Наша ровесница Элла с нами не водилась, ее учили играть на пианино, и она изводила улицу гаммами. Кроме гамм мы от нее больше ничего не слышали. Иногда она пе-ла под свои гаммы, голоса не хватало, и она пускала "пету-ха". Мы дразнили Эллу с улицы, кукарекая на все лады. То-гда ее мать захлопывала окна, предварительно обозвав нас "хулиганьем" и "босью драной".

Жили прокуроры богато, У них был телефон, может быть, единственный на улице. Позже телефон поставили переехавшим в наш двор в пустующую квартиру в кирпич-ном доме Григорянам. Месроп Аванесович Григорян, отец Армена и его сестры Таты, работал в горкоме партии.

- Мам, есть хочу! - окончательно стряхнув с себя сон, заявил я.

- А, проснулся. Умойся сначала, потом будешь есть.

- Хотя бы "здравствуй" сказал, жених, - засмеялась те-тя Нина.

- Здравствуйте.

- То-то здравствуйте! - ворчливо заметила мать. - Сего-дня-то куда вас понесет? - От ребят отбою нет. Где носит, с кем носит? Улица, одна улица на уме, - пожаловалась мать тете Нине.

- Здоровый парень, чего ему не носиться? - заступи-лась за меня тетя Нина. - Пусть мускулы нагуливает.

Я не сказал, куда меня понесет сегодня, потому что се-годня мы шли в лес, куда дорога нам была заказана. В лесу оставались еще снаряды, патроны и могли быть мины. И хотя минеры поработали везде, где могли быть мины, опас-ность наткнуться на мину оставалась. Все еще помнили, как на мине в Медвежьем лесу подорвались братья Галкины и Толик Беляев из нашей школы. Старшего Галкина разнесло на куски, Толику оторвало ногу и ранило в голову, и он так и умер, не приходя в сознание. Младшему Галкину, навер-но, потому что он шел последним, "повезло": он лишился двух пальцев на левой руке, у него осколком вырвало щеку и контузило. Минеры еще раз прочесали лес миноискате-лями, но кроме мин оставались еще патроны, неразорвав-шиеся снаряды, гранаты.

Тогда попало под горячую руку от матери Ваньке Па-хому. Она отодрала его ремнем, приговаривая:

- Не ходи в лес, не ходи!

Мы потом спросили, заступаясь за Ваньку:

- Тетя Клава, за что вы его били, он ведь в лес не хо-дил.

- Знаю, что не ходил, - согласилась тетя Клава, - Толь-ко теперь уж точно не пойдет.

- Галкина хоронили в закрытом гробу. Толю несли в открытом. Но какое это имело значение! Обоих не было в живых.

После этого случая в лес ходить долго никто не решал-ся. Потом у ребят с других улиц появился порох причудли-вой формы: в виде желтых цилиндриков; мелкий, черными кристалликами, и в виде палочек. Мы выменивали порох на биты, покупали на выигранные пятаки. Порох вспыхи-вал от спички и моментально сгорал, хорошо стрелял, если его положить на железку или гладкий камень и ударить молотком или другим тяжелым предметом...

Пойти в лес предложил Монгол.

- Там этого пороху навалом! - сказал Монгол.

- А если подорвемся? - сказал осторожный Самуил Ваткин.

- Никто не подрывается, а мы подорвемся? - в голосе Монгола была убийственная ирония, и мы нашли его довод разумным.

- Дома - никому! - предупредил Монгол и показал ку-лак...

По городу ехали трамваем. Сбились кучей на задней площадке поближе к дверям, пугливо озираясь на проход ва-гона, чтобы не прозевать кондукторшу. А когда где-то рядом раздалось: "Кто еще не взял билетики" и Монгол крикнул: "Атанда, прыгай", мы, не раздумывая, повыскакивали из трамвая. Последним прыгал Сеня Письман, прыгнул и рас-тянулся на мостовой, быстро вскочил и, прихрамывая, побе-жал за нами. Следом неслись ругательства кондукторши.

- Кто ж так прыгает, дурачок? - стал отчитывать Мон-гол Семена. - Надо прыгать вперед и стараться пробежать за трамваем, а ты сиганул назад. Хорошо еще, мордой мос-товую не пропахал. Чем стукнулся-то?

Сеня захныкал, одной ладонью утирая хлюпающий нос, другой, держась за то место, которым сдуру ударился о мостовую.

- Не ной, - Монгол хлопнул Сеню по плечу. - Не голо-ва, пройдет.

