Данте

Выйдя от Геллы, я телепортировался во дворец. В зале телепортаций я наткнулся на Раксану, которая тут же повисла на мне. Черт, надо было телепортироваться в другое место дворца… но в зале намного проще и менее энергозатратно.

—Ваше Величество,—выдохнула демоница и прильнула к моим губам в страстном поцелуе. “В конце концов, Гелла меня тоже предала своим побегом,—подумал я, отвечая на поцелуй.” О том, что ее заставило так поступить, я думать не хотел—а потому отбросил эту мысль как лишнюю.

—Позже,—многообещающе проговорил я, и отстранил ее от себе. Красноволосая демоница, что означало склонность к магии огня, обиженно надулась.—Позже.

—Хорошо,—ответила она и выплыла из залы.

—Данте, по-моему, с Геллой у тебя все и так не идеально… Если она узнает, что у тебя во дворце постоянная любовница…—у двери стоял Шерлан.

—Она знает.

—И что сказала?

—Что я ее предал.

—Ты ее в самом деле предал. Пойми, ей ты не нужен. У тебя пока единственный козырь—Влад… но ты не реализуешь даже его. Ты разве не понимаешь, что Империи нужна императорская чета и наследник, при этом это должна быть Пара. А Гелле это не нужно. И ту ей не нужен. И ты пока не сделал ничего, что стать таковым. Ты хоть представляешь себе свою ситуацию?! У тебя есть ли уже практически год, у вас даже есть наследник… но у Геллы до сих пор нет браслетов, а у тебя—прав на Влада.

—Шерлан, я все понимаю. Но я не могу воздерживаться в течение года.

—Это понятно. Но хотя бы сейчас, когда ты ее нашел… мог бы. Или хотя бы скрывать… Ладно, все. Я хотел поговорить не об этом. У нас пропал Ди Сеттери.

—Что?!—Ди Сеттери—фамильный артефакт королевской семьи. Дело в том, что у низших демонов могут быть дети и не в Паре, и Узы у них гораздо слабее. А вот Высшие могут иметь детей с низшими, как в случае с Вестой, или со своей или своим ли. Но в первом случае ребенок не имеет никаких шансов родиться Высшим. И только ребенок, рожденный в Паре—Высший, как я, как Тьерран, как Шерлан, как Влад… При этом не имеет совершенно никакого значения, к какой расе принадлежит вторая половинка демона или демоницы. Если они образуют Пару—ребенок будет Высшим демоном. А этот артефакт позволяет Высшей демонице, носящей его, родить ребенка от Высшего, при этом ребенок тоже будет Высшим, хотя и немного слабее, чем тот, что рожден в Паре. Артефакт очень сильный—но Высшие редко им пользуются, так как каждый надеется найти свою ли. И сейчас… Этот артефакт кому-то понадобился. И это плохо. Пар в Империи не так много, как хотелось бы. И если какая-нибудь Высшая решит использовать его с кем-то из них…

—Пропал. Сегодня в сокровищнице нашли мертвого наемника. Артефакта там уже не было. Значит, их было несколько.

—И это кто-то из своих.

—Да. Данте, там, кстати, к тебе наведался Лиандр.

—И что Повелителю дроу хочет от меня?

—О, ничего, просто пообщаться, познакомиться с твоей ли…

У двери стоял Лиандр—как всегда идеально одетый, причесанный… Э?! Этот растрепанный дроу с взъерошенными волосами—Лиандр?!

—Ну что уставился?—хмуро буркнул он.

—Это кто тебя так?

—Я, всего лишь я,—из-за спины дроу высунулась черноволосая человеческая девчонка с синими глазами.—Меня, кстати, Нина зовут. А Вы?..

—Данте,—нда… везет мне на наглых в последнее время.

—Это моя…

Лиандр

—Это моя…—начал я и только сейчас понял, что до сих пор не определил, кто она для меня. Черт! Вот и сейчас она с любопытством смотрит на меня, будто интересуется—а кто я для тебя?—наложница.

Сказал и пожалел. Только что я официально признал, что она моя рабыня… и мне казалось, что ей это… не понравилось? Или это мне не понравится то, что за этим последует? За последнее время, проведенное с ней, я понял—устраивать скандалов она не станет. Но если я сказал, что она—моя наложница, то я получу в ответ соответствующее наложнице поведение. И теперь можно не сомневаться, что за мою жизнь она сражаться не будет. И не расскажет о себе, и не спросит обо мне… Да, будет смеяться, шутить… но при этом сохранит дистанцию.

