Незнакомец на минуту задержал на ней цепкий, внимательный взгляд, словно оставляя в памяти отпечаток ее образа: светлые, цвета соломы, тонкие волосы, выгоревшие на солнце ресницы и брови, загоревшие почти до черноты тонкие кисти рук, бедное серое платьишко и большие, ярко-голубые глаза.

Он неожиданно улыбнулся и добавил почти ласково:

- Не бойся, все будет хорошо, можешь мне поверить. Тебе ничто не угрожает до самого дома. А там.. будь умницей и просто сделай то, о чем я тебя попросил. Это важно.

Ая в ответ закивала головой, все еще слабо осознавая происходящее с ней.

- Можно взять это? – он осторожно подобрал оброненный ею недоплетенный травяной браслетик.

- Но я его еще не доделала…

- Не важно.

Незнакомец еще раз оглянулся.

- Я найду тебя, Ая из Розовки, - были его последние слова.

Еще через мгновение он пропал так же незаметно и быстро, как и появился.

Ая оглянулась. Все шло своим чередом: лениво переговаривались мужики на двух соседних повозках; кормила грудью орущее дитя молодая дородная крестьянка по другую сторону, сидя прямо на горе мешков с зерном. Никто, кажется, не заметил ни странного незнакомца, ни того, что он что-то передал Ае.

Девочка осторожно запустила руку под сено и нащупала твердый бок свертка. Он там, на месте, куда она его и положила. И слабое позвякивание монет в кожаном кошельке тоже не давало повода сомневаться в их реальности. Дрожа от страха и волнения, она спрятала кошелек туда же, на самое дно повозки, и для надежности села сверху.

Ни брату, который вскоре вернулся, ни родителям, которые пришли намного позже, она не сказала о произошедшем с ней ни слова. Мало того, на приглашение матери пройтись по рынку Ая ответила решительным отказом, боясь оставить даже на минуту свои сокровища. А на уговоры только отрицательно трясла головой и едва не плакала. В конце концов, на девчонку махнули рукой, пообещав больше не брать на с собою на рынок такую трусливую дуру, и снова оставили одну.

И только далеко пополудни они наконец тронулись в путь той же дорогой, по которой и приехали сюда.

Но уже на самой окраине улица оказалась перегорожена толпой. Люди возбужденно гудели и что-то выкрикивали. Крестьяне остановились.

- Что там случилось? – спросил отец у кокой-то женщины, что едва не бежала мимо них, спеша тоже присоединиться к толпе.

- Говорят, Руфуса поймали!

- Руфуса поймали! – повторили чьи-то голоса дальше.

- Его изловили! Не уйдет! – рявкнуло еще дальше, и многоголосый одобрительный гул разлился над толпой.

- Ведут! Ведут! – волнами прошло.

Десяток стражников, грубо распихивая толпу, продвигались вперед. Четверо из них, плотно наставив пики с четырех сторон на человека в центре, подталкивали его вперед. Он не сопротивлялся.

А когда процессия поравнялась с одиноко стоящим в стороне крестьянским возом, сердце Аи вдруг замерло на пол-ударе: арестованным преступником был тот самый незнакомец, что передал ей таинственный сверток сегодня утром.

Руки его были плотно стянуты за спиной веревками; длинные пряди тёмных волос выбились из пучка и свисали на лоб; из рассеченной щеки на воротник разорванной белой рубашки скатывались крупные капли крови.

На миг их взгляды встретились: исполненные ужаса голубые глаза девочки и затуманенные черные глаза мужчины, которые вдруг немного прояснились и потеплели.

Затем он быстро отвернулся и смотрел уже только себе под ноги. Но глаза Аи, как завороженные, были устремлены на него, пока последний из стражников не скрылся за поворотом улицы.

Толпа в большинстве потянулась за ними следом; остальные начали расходиться.

- А кто он такой, этот Руфус? - обратилась вдруг Ая к проходящей мимо женщине.

- Колдун и отступник! Он много лет творил свои темные дела, но сегодня его таки выследили и поймали! – заявила женщина с такой гордостью, словно она сама лично занималась поимкой опасного преступника.

- А что он такого сделал? За что его арестовали? – не унималась Ая. Ее родители только растерянно моргали глазами, удивляясь такой неожиданной смелости дочери.

