- Нет у меня хвоста, Лешик, опять забыл?

- Тьфу, нелегкая, вечно про вашу ущербность не помню! - Хитро блеснули травяной зеленью глаза лесного хозяина. - Ай и ладно, носа нам хватит! Так что за комар на него сел?

- Вот такенный, да здоровенный! - Я раскинула руки на всю длину. - Вацлавом зовут.

Мальчишка присвистнул. На мгновение присел, но тут же вновь продолжил пляску.

- В чем не сошлись?

- Да сошлись как раз, нос его и руки мои. И шею он обнюхал, подлец рогатый! - Не сдержалась я.

- Так ли уж и рогатый? - Захохотал Леший.

- Да натуральный олень! Вот чего он ко мне прицепился?! - Возмутилась я.

Леший помрачнел. Мялся, мялся, а потом огорошил:

- На роду тебе это написано, Янэшка.

- Вот, и ты туда же! Развели тайны! И тоже ничего не объяснишь?

- Не могу, - помотал головой, - Агнешке обещал. Она сама тебе все расскажет.

- Да уж обещала. Ладно, Лешик, пойду я, авось ушел дикарь этот.

Вацлав и правда ушел.

Агнешка воды на печь поставила, согрела. Мы вместе опару поставили, пирог с черникой испекли, чтобы ягода не пропала. Все проделали молча, а что воздух словами месить? И так все непонятно, нечего большую сумятицу вносить?

Но на ночь тетка не удержалась. Запретила мне со двора выходить. А я и не больно хотела. Мне хватило и внимания и его отсутствия. В деревню Агнешка сама собиралась ходить. Оставалось надеяться, что никто разродиться не соберется, тогда придется мне всё же наведаться в Сосновый бор.

Так и порешили.

Я хозяйством занималась: весь дом перетряхнула, перемыла, трав насобирала, а тетка моя по больным да страждущим бегала. До первой седьмицы седьмого месяца время быстро пролетело. Я даже забыть успела об обещании Михася и странном поведении Вацлава, но накануне накатил на меня страз беспричинный и в ушах все мамина колыбельная звучала: не ложись на краю...

Испугавшись, я за молоток схватилась и гвозди. Доски в сарае отыскались. Прошлым летом нам деревенские крыльцо чинили, вот и осталось дерево. Выкинуть хотели, но тетка не позволила. И правильно, что добру пропадать?

На стук Агнешка выскочила. Помогла доски на окно приладить. Наличники резные беленые жалко было до слез дырявить, да паника подгоняла - быстрее, быстрее, сильнее колоти, щелочки не оставляй. Придет волчок, просунет коготок и утащить во лесок под малиновый кусток, под калиновый мосток...

Молоток из руки выпал, да прямо на ногу!

Я запрыгала, завопила, ногой задрыгала... А в голове ласточками думы удивительные замельтешили. Есть, есть на нашей речке и малинник, и мосток, чьи перила калиновыми ветвями переплетены искусно! И сказки про оборотней тоже вспомнились! Только нет же их, правда?

Дурно мне стало. Кое-как последнюю доску прибила, в дом метнулась, отвара напилась, да спать засветло легла, не забыв про свечку.

А ночью...

Проснулась от волчьего воя. Раньше никогда меня зверье лесное не будило, но этой ночью... Перекликивались звери азартно. Добычу что ли загоняли? Один раз девичий визг послышался, но что девкам в лесу ночью делать? Они не совсем полоумные.

На вторую ночь повторилось. Только выли звери ближе. На третью и вовсе под окнами скреблись. Утром я следы во дворе нашла. Тетка их замести пыталась, да я не вовремя вышла. Ничего объяснять она мне на стала. Потом сказала. Ну, потом так потом. Всё равно у меня сил не было. Спать не спала нормально, ноги подкашивались, мысли путались. В голове червячок надоедливый поселился. Звал меня ночью во двор. Я в одеяло на четвертую ночь вцепилась зубами и стонала, будто в горячке, а на стены дома кто-то бросался яростно и в стекло горячо дышал. Страшно - жуть!

Еще ощущение преследовало, будто было уже все это: и вой, и визги, и шаги у дома. Когда мама еще жива была. Жаль, конкретного ничего так и не вспомнила. Словно пелена черная в мозгу закрыла от меня прошлое.

На пятый день случилось то, чего я и тетка боялись. Заполошная Ярмина прибежала: Натушка не вовремя рожать собралась. Я с Агнешкой переглянулась, плечами пожала, сборы травяные в узелок собрала, да за подружкой отправилась. Помогать-то надо! Бабы в Сосновом все как одна рожали туго, дети крупные шли, рослые, рвали матерей частенько. Иногда и доставать приходилось, если пуповина вокруг шейки или ножки обовьется.

До деревни идти с час, даже быстрым шагом, Ярминка не преминула на меня ушат новостей вылить. Горяченькие, масленые. Она мне все уши прожужжала про то, кто с кем заневестился.

- А ты что ж, свободна еще? - Спросила с удивлением.

- Да кому я нужна-то? - Буркнула.

- Птичка на крыле принесла, будто Михась решил тебе колечко парное подарить. Думала, поздравлю тебя, а ты вон еще пусторукая ходишь!

- Птичка твоя брешет, что собака языкастая. Михась может и хотел чего, только не было его. Передумал, наверное, - я пожала плечами.

- Передумал? - Протянула подружка. - А ты его когда ждала?

- Не ждала я его и ждать не буду.

- Другой кто глянулся? - Спросила девушка.

- Нет. Да и кто? Ярик? Сашок? Или Вашаня? Нет уж. Не нужно мне все это.

- Слушай, не может быть, чтобы Михась не приходил. Он же из-за тебя с братом ссорился. Все деревня слыхала.

- Не приходил, - отрезала я. - Звери по начал шлялись, поветрие что ли какое в лесу, а Михася не было.

- Дура ты, Янэшка. Какие звери? То Михась со сватами заявлялся. Ты не знаешь что ли как в Сосновом свататься принято? - Удивилась Ярмина.

- А мой порог сваты каждый день не обивают. Откуда мне?

- Слушай, да на ус мотай, темная ты наша! Сосновцы память чтут, а тут некогда оборотни жили или говорят, что жили, - девушка пожала плечами, - а у оборотней принято было в седьмом месяце пару себе искать. Обернувшись, рыскали они по деревням и тащили к себе девок, хоть свободных, хоть замужних, а кого утащили, те уже не возвращались. Волчья любовь она знаешь какая? - Ярмина мечтательно закатила глаза и губами причмокнула.

- И какая? И когда ты ее, дорогая подруженька, отведать успела, если нет их оборотней?! - Ехидно заметила я.

- Ой, и темная ты! Я в книжках городских читала. Там сказано, что отведавши вольчьей любви с человеком быть не сможет - соль не та, огня нет.

Соль, огонь... Ну, книжки эти! Лучше бы полезное что написали, а то все про телеса оголенные.

- И как все это с Михасем связано? - Не вытерпела я.

- Как, как, а вот как: обряжаются наши парни волками, да и шастают по деревне, а потом "крадут" тех, с кем заранее сговорились, а Леший их по старому обряду у реки под мостом благословляет! - Фыркнула Ярмина.

- Угу, а выть парни, должно быть, с пеленок учатся? Уж больно натурально получается, - я не поверила. Дело ли это балаган такой затевать? Ерунда на постном масле!

- Воют волки. Из Леший заговаривает для этого, как его, - девушка щелкнула пальцами, - для антуражу! - Ввернула подруга книжное словечко.

- Ах, если Леший и если для антуражу... - Я покачала головой. - Тогда выйду. Вот этой же ночью и выйду, да как березовым поленом всю свору отантурирую, будут знать как приличных девушек пугать! Так Михасю и передай.

- Ой, да он же к тебе с серьезными намерениями, а ты его гнать, - скривилась Ярмина.

- А я тоже серьезно поленом. Могу дважды наподдать, чтобы уж точно никто не подумал будто я шутки шучу! - Рявкнула я раздраженно.

Остаток пути мы проделали молча. А у Натушки не до разговоров стало. Она двойню ждала. Пацаны в утробе перемешались, друг другу выйти не давали, тянуть пришлось, чтобы поспеть к сроку. Ещё бы часок и не спасли их, но обошлось. Устала я, вымоталась. Узелок свой собрала, домочадцам объяснила как мать чаями отпаивать и домой засобиралась покуда светло еще было.

По деревне опять кралась, а в лесу расслабилась. Как чуяла, что не случится ничего. По дороге все думала: ладненько все у Ярмины получилось. А что не знала я, так тетка не рассказывала. Зачем недорослице про взрослую жизнь знать? У меня кровь только зимой пошла в первом месяце. Наверное, повредилось что-то в организме когда мама умерла. Кто знает что доподлинно той ночью произошло? А потом мы лета четыре так на эту седьмицу уезжали. То в одну деревеньку, то в другую, вот и проходила вся эта котовасия мимо. Еще раньше не помню просто. Разве ж упомнишь тут за делами да заботами?