и шепот. Стукнула дверь в соседнее крыло, через некоторое время до слуха Торманта донеслись приглушенный смех, страстные вскрики и пыхтенье: солировала госпожа Мартина, ей вторил незнакомый мужской голос. Дар действовал, даже в присутствии гостя вдова не собиралась потратить впустую вечерок. Тормант брезгливо притворил ставни, задернул тяжелые шторы. Он был рад, что поклонница не решила испытать свои чары на нем, а могла бы, например, явиться к нему в покои в "соблазнительном" виде. Брррр...

  Глупая курица. Чего стоит весь ее дар, на что потратила благосклонность Храма сладострастная вдова? Тормант не раз видел, как это происходит. Чрезмерные плотские услады постепенно разрушают тело и ум. С возрастом и пресыщенностью слабеют ощущения, в конце концов, от человека остается лишь вечно возбужденная оболочка в поисках удовлетворения, причем любым способом. Это сейчас Мартине достаточно деревенских сластолюбцев, неверных мужей и мальчишек в поисках первого опыта. Дальше, Тормант знал доподлинно, будет кровь. Когда поклонница престанет получать удовольствие обычным способом, она начнет искать способы необычные. И чем дальше зайдет она в глубины человеческих нечистот, тем больше людской боли, крови и страданий потребует за ее Дар Домин. Сколько душ погубит госпожа Мартина на своем пути, Торманта не волновало. Но рано или поздно чаша ненависти будет переполнена, и тогда найдется жених девушки, кровь которой пустили на омолаживающее зелье, или мать развращенного ребенка - чья-то рука рано или поздно нанесет удар.

  Храму нужно было, чтобы поклонники и поклонницы не теряли человеческий облик, жили среди обычных людей, искушали их своими деньгами, красотой, талантами, долгожительством, в общем, всеми теми благословениями, какие Храм Смерть Победивших только мог даровать. Тормант выполнял свою работу: инспектировал приходы, следил за вменяемостью поклонников, исправлял ошибки, откупался золотом, обучал пастырей, беседовал с новообращенными, раздавал деньги и благословения.

  Жрец вызвал слугу колокольчиком и отправил того на постоялый двор, велев забрать сумки, оплатить наперед корм и стойло для коня и предупредить, что господин остановится у госпожи Мартины. В маленькой гостиной, обшитой темным деревом, горел камин, мягкое тепло расходилось от огня. Тормант устроился в обитом тисненым бархатом кресле и смежил веки. Служанка, приставленная к гостю хозяйкой, принесла кувшин с наливкой, но жрец жестом отправил ее прочь. Ему не хотелось приглушать восприятие хмелем, он ждал гостей.

  Вскоре они вошли: пастырь, державший под руку болезненно бледную женщину с бегающими глазами, и мальчик. Тормант кивнул никчемышу, как старому знакомому, тот заулыбался во весь крупный зубастый рот. Ората Лофа застыла у порога, Мефей ободряюще зашептал ей на ухо, а Борай вдруг заметил, что очутился в дивной, богато обставленной комнате, он завертел головой, что-то бормоча, и Тормант подумал, что никчемыш выглядит в этом доме также неуместно, как чирей на лбу у придворной дамы. И все же, по сравнению с тем уродцем, что гнил теперь в лесах близ Тай-Патчала, упокоенный рукой жреца Сюблима, этот мальчик на вид был посмышленее и поспокойнее.

  Тормант вдруг осознал, что неприлично долго рассматривает никчемыша, и любезно предложил гостям рассесться. К радости жреца, Мефей чувствовал себя в доме поклонницы, как в своем. Пастырь притащил поднос с чашками, пузатым чайником и свежими пирожными из ледника, и сам воздал должное угощению. Борай расковыривал пальцем крем и марципан и облизывал руки. Ората Лофа, то краснея, то бледнея, отпивала чай крошечными глоточками, держа тонкий фарфор загрубелыми пальцами, не прикасаясь к сладостям. Жрец исподволь рассматривал женщину. Трудно было определить, сколько той лет, черты лица запечатали в своих складочках и морщинках всю боль и скорбь тяжелого материнства. Она, по всей видимости, надела свое лучшее платье, старомодное, с низко опущенной талией, фасона, бывшего в чести у дам во времена молодости матушки Торманта.

  Ї Мой добрый друг, пастырь Мефей, рассказал мне о вас и вашем мальчике, Ї полным сочувствия голосом начал Тормант. Ї О ваших бедах.

  Ї Зачем же? Ї ората Лофа бросила недовольный взгляд на младшего пастыря и опустила глаза. Ї У нас все хорошо, едим вдоволь, в милостыне не нуждаемся.

  "Мы, оказывается, гордые", Ї с досадой подумал жрец.

  Ї С великим усилием смог привести сюда почтенную орату Лофу, Ї встрял Мефей. Ї Долго уговаривал.

  Ї Я в храм хожу, Ї женщина сложила руки на коленях. Ї В Пятихрамье. Молюсь. Чтобы мне и моему сыночку жилось благостно.

  Ї Угу, благостно, Ї пастырь хмыкнул, чавкая. Ї Расскажи, сколько ты лавочнику должна.

  Ї Сыночку моему мясо нужно, Ї вскинула бесцветные глаза ората. Ї Саг сказал, долго он не проживет, если животной пищи не давать, да и растет он еще. А где мне скотину держать, чем кормить ее? Вы же, господин... Ї женщина запнулась, не зная, как обращаться к жрецу, Ї мой дом видели. Весь огород - пучок моркови да репа.

  Ї Во-во, Ї пастырь протянул орате блюдечко с пирожными. Ї А ты: едим вдоволь, не нуждаемся! Господин тебе добра желает, помочь хочет. Поешь сладкого, вон сыночек твой как трескает.

  Ората Лофа бросила на сына взгляд, полный любви. Борай сидел на полу, скрестив ноги, жевал и почему-то подпрыгивал на заду, монотонно мыча. Если б Тормант утром не слышал, как тот разговаривает, довольно внятно и складно, подумал бы, что мальчик немой. Никчемыш был одет аккуратно, в домотканую рубаху и плотные штаны, все в заплатках, но чистые. По подолу и рукавам рубахи были вышиты выцветшие от стирок четырехлистники-обереги. Мальчик вдруг встал, подошел к матери и сказал ей что-то неразборчиво. Та объяснила тихо:

  Ї На двор ему надо, по нужде.

  Пастырь Мефей кряхтя поднялся и махнул Бораю, чтоб следовал за ним. В наступившей тишине раздался негромкий голос ораты Лофы:

  Ї Вы моему сыну приглянулись, и за подарок спасибо. У него коробочка есть, с "сокровищами", он туда ваш браслет положил, достает - любуется.

  Ї Отчего ж не носит? Ї улыбнулся Тормант.

  Ї Боится, мальчишки отберут. Да что мальчишки, давеча лавочника сын тумаков ему наставил, чтоб в корчму не заходил, гостей не пугал ,Ї ората всхлипнула, Ї а сам-то...тоже увечный. А Борай - мальчик добрый, хоть сильный, но ведь никогда никого не обидит...А вы, если добра нам желаете, нас не завлекайте, я знаю, за сыночка душу взамен попросите. Я и браслет ваш хотела вернуть, да Борайка прям чуть не занемог от огорчения. Мы и так проживем, пятнадцать лет прожили и дальше проживем. Борайка из лесу дрова носит, грибы собирает...И какой у вас к нам интерес, скажите, господин? Пригласили к себе, кормите щедро.

  Ї Интерес? Ї Тормант грустно усмехнулся. Ї А действительно, в чем мой интерес? Душу, говоришь, попрошу, а за что, милая, мне у вас душу просить? Тебя богатством одарить? Не могу, этот дар для ушлых да быстрых, а ты не такая. Понимаешь ведь? (Ората кивнула.) Сына я твоего вылечить не могу. Он ведь у тебя с детства такой?