—Наложница? Ты теперь таскаешь наложниц за собой? Впрочем, твое дело. А Гелла…

—Гелла?—странно переспросила Нина, и при этом ее глаза странно загорелись.

—Согласен, имя необычное для нашего мира… Но дело в том, что она иномирянка. Почти год назад…

Данте рассказывал, а я наблюдал, как менялось выражение лица Нины. Странно. Чем ее привлекла ли Данте?

—… Сейчас она в столице Неяды, затеяла какую-то авантюру. Если хотите ее увидеть—вечером порталом перейдем туда…

—Конечно хотим!—не дав мне произнести и слова, воскликнула Нина. Что происходит?

Данте развлекал нас некоторое время, а потом ушел, сославшись на дела. Стоило ему предоставить нас самим себе, я повернулся к Нине.

—И что ты скрываешь?

Она хмыкнула.

—Нина,—я нахмурился и сменил тон,—Нина, ты могла спасти мне жизнь, ты можешь быть моей любовницей, и, надо отметить, весьма неплохой… но это не дает права тебе не слушаться меня. Если я спрашиваю—ты отвечаешь. Ясно?

Ее глаза похолодели. Я смотрел в них и больше не видел веселой девчонки, которая неплохо стреляет и дерется. Сейчас на меня смотрел Убийца. Не просто муж, кухонным ножом зарезавший жену и любовника, и даже не воин и не наемник, которые нередко сталкиваются со смертью. На меня смотрели глаза человека, который возвел смерть в ранг искусства, человек, который не может существовать без убийства. Который может убить ребенка, если понадобится—ибо в силу его отношений со смертью, для него это не плохо. Для Нины смерть не есть зло. Смерть родная, смерть напарница…

И я испугался. Сегодня я уже второй раз отмечаю, что она для меня ничего не значит—и почувствовал, что стоило мне заявить об этом, я тоже перестал для нее что-то значить. И она могла сейчас спокойно меня убить—и я, не смотря на свою силу, на то, что в воинском искусстве ее превосхожу, стоял бы и смотрел, как она заносит клинок, как пронзает сердце… потому что из ее глаз сейчас смотрела сама смерть.

—Ты мне должен жизнь. Если твоя ничего для тебя не значит—я могу ее забрать. Помни, ты долг так и не вернул. И пока не вернул долг жизни—я в любой момент имею право забрать твою.

Пространство исказилось, зашаталось… неожиданная вспышка, грохот—и я понял, что только что бог моего мира признал долг, который я отказался отдавать. Этого не было уже около тысячи лет… Дело в том, что боги этого мира могут быть призваны в свидетели долга—богиня любви может признать долг любви, бог войны—долг войны, бог воров—долг воровства… Но при этом человек, призывающий бога в свидетели, должен принести обильное подношение богу, признать себя его жрецом, его прямым подданным. Для того, чтобы человек мог призвать в свидетели бога воров—ему нужно совершить столько примечательных и необычных краж… Богиня любви принимает подношения духовной и плотской любви… А бог смерти—смерти. Сколько нужно было убить, чтобы бог смерти признал тебя своей жрицей? Много, очень много. И подношения должны быть особыми—не годится убийство в пылу битвы, не годится убийство во имя спасения. Убивать нужно хладнокровно, зная историю человека… и спокойно принимая его смерть. И если у бога воров, бога воины, богини любви, бога жизни заработать такое право просто… то у бога смерти нет.

И сейчас у меня долг… нет, не жизни, как она сказала. У бога смерти не просят подтвердить долг жизни. И это означало… что за мной долг смерти. Я должен убить кого она попросит, когда она попросит… как она попросит. И если она скажет убить мою мать—я должен буду ее убить. Потому что у каждого бога свое наказание за отказ от долга. Но у ее бога он страшнее всех. Ведь могут твои потомки пережить тринадцать поколений без любви? Или тринадцать поколений потерь самых ценных для них вещей? А вот если тринадцать поколений подряд твои потомки живут, постоянно теряя родных и близких? Когда каждые десять лет кто-то из твоих близких погибает… И так тринадцать поколений… А если учесть, что дроу раса долгоживущая… Хотя с таким проклятием…