В ответ молчание. Оборвалась связь. Как быть? Связаться с командиром первого батальона? Но ведь его нельзя снимать с правого фланга, да и времени на переброску уйдет много.

Между тем немецкие танки уже шли на нас. Выход был один — связаться с кем-либо из командиров рот и взводов. Радист Петров нашел нужную частоту. Мне кто-то ответил. Я открытым текстом спросил, с кем имею дело.

— Лейтенант Акиншин вас слушает, товарищ комбриг, — узнал он меня по голосу.

Я кратко изложил обстановку и приказал организовать отражение контратаки.

— Вас понял. Рядом со мной еще два наших танка. Все будет в порядке.

Вскоре три танка выдвинулись влево и укрылись в густой пшенице. Немцы, не подозревая о засаде, продолжали продвигаться вперед. И угодили прямо под огонь наших танкистов. Внезапность ошеломила гитлеровцев, их танки начали пятиться назад, а пехота попыталась спрятаться в роще. Отступающих настигли снаряды и меткие пулеметные очереди. Загорелся один фашистский танк, другие торопливо ретировались.

Не скрою, в эти минуты я испытывал большую радость. Солдаты немецкой дивизии поспешно отступали на юго-запад. Вскоре мне все же удалось связаться по рации с командиром второго батальона.

— Как идут дела?

— Отлично, товарищ первый. Вижу отдельные строения и ветряную мельницу. Кажется, Злынь.

— Действуй, Федоров, но смотри в оба…

— У меня все хорошо, — доложил командир первого батальона Чирков. — Немцы поспешно отступают. Только что догнал их тылы. Часть машин раздавил, несколько немцев сдались в плен.

— Не останавливайтесь, вперед на Злынь! Я распорядился посадить автоматчиков на броню танков.

Сминая небольшие заслоны, танки успешно продвигались вперед, давили грузовики и повозки, в упор расстреливали бегущих гитлеровцев.

— Вышел на окраину деревни Злынь, преследую отходящего противника, сообщил Чирков.

Такой же доклад последовал и от комбата Федорова. Он добавил, что его подчиненные подбили пять средних танков и уничтожили в Злыни несколько огневых точек.

— Хорошо, Василий Александрович! После боя представьте к награде отличившихся.

А тем временем немцы, сосредоточив крупные силы на небольших высотках за Злынью, встретили челябинцев мощным заградительным огнем. Последовали тревожные доклады. Противнику удалось подбить три наших танка и одно орудие. Наступление пришлось приостановить.

Я связался по рации с генералом Г. С. Родиным.

— Целый час вас ищу, где вы пропадали? — упрекнул меня командир корпуса. Доложите обстановку.

— Бригада овладела деревней Злынь, вышла на ее западную окраину. Встретив там упорное сопротивление, закрепляется на достигнутом рубеже.

Родин недоверчиво переспросил:

— Говорите, на западную окраину деревни Злынь?

Не может быть. Дайте точные координаты.

Я вновь повторил то же самое. Генерал уже повеселевшим голосом сказал:

— Спасибо, Фомичев, передайте челябинцам мою благодарность. Держитесь…

И только теперь я понял, что бригада оказалась в нелегком положении. Правый и левый фланги наступавших соседей далеко поотстали от нас, и мы оказались ь тылу у противника. Теперь задача сводилась к тому, что-бы удержаться на достигнутом рубеже до подхода главных сил корпуса.

На исходе был первый августовский день. Саперы готовили новый наблюдательный пункт — полусгнивший сарай, из которого хорошо просматривалась неприятельская оборона. Танки мы расположили так, чтобы между ними поддерживалась тесная огневая связь. Вдоль дороги, ведущей в Злынь, огневые позиции заняла батарея 76-миллиметровых орудий Шабашова.

К вечеру на нашем участке прекратилась стрельба. Офицеры штаба разошлись по подразделениям, чтобы на месте помочь организовать оборону. Раненых отправили в медпункт, и я тотