Кристиан закончил писать его далеко за полночь, и лёг спать самым последним. Ему хотелось, чтобы сегодня ночью приснилась Элизабет, но в сновидениях хирурга, так же, как и остальных, господствовали кошки. Только слепого и глухого они могли оставить равнодушными.

Эта мысль пришла к Анжелике перед тем, когда она уже готова была погрузиться в сон и сквозь дремоту ей чудились то угнетённые, то забавные кошачьи образы из мюзикла. Неожиданно пелену сновидений прервали странные звуки. Они не были порождением сонного сознания; в этом Анжелика уверилась, сев на кровати и некоторое время прислушиваясь. Звуки не прекращались, и Анжелика, накинув лёгкий халат, решилась выйти из комнаты.

Было тихо. Внизу, по всей площади этажа, приглушённо горели ночники. В их мерцающем свете дом казался таинственным и немного пугающим. Набравшись смелости, Анжелика спустилась вниз, догадавшись, что источник звуков находится где-то там. Сориентировавшись в тускло освещённом помещении, она осторожно шагнула в одну из боковых ниш, и увидела дверь. Анжелика бесшумно приоткрыла её и мелодия, вырвавшись наружу, окутала девушку своими чарующими звуками. Анжелика узнала «Зиму» Вивальди. Это мощное, исполняемое в быстром темпе произведение воздействовало на человеческое воображение сильнее «Кошек». Оно приводило в смятение, порождая картины суровой, беспощадной зимы с редкими оттепелями, и могло застудить, а могло и отогреть, смотря по тому, насколько восприимчив был слушатель. У Анжелики возникали разные, самые противоречивые ощущения, но она очень любила это произведение Вивальди. Теперь, слушая его в живом исполнении, девушка открывала для себя новые грани мелодии, и ей показалось, что зима царит в душе играющего, настолько резки и отрывисты были его удары по клавишам фортепиано. Кто в такой поздний час решился открыть его?

Анжелика снова потянула на себя дверь, и глаза её теперь могли охватить больше пространства, чем прежде.

В углу комнаты, предназначенной, вероятно, для приёмов, возвышался чёрный блестящий рояль. За ним, спиной к двери, сидел Курт. Анжелике было видно, как его длинные крепкие пальцы взлетали над белой пастью инструмента и спустя мгновенье падали в неё, словно желая извлечь оттуда что-то, что было проглочено инструментальным монстром. Курт играл вдохновенно и неистово. Мышцы его широкой спины, напрягаясь и расслабляясь в такт музыке, проступали сквозь голубую футболку, которую он так и не переодел после представления; короткие прямые волосы на затылке топорщились от влаги; все движения его тела, только что плавные, размеренные, вдруг становились резкими и судорожными, как у человека, полностью находящегося в плену эмоций. Такой была «Зима» Вивальди. Она ласкала, убаюкивала, потом вдруг выхватывала из колыбели и швыряла в холодный снег, бросала в лицо колючие снежинки, чтобы через мгновение снова подарить покой.

Анжелика стояла и слушала, потрясённая увиденным. Прежде Курт казался ей забавным мальчиком-переростком, но внезапно он перевоплотился в глубокого, гениального исполнителя серьёзных вещей. Так мог играть только человек, понимающий, из чего состоит музыка, и чему она служит. Анжелика подумала, уж не сон ли это, как вдруг почувствовала прикосновение к своей кисти, до боли в суставах сжимающей ручку двери. Даниэль молча приложил палец к губам, опережая вопрос девушки, и глянул поверх её головы. Увиденное не поразило его, но слушал он с наслаждением. Музыка всё не заканчивалась: Курт, доведя её до завершающего аккорда, обрывал ноты и начинал заново. Ладонь Даниэля покоилась на запястье Анжелики и она чувствовала тепло, струящееся из его тела в её. Музыка, прикосновение, приглушённый свет, спина Курта и его парящие над роялем руки приводили в трепет: не романтический, как можно было бы ожидать, а неясный душевный трепет, волнение, от которого становилось хорошо, как в маминых руках в далёком детстве. Внезапно Курт перестал играть и поднялся из-за рояля так стремительно, что Анжелика и Даниэль не успели отреагировать. Они со смущением и удивлением смотрели на его бледное лицо, тоже сохранившее отпечаток волнения, и не знали, что сказать.

