Покинув Малый Зал после выдающейся в истории всех раайэнне — да чего уж там, в истории всех эльфов Ран-Тарра — речи, роунгарри огляделась по сторонам, решая куда пойти, и побрела вдоль крепостной стены, тихонько ведя кончиками пальцев по камню. Шершавый, прохладный, с резкими бороздами и глубокими морщинами, из которых ветра и дожди отчаянно выбивают песчинку за песчинкой, камень отозвался на ее небрежную ласку, потеплел и легонько задрожал.
Лицо Рэнни приняло задумчивое выражение. Продолжая выводить тонкими пальцами с розовыми ноготками одной ей понятные узоры, Рэнни размышляла. Странный мир, странный замок. Ей довелось повидать много всякой всячины, но никогда еще ее так не тревожило, как в Обители. И дело не в близкой кончине. В конце концов, ей не привыкать.
Найдя глазами север, она вдруг помрачнела, ей слышался шепот и мерещился торжествующий оскал Зимы. Близкая и понятная на ее островах — в Эйаггерр-Фьордур — царица вечных льдов и снегов с тиарой, мерцающей в крупных локонах россыпью голубых и розовых бриллиантов, в шикарном вечернем туалете из тонкого кружева-паутинки цвета игристого вина с Южных земель Ран-Тарра благосклонно правила бал.
Зимние забавы с чередой роскошных раутов, первенством лучших местных и приезжих мастеров по ледяным скульптурам, нескончаемой вереницей дней рождений и юбилеев — северные роунгарры рождались преимущественно зимой, ведь именно в стужу они получали родовые силу и закалку — даже у древних роунгарров вызывали, пусть холодные и мимолетные, но проблески радости.
Здесь же, в Обители, она была лютой и злой старухой с торчащими в разные стороны неопрятными седыми паклями, черными бородавками, из которых росли мелкие белые волоски, вонью изо рта и гнилыми осколками зубов. Держа в узловатых и скрюченных старческих пальцах искореженное прожитыми эпохами подобие посоха, она будет решать, какой Зиме быть. Утратившая за древностью лет разум, одетая в рванье, безумная ведьма выставляла уродливый палец, направляя извечных врагов и обрушивая ненависть на всех тех, кто отличается от ее слуг. Отличается теплом и жизнью.
Жатва, то есть жратва, каждой Зимы своя: зомби с синей кожей и темными впадинами рта и носа, красными глазами, ходячие мертвецы с зелеными вспученными венами, с роем мух-падальщиц, отложивших личинки под серую кожу, неупокоенные — все они, подчиняясь вечному зову — зову голода, приходят в сырость и ливни; твари с Той Стороны — в ясные звездные ночи, чтобы их было лучше видно в битве; а вот Исступленные демоны, доводящие до безумия и пожирающие душу, предпочитают метель и стужу, завьюживая и закруживая в вихре ветра и снега попавшую в сети добычу.
Прищурившись, Рэнни смотрела на север — каким-то внутренним зрением она видела там зарождающуюся снежную бурю и поступь холодной зимы.
Ее снежное чувство говорило, что зима будет очень холодной, и что за холодами, когда все покроет снег, когда вокруг не будет никого, в полном одиночестве придут Исступленные, человекоподобные существа, наполовину демоны, видимые лишь в звездном и лунном свете, поэтому они дожидаются буранов и вьюг. Без кровавой резни они, тем не менее, сделают свое дело, насылая видения, вводя в помешательство и заставляя терять рассудок. Бестелесные призраки возьмутся за свою безумную жатву.
Машинально сунула руку в карман, достала зажигалку и пачку сигарет. Прикурив от золотой зажигалки, благо в этот раз ничто не мешало, она глубоко затянулась. Постояла, выпуская дым и задерживая дыхание, потом снова посмотрела на север.
— Джуно, кажется, я не успеваю выполнить обещание, которое дала тебе. И поэтому вынуждена расторгнуть наш с тобой договор. Ты свободен. Ты мне больше не служишь и волен найти нового хозяина, — оборачиваясь к темной фигуре своего доверенного, тихо произнесла Рэнни. Ей нравилось, что Джуно всегда рядом, когда нужно, и, в то же время, он умеет быть незаметным и ненавязчивым, предоставляя возможность побыть в одиночестве.
Джуно не ответил, Рэнни посмотрела на него. Глаза затянуло черным, белок исчез, а клыки слегка выдвинулись вперед.
— Что молчишь? Тебе нехорошо?
— Эта Обитель так на меня влияет. Но на счет нашего с Вами договора, не извольте беспокоиться, миледи. Я бы предпочел остаться с Вами до конца.
— Вот как? Зачем это тебе?
Джуно снова ответил не сразу
— Я думаю, так будет лучше для нас всех. Делайте что нужно, миледи.
— Будет лучше для тебя или меня? Или для тех, кому ты по-настоящему служишь?
— Делайте что нужно Вам, миледи.
Закончив такой малопонятный стороннему уху (с острым кончиком!) диалог, она поднялась по широкой витой лестнице наверх и попала в длинный коридор. Светильники ярко горели белым и голубым светом, освещая стены и перила, но все равно не разгоняли до конца темень. Как будто замок не хотел раскрываться перед ними полностью.
— Да ты у нас скромняга, — иронично пробормотала Рэнни. В дальнем конце коридора что-то ухнуло, отвечая ей. Ее услышали.
Она быстро нашла гостевые, хотя бы потому, что от стены отклеился молчаливый раайэнне, ждавший ее все это время, и показал ей нужную дверь.
— Ваши вещи уже там, роуни. Отдыхайте.
Покосившись на Джуно, ему придется жить на третьем этаже, в неотапливаемой комнате, раайэнне удалился.
Закрыв за собой двери, Рэнни огляделась. Неплохо, очень неплохо. И не подумаешь, что так живут отшельники и изгои. Стены были выровнены и отштукатурены розоватой штукатуркой, на потолке висел светильник в форме лилии в несколько кругов свечей, помимо этого небольшие магические рожки нежным светом украшали комнату. На полу дорогой ковер бежевого оттенка. Затопленный камин, пара невысоких, но мягких кресел, на одном из которых плед из белой шерсти. Уютно, со вкусом. Из комнаты, судя по всему, гостиной, вела еще дверь. Спальня? Кабинет? Сейчас выясним.
Спальня с большой кроватью, на прикроватном столике белые с голубоватой окантовкой снежные розы на длинном синеватом стебле (редкий и дорогой сорт) в простой стеклянной без орнамента вазе — кто-то неплохо изучил ее вкусы. И что это у нас — еще одна дверь?
Ванна, отделанная персиковым мрамором, нежнейшие хлопковые полотенца и шелковый халат в небольшом платяном шкафу из белой березы, в прозрачных баночках вкусно пахнущие мази и снадобья для тела и волос. Свежая лилия в стакане с водой. Запах соли, стоявший в ванне, напомнил ей о солнце и море.
Купаться она не собиралась, как и загорать, поэтому, закрыв дверь, сняла плащ и ничком бросилась на кровать. Кровать спружинила и приняла ее в свои объятья. Через некоторое время глаза осоловели и стали сами собой закрываться.
Нет, спать нельзя. Нехотя поднявшись, она открыла дверь и вышла на балкон. Замок светился и переливался голубыми огнями, а за ним, как будто не было границы, вздымалась стена черноты. Здесь свет, дальше — тьма. Перехода не было. Рэнни хотела даже протянуть руку — такое детское желание потрогать эту стену, но передумала, услышав вдалеке крики и визг, какая-то дикая пляска первобытных племен — танец дождя? Хотя чего его танцевать, сам пойдет, вот лучше бы танец огня или света или…
«— Вот интересно, какой танец танцевали дикие племена роунгарров, если мы вообще когда-то были дикими?
— Это же так очевидно, дорогуша».
Танец денег — что тут думать.
Напрягая слух, ледяная роунгарри поняла: вопли-то разумным существам не принадлежат… «Ну что же, ночами тут не скучно».
Впустив достаточно свежего воздуха, Рэнни хотела уже закрыть балконную дверь и вдруг застыла — ни на балконе, ни на стенах замка не было теней. Источник света был, а вот теней не было. Покрутившись на месте, Рэнни еще раз взглянула на вздымающуюся кверху черноту, отрезающую замок от остального мира. Стало совсем не по себе. Стена была ровной, и уходила вверх, насколько видел глаз. Со своего балкона она не могла видеть, огибает ли стена замок. Но она в этом не сомневалась. Все тени всосало в стену, сделав ее твердой и непроницаемой.
«— Это как-то связано с созданием Обители. Мы взяли и отрезали куски живой плоти Ран-Тарра, соединили, наскоро залатали и пришили к плоти другого, как мы думали, незаселенного мира, да если и заселенного… Имели ли мы на это моральное право?