Юлька под ним на секунду напряглась, но когда он очень медленно двинулся, расслабилась, тихонько хныча от переполнявших чувств.

Ей было приятно. Сперва непонятно даже, а потом больше, острее. Алекс задевал что-то такое внутри, от чего губы раскрывались и со рта вылетали совершенно неприличные звуки, а внизу – там, где он двигался, нарастало, нарастало…

Юля задыхалась. Голова металась из стороны в сторону, и она кричала бы уже в голос, если бы Сашка ее не целовал. Он был так глубоко в ней, так непередаваемо наполнял всю целиком, что было совершенно невозможно молчать. И она кричала ему в рот, а он кусал ей губы и все двигался – часто, быстро. Его рука нетерпеливо спустилась вниз, нажала, в такт движениям закружилась и Юльку словно подбросило. Так резко волна накатила, сладко-сладко, будто горячая лава затопила низ живота, и вскрикнула беззвучно, округлив губки. Алекс почувствовал, как Юлька запульсировала вокруг него. Задергались хаотично ее мышцы, обхватывая его, сжимая. Зашипев сквозь зубы, он замер на время, а когда она притихла, снова выскользнул и разрядился куда-то в траву.

Юля смотрела в темнеющее небо, на котором понемногу зажигались звезды, и неспешно приходила в себя. С каждым вдохом сердце замедлялось, и уже не выпрыгивало вон, грозя сломать ребра. С речки тянуло приятной прохладой, которая остужала разгоряченную кожу, в камышах копошилась речная живность – то ли выдры, то ли жабы, кто знает.

Алекс привалился к ее боку, перехватил рассеянный еще взгляд.

- Юля, - она коснулась указательным пальцем его губ, не давая сказать.

- Молчи. Пойдем лучше купаться.

Вода была теплой у поверхности, прохладной ближе ко дну, по ногам же то и дело проносились ледяные течения, но после одуряющего зноя такая водичка казалась Алексу приятной. Юля же, раскинув руки, лежала на воде, позволяя ленивому течению сносить ее вниз.

Когда наплескались, выяснилось, что проголодались зверски. Были съедены бутерброды и на скорую руку порезанный салат, выпит холодный чай, но насыщение так и не наступило. Даже у стройной, как куколка, Юли, желудок урчал на всю побережную округу.

- Недальновидные мы, - покачал головой Алекс. – Давай скорей собираться, закатимся в ресторан.

Юля собрала вещи, и пока Алекс относил их к багажнику, преодолевая брезгливость, ступила в поросший небольшим болотцем, камыш. Под ногой чавкнуло, квакнуло, зашуршало, но Юля, набравшись смелости, задержалась еще на секундочку, чтоб сорвать коричневый стручок камыша.

На недоуменный взгляд Алекса, пояснила:

- От комаров дома зажгу. Помогает.

А сама на колени бережно положила длинный стручок с мягким, бархатным наконечником. Не зажжет – на память о сегодняшнем вечере оставит. Да и к чему камыш переводить, если москитные сетки на окнах стоят.

Заехали домой, чтобы наспех искупаться и переодеться. Голод немного поулегся, но все равно хотелось сытно отужинать, поэтому задерживаться не стали. Юля уложила набок тяжелые, еще влажные после душа волосы, надела воздушное алое платье, пастельного цвета туфли на высоком, но устойчивом каблуке, и вышла на крыльцо. На улице было темно, вечер опустился на плечи, сместив жару и даря легкую прохладу. Полноправно стрекотали в травах цикады, фонари зажглись по периметру. На душе было легко, хотелось беспричинно улыбаться и даже вприпрыжку скакать по ухоженной аллейке.

Юля подняла лицо, вдохнула полной грудью, покрутилась на месте в ожидании кавалера и встретилась с печальным взглядом желтых кошачьих глаз. Бродский копилкой сидел на подоконнике, укрыв лапы угольно-черным, как и он сам, хвостом, и с горечью смотрел на довольную жизнью хозяйку.

Девушка рассмеялась, щелкнула по стеклу пальцем, чем заслужила обиженный прищур.

- Ладно, иди, изведешь еще тут в одиночестве душу свою кошачью.

Пока отпирала дверь, появился Алекс. Мигнула фарами машина, приглашая забраться в терпко пахнущий салон. Юля махнула рукой и поторопила замешкавшегося Бродского. Кот тенью выскользнул прочь и сразу скрылся в высокой траве, а девушка направилась к автомобилю.