- Простите, - вслед за ними смутился юноша, - я, кажется, разбудил вас. Я полагал, что стены в доме Даниэля покрыты шумоизолирующим материалом.

- Мой дом не предназначен для ночных концертов, - ответил Даниэль и быстро поправился, - но ты, разумеется, можешь играть в любое время суток.

- Ты виртуозно владеешь этим инструментом, - выступила вперёд Анжелика, не скрывая восхищённого взгляда, которым она смотрела на Курта, - я никогда раньше не слышала такого гениального исполнения Вивальди!

- Спасибо, - он смущённо затеребил свою чёлку, - но ты забыла, что мой предок, Карл фон Диттерсдорф, был композитором.

- Сыграй нам что-нибудь из его произведений, - попросила Анжелика.

Курт внезапно рассердился.

- Я не намерен сейчас исполнять чьи-либо заказы, - резко сказал он и прошёл мимо своих невольных зрителей, - спокойной ночи.

- Я сказала что-то не то? – огорчилась Анжелика.

Даниэль мягко обнял её за плечи и сказал:

- Дело не в тебе. Курт завтра сам раскается и придёт просить прощения. И сыграет для тебя десять тысяч произведений Диттерсдорфа.

- Да, и всё же что заставило его сесть за рояль в час ночи?

- Мой кузен эксцентричен, если ты успела заметить.

Это объяснение не показалось Анжелике убедительным.

- По-моему, ты плохо знаешь своего брата, Даниэль, - осмелилась высказать она, - прости, если я слишком откровенна.

Даниэль на минуту задумался.

- Давай возьмём машину, и я покажу тебе ночной Нью-Йорк, - предложил он, - а по пути расскажу историю Курта. Ты не возражаешь?

- Я хоть и устала, но спать уже не хочу. Но я очень хочу знать, как Курт жил до этого путешествия, если только это не заденет ничьих интересов. Едем?

Зрелище ночного Нью-Йорка было не менее грандиозным, чем днём, но в тот момент оно мало интересовало Анжелику. Она чувствовала, что Даниэль желает посвятить её в свои отношения с Куртом по той простой причине, что сам не в состоянии разобраться в них, и приготовилась быть внимательным слушателем, игнорируя мириады неоновых огней за окном.

- С чего же начать? – Даниэль бросил взгляд на дорогу и сбавил скорость. – В общем-то, история Курта типична. Он рос во внешне благополучной семье, детство его было счастливым, но в ранней юности всё резко изменилось. Я сказал: «внешне благополучной семье», потому что для всей нашей родни известие о разводе родителей Курта стало неожиданной новостью. Мы всегда наблюдали их почтительное отношение друг к другу, взгляды нежности, которыми они постоянно обменивались… Да, неприятной новостью стало для нас известие о разводе тёти Гертруды и дяди Дитера. Ему пришлось самому заниматься своим бракоразводным процессом. Дядя был высококлассным специалистом по этой части, и, наверное, никогда не думал, что разделит участь своих клиентов.

- Почему они развелись?

- По самой банальной причине – тётя Гертруда полюбила другого мужчину. Когда дядя Дитер понял, что вернуть расположение жены ему уже не удастся, он стал бороться за сына. Курт и сам не хотел жить с матерью, ведь именно её считал виновницей гибели их семьи. Конечно, он её любит, и навещает часто, но в те мрачные дни бракоразводного процесса он несколько дней не ночевал дома: скитался по улицам и в результате угодил в какую-то шайку, которая подставила его при неудачном ограблении. Так что дяде Дитеру пришлось параллельно спасать своего сына от тюрьмы. Всё обошлось, но Курта с тех пор словно подменили. Раньше он был ласковым домашним мальчиком, а всего лишь несколько дней превратили его в циничного, распутного гуляку. У него до сих пор в голове одни развлечения. Поэтому дядя Дитер и предложил мне взять его с собой в это путешествие. Странствия закаляют тело и душу, расширяют кругозор, знакомят с разными народами, населяющими нашу планету – всё это делает человека терпимее, человечнее. Может, надеется дядя Дитер, Курт вернётся образумившимся, сдержанным, с серьёзным отношением к жизни. А ещё дядя Дитер уверен, что в одной из стран Курт встретит свою вторую половину.