Ближе к железнодорожному вокзалу стояло недостро-енное с довоенных лет здание причудливой формы из красного кирпича.

- Миш, а правда говорят, что здание строил архитек-тор-фашист, и что когда смотришь на него сверху, оно по-хоже на фашистский знак? - спросил Пахом.

- Не на фашистский знак, а на крест, - поправил Монгол.

- А как же узнали?

- Летчик с самолета заметил.

- И что?

- Фашиста расстреляли, а дом не успели разломать, началась война.

- Брехня все, - возразил Самуил, - никакого фашист-ского знака нет.

- А почему ж тогда дом не достроили? - возразил Пахом.

- Да потому что не успели. Началась война, - повторил Самуил Монголовы слова.

- Ну ладно, кончай трепаться, нам надо до полудня обернуться в лес и назад, чтоб дома не хватились, - напом-нил Монгол, и мы прибавили шагу.

Сразу за железнодорожным мостом город заканчивал-ся. Короткие резкие гудки паровозов и лязг составов оста-лись позади. Мы шагали по обочине шоссе, а по сторонам тянулись изрезанные оврагами поля с синими полосками лесов на горизонте. За ближней деревней стоял Медвежий лес.

К лесу подошли, когда солнце стояло в зените. Уста-лые и разморенные жарой, мы сели в тени, чуть отойдя от опушки, достали все, что смогли добыть дома: огурцы, лук и по паре сырых картофелин. Набрали хворосту и развели костер. Смотреть за костром и печь картошку оставили младших: Вовку Мотю, Семена и Армена, а сами пошли в лес.

- А то к вечеру не поспеем, - объяснил Монгол.

В прохладной, чистой, будто профильтрованной ти-шине леса, отчетливо слышалась дробь, выбиваемая дят-лом и перекличка лесных птиц. И дятел и пение птиц лишь подчеркивали тишину, и мы тоже старались не шуметь, чтобы не разрушить эту тишину.

- Где-то здесь должна быть разбитая пушка, - шепотом сказал Монгол. - От пушки нужно идти вправо. Мне хорики говорили, что за пушкой пороху навалом.

С полчаса мы молча ходили по лесу за Монголом.

- Ну, где твоя пушка? - не вытерпел Мотя-старший.

- А я почем знаю? - огрызнулся Монгол. - Я что, "был здесь?

- Да мы же опять на опушку вышли. Вон поле, - уди-вился Изя Каплунский.

- Огольцы, сюда, - донеслось откуда-то снизу. Мы по-шли на голос. Из-под земли показалась голова Пахома. Па-хом сидел в полузасыпанной траншее. На дне траншеи ва-лялись гильзы из-под патронов, пустые пулеметные ленты.

- А где же пулемет? - спросил Мухомеджан. - Должен же быть какой-то пулемет.

- Хватился, - усмехнулся Изя Каплунский. - Здесь сразу после освобождения солдаты специально ходили, собирали оружие, искали документы.

Траншея привела к землянке. Накат был разворочен, несколько бревен завалились концами вниз. Пахом протис-нулся через заваленный вход.

- Ну что, Пахом? - Монгол пытался разглядеть что-либо через бревна.

- Ничего! Тряпье на нарах, каска, пробитый пулями котелок... Во, целые патроны.

- Подожди, Пахом, сейчас я пролезу, - заторопился Монгол. Нас он остановил:

- Всем нельзя. Может завалить. Патроны поделим.

Пахом с Монголом долго возились в землянке, нако-нец, появились, сначала Монгол, потом Пахом. Подолы вымазанных глиной рубашек они держали руками.

- Много набрали? - нам не терпелось посмотреть на патроны.

- Увидите. Дайте вылезти.

Мы выбрались наверх траншеи, и Мотя с Пахомом вы-сыпали из подолов рубах десятка два патронов, две обоймы и два больших патрона для противотанкового ружья.

- Патроны землей засыпаны, - стал объяснять возбуж-денный Пахом. - Там еще накопать можно.

- Про это место - никому!- наказал Монгол, - Может, еще сюда придем.

Мы без труда нашли нашу стоянку. Заждавшиеся па-цаны бросились к нам навстречу.

Костер почти погас. Осталась лишь горка серого пепла, да тлеющие угли, которые от легкого дуновения ветерка вдруг вспыхивали прозрачным белым пламенем.

Палкой выгребли картошку. Набрали еще хворосту, подложили в костер и раздули огонь.