- Значит, во всем янки виноваты? - Майкл, не очень понимавший разговоры Линдейла об Аркадии и спящих собаках, решил уточнить.
- Да. - Линдейл повысил голос так, чтобы слышал чужак, и Майкл чуть не подавился виски, увидев как безумно горят его глаза, устремленные на человека у стойки. - Я помню вишни в цвету с кронами, окутанными весной нежной розоватой дымкой, и колышимыми ветром ветвями в садах Благословенной Джорджии, а теперь ничего нет... Ничего... Только голая черная пустыня и черные трубы, как застывшие языки адского пламени. Шерман и его синебрюхие славно потрудились.
Морган резко обернулся, готовый к схватке, его кулаки сжались, когда взгляд скрестился со взглядом Линдейла, и смертельная ненависть затопила два сердца, лишая остатков разума. Морган качнулся, обрел равновесие и, овладев собой, процедил сквозь зубы свой вызов:
- В Анденсонвилле не было вишен в цвету, ты, ублюдок.
Он не видел в этот момент ничего, кроме мертвой луны в остановившихся зрачках своего друга, мир вокруг снова стал черно-белым и все инстинкты перекрыл один - уничтожить зло.
Сперва Джону послышалось Андерсонвилль, потом до сознания дошла буква "н" заменившая "р", и он счел это оговоркой, но догадался о чем речь. Судя по выговору, парень был из Канзаса, и это вызвало в Линдейле глухое раздражение. Почему-то именно необразованные люди, которым было бы лучше выращивать картофель на ферме, белая рвань[10.] и янки в особенности, считают себя умнее всех.
- То местечко близ Андерсонвилля - самое хорошее место для синебрюхих, для тупых канзасцев в особенности, - холодно бросил Линдейл, скидывая ноги со стола; на его лице ни один мускул не дрогнул, но внутри все клокотало от дикой радости, какую он не испытывал много лет... К нему снова возвращалась способность чувствовать что-то и хотеть чего-то, и теперь он страстно желал уничтожить этого янки, стереть с лица земли.
Все в салуне замерло, плотная тишина завесой накрыла помещение. Алиса застыла у стены с подносом в руках, бледная как статуя, не сводя глаз с Линдейла, потрясенная изменениями в нем, произошедшими за какие-то минуты: он внезапно сбросил с плеч лет двадцать, даже морщины на его лице разгладились, но самым ужасным показалась Алисе радость, сверкавшая в такой момент в его сумасшедших глазах. "Линдейл! Прекрати немедленно..." беззвучный крик застыл у нее на губах: сказать такое вслух было невозможно. Морган стиснул зубы, снимая тяжелую, стеснявшую движения куртку, и на мгновение прикрыл глаза перед тем, как ринуться в атаку, жалея, что оставил револьвер у Черрингтонов.
- Ну, ты, хватайся за пушку, синебрюхий! - подлил масла в огонь Линдейл, поднимаясь и распрямляя спину. - Или вы только с гражданскими воюете?
- На такого как ты пулю тратить жалко, реб[11.], - сказал Морган и рванулся вперед, намереваясь вцепиться врагу в глотку; время остановилось: все, должно быть, происходило очень быстро, но Моргану все виделось в странно замедленном темпе, а потом он вдруг оказался на полу. Соображать, что случилось, было некогда, он вскочил и попытался провести хук слева, но пропустил жуткий удар по почкам и, почувствовав, что падает, вцепился в рубашку противника. На мгновение их взгляды столкнулись, а потом оба жестко рухнули на доски пола, взметнув вверх тучу опилок. Перед глазами Моргана все плыло, и он ожесточенно полумашинально бил наугад, не всегда понимая, попал по врагу или нет и уже не чувствуя боли от ударов и раны. Наконец, тяжело и яростно дыша, они оба сели - друг напротив друга, сжигая противника глазами.
- Ну что, синебрюхий, получил свое? - спросил Линдейл, вытирая кровь в углу рта тыльной стороной ладони. Его тело гудело от нескольких пропущенных тумаков, но именно сейчас он полностью ощутил вкус жизни. Морган не ответил. Он мотнул головой, как раненый гризли, и, вскочив, снова кинулся в бой, однако враг тоже почему-то оказался на ногах. Пару минут Морган держался под градом ударов, изредка пытаясь ответить, но потом Линдейл подловил его, симулировав удар правой, нацеленный в подбородок, а когда Джуннайт вздернул руки вверх, защищая лицо, врезал левой в бок, свалив парня с ног. В глазах Моргана темнело, мир плыл по кругу, а бок взрывался приступами боли. На своих пальцах он почувствовал что-то липкое и посмотрел вниз. Рана открылась. Чертыхнувшись, Морган попытался подняться, но опилки в ходе борьбы были сметены в сторону с того места, где он лежал, и рука его поехала в крови на ровных досках; стрелок снова упал.