- Есть предпочтения? – по дороге в город спросил Алекс о выборе кухни.

- Нет, - отрицательно мотнула головой Юля. – Полагаюсь на твой выбор.

Приехали на тихую пристань, в популярную «Мистерию». Ресторан стоял на возвышении, прямо на реке. Уютный, декорированный в стиле «кантри», он имел хорошую репутацию и славился отменной кухней.

Внутри пахло лакированным деревом и едва уловимо – специями. Заняли столик у панорамного окна, сделали заказ. Юля устроила руки на коленях и принялась закатывать в трубочку кончик тканевой салфетки.

- Расскажи о себе, Юля, - попросил Алекс и откинулся на спинку стула.

В зале было полумрачно и практически пусто – народ ужинал на веранде, прямо у воды. Зажглись фонари по периметру пристани, но еще не успели разойтись как следует, и светили бледновато. С реки поднимался пар, рисуя по округе загадочный мистический пейзаж.

Отвлекшись от разглядывания пейзажа и взглянув на кавалера, задавшего нелегкую задачку, Юля усмехнулась кривовато, подумав, что такие просьбы обычно звучат до сексуального общения.

- Что именно ты хотел бы узнать? – пожала девушка плечами, негласно соглашаясь разоткровенничаться.

Алекс задумался на минуту, а потом тоже повел плечами:

- Все. Расскажи мне все.

- Ого, в голове сразу стало гулко и пусто, - улыбнулась Юля, но отшутиться не удалось.

Саша наклонился вперед, сложил на столе ладони в замок, и всем видом принялся выражать готовность выслушать долгий рассказ.

Юле же вдруг расхотелось обнажать душу. Что она может поведать ему такого, чего он не знает сам? Она росла на его глазах, была перед ним как на ладони - все ее давние интересы, увлечения и хобби вызывали у Александра Сергеевича сардонический смех. По крайней мере, так было прежде.

Сейчас, в этом ресторане – среди уютного древесного запаха, в полумраке, после обнажающего души соития на берегу реки, Юля смотрела на красивое лицо собеседника, искала в глазах отголоски былой надменности и не находила. Но, это обстоятельство не успокаивало, а настораживало – девушка не могла поверить, что ему, в самом деле, интересно. Ведь не может же наследный принц увлеченно слушать болтовню крестьянки. Юля утрировала, но дело обстояло именно так – она не чувствовала себя на равных с ним – выпестованным и лелеемым директорским сыном.

- Давай помогу, - нарушил Алекс тишину. – Начнем издали, от самых истоков. Расскажи о детстве, Юль.

Он словно ее заворожить пытался, смотря, не отрываясь, глаза в глаза. И это сработало бы, затронь он менее болезненную тему.

И что такого могла она рассказать, чтоб не пришлось краснеть? Юля стеснялась своего детства – до центра, до знакомства с нормальной жизнью.

- Все, что я могу сказать о детстве – одно единственное слово и оно непечатное. Сам догадаешься какое, чтоб не пришлось вслух говорить? И еще то, что часто мучаюсь желудочными болями, потому что в детстве мне приходилось голодать. Именно поэтому сегодня вместо жирных свиных ребрышек я заказала рыбу на пару.

Алекс ожидал чего угодно: долгой, проникновенной и душещипательной истории, но не такого некрасивого признания. Он и сам не знал, для чего принялся бередить Юлины воспоминания. Может, хотел узнать ее получше, или понять, что именно в ней так его привлекало.

Но, ее ответ только подчеркнул пропасть между ними.

Чтобы не плодить неловкость, Алекс промолчал. Да и что он мог сказать? Его детство было сытым и стабильным. Он не знал, что такое грызть кусок сухого хлеба два дня подряд.

Юля знала, что он опустит глаза, когда услышит ее «рассказ». И он опустил.

В этой неловкой тишине и заключалась вся неприятная правда. Им никогда не стать одним целым, каким только могут быть родственные души, родные люди. Они могут сколько угодно заниматься сексом – добротным, страстным, сжигающим дотла, но большего им не достичь. Не пересечь черты, не стать близкими по-настоящему. Ведь можно вместе спать и вместе просыпаться, оставаясь при этом чужаками друг для друга.