- А чего это ты расспрашиваешь? Может, ты его знаешь, а? – остановилась вдруг женщина, уперев в Аю буравящий взгляд. Еще парочка любопытных остановились рядом.

Девочка только испуганно заморгала, ничего не сумев ответить.

- Милость небесная с вами, хозяюшка! – отозвались мать. – Помилуйте, откуда ж ребенку знать преступника? Огради, Судьба! Это моя дочь, и она здесь впервые. Мы едем с рынка…

- Поехали, отец, чего стоишь? – тронула она за плечо супруга.

Только тогда он наконец очнулся и взялся за вожжи.

Воз тронулся и покатился дальше, провожаемый недоверчивым взглядом бдительной горожанки.

- Ты чего это, дура, с ума сошла?! – горячим шепотом обратилась мать к дочери, все еще застывшей, словно статуя.

– Ты погубить нас хочешь? Ну, я с тобой еще поговорю, дай только из города выедем…

Но дочь, казалось, не слышала ее. И в распахнутых голубых глазах плескалось непонятное отчаянье….

Едва миновав городские ворота – к большому облегчению всех, стража не обратила на них никакого внимания - отец повернулся и, не жалея сил, влепил дочери первую оплеуху…

… Тяжело дыша и держась за щеку, я проснулся.

Над головой едва серело небо, подернутое предрассветной дымкой, но звезды уже едва были видны.

Что еще за оказия, мрак ее поглоти?!

Я поднялся с уже остывшей земли и завертел головой, отряхивая наваждение.

Что это такое? Мало того, что мне приснился сон про девчонку по имени Ая – не ту ли Аю, что я ищу? Но это был вообще первый сон с тех пор, как я очнулся от горячки там, в Озерке, в доме учителя. Да еще такой яркий, словно… Словно все это происходило на самом деле, а я каким-то образом смог подсмотреть. До того я снов не видел – просто проваливался во мрак, засыпая, и выпадал из него, когда продирал глаза утром.

Может, это какой-то знак? Но кто и зачем мог бы мне его послать?

Мучаясь теперь уже мрачными мыслями – я уснул снова. И на этот раз, хвала силам небесным – без сновидений.

∞

- А теперь по порядку, - скомандовал я, пока Симон завтракал остатками лепешки.

- Расскажи, что ты помнишь про пожар и про твою родню? Кстати, как их зовут? Ты мне до сих пор не сказал.

- Элла, - шумно вздохнув, вымолвил Симон. – Сестру зовут Элла. А ее мужа – Май. Кажется.... Вот только как они выглядел, я помню плохо.

Я чуть не подавился.

- Как эт? Ты не помнишь как выглядели самые близкие люди?

- Почему-то нет, - Симон опустил глаза и грустно шморгнул носом. – Я же тебе говорил, что видел ее совсем немного – только пару дней. А еще раньше… Я ее почему-то не помню. Я вообще очень мало что помню из той своей жизни – только какие-то обрывки… А вот башню – помню. Как горела башня. Я почему-то был где-то рядом с ней – наверное, оны была возле нашего дома.

- Ты не можешь помнить, как горела башня, - отрезал я.

– Это случилось еще когда твой дед ходил без штанов.

Симон поднял на меня свои синие, как вечереющее небо, глаза, полные удивления. И столько непроходимой – недетской - тоски вдруг заплескалось в них, что мне показалось, что она сейчас выплеснется через край.

Мне почему-то стало не по себе.

- Ей, малец, ты чего?

Симон отложил свою лепешку и вдруг поник, словно с него сдули весь воздух.

- Я знал, что так и будет… Но не мог не попробовать, - вдруг еле слышно прошептал он.

- Что значит – знал? Знал – о чем? – удивился я.

- Что я никого здесь не найду… Что она обманула меня.

Он снова посмотрел на меня глазами взрослого человека.

- Все, к чему я прикасаюсь, рушится. Мне даже казалось, что я сам себе снюсь, что я – ненастоящий, - горько сказал мальчик.

- Что-то я тебя совсем не понимаю. А ну давай - по-порядку!

- Так в том то и дело, что нет никакого порядка! – вдруг выкрикнул он.