- Вот так всегда с этими синебрюхими... - донеслось до него издалека, потом его подняли под мышки, натянули куртку и вытащили из салуна. Линдейл смотрел ему в след, пока не захлопнулись двери.
- Этот не вернется, - сказал Майкл - Скорее всего уедет, когда оклемается.
Линдейл промолчал. Он тоже так думал, и от этого было грустно. У парня почему-то не оказалось револьвера, да и стычка была неравная: велика победа - побить раненого. Линдейл сплюнул. Он помнил, как подрался с Эдвардом Соджерном и его братом Джорджем, с обоими сразу, и одержал верх. Вот это была битва! Эдвард тростью ударил слугу за какой-то ничтожный, с точки зрения Линдейла, проступок, о чем он прямо сообщил соседу, перехватив его вновь занесенную руку. В ответ Джон услышал брань, не приличествовавшую джентльмену, и слово "полукровка" в свой адрес. Он хладнокровно выслушал все, а потом ударил без предупреждения в живот, сбив противника с ног и, уже нависая над ним и глядя, как он поднимается, пояснил, что ему плевать, как называют его, если это не касается его близких. Тогда, плохо знакомый с новыми порядками, Джонатан вовсе не удивился, что Эдвард поднялся и бросился в атаку, а его брат, оказавшийся поблизости, присоединился. Линдейл дрался, как умел, бил так, как били противника в лагерях лесорубы и на стоянках перегонщики скота, используя все запрещенные приемы, даже малоизвестные. Он разбил мальчишкам в кровь носы и подбил старшему из сыновей Соджернов глаз, хотя Эдвард был немного старше, а Джордж - тяжелее, отделавшись лишь несколькими синяками; свои боевые шрамы он уже успел получить раньше сполна. Сопротивлялись братья изо всех сил, чем заслужили его уважение, Линдейл прекрасно понимал, что они сделали все, что было в их силах, результат - не их вина. Он сумел оценить бой, и, когда те предложили мир, глядя снизу вверх, как на нового местного героя, великодушно согласился. С тех пор они стали близкими друзьями, и Эдвард никогда больше не поднимал руки на тех, кто не мог ответить. Братья Соджерны приняли поражение достойно и наплели дома каких-то небылиц, не открыв истинных причин своего состояния, однако их благородство не помогло. Задирали Джона впервые полгода его жизни в доме деда довольно часто, потому что он был для окрестных ребят чужаком, а все стычки кончались одинаково. Позже почти все мальчишки, которые напрашивались и получали свое, бежали к родителям в слезах и жаловались на его "неджентльменские приемы", все больше укрепляя дурную репутацию младшего Линдейла и Соджерны догадались, что произошло с их сыновьями на самом деле. В результате соседи в радиусе нескольких миль старались не подпускать к Джону близко своих отпрысков, чем сделали из него своего рода кумира в глазах подростков. Узнавший о драках отец был в ярости и засадил Линдейла под домашний арест на месяц. Старый слуга деда Соломон дневал и ночевал возле запертой двери, он то слезно просил старшего сжалиться, то увещевал младшего просить прощения и быть "хорошим мальчиком", иногда он совал под дверь или в окно конфеты и пирожки. Но что-то впервые заклинило внутри Джона, и в этом состоянии пойти на мировую для него было равносильно смерти. Дед тоже нервничал, он истоптал весь ковер в гостиной, меряя его широкими шагами дни напролет, задымил весь дом и сломал две трубки. В результате отец понял, что сам дольше не выдержит нервозную атмосферу, сдался и, выпустив сына, пожал руку. Да, те полгода были жаркими: Джон дрался почти со всеми соседскими ребятами, отстаивая свое право быть равным среди них: с Фултонами, Саливанами, О'Браенами... Теперь многих нет в живых, а оставшиеся пресмыкаются перед янки или прозябают в нищите. Кто-то бежал в Техас, не надеясь вернуться обратно, а если нет места, куда возвращаться, идешь все дальше и дальше... Линдейлу с тех пор часто приходилось вступать в бой, но из всех драк Джон лучше всего помнил стычку с Соджернами, правда, он не вспоминал о ней слишком давно и, только воскресив ее в памяти, понял, как ему не хватает хорошей рукопашной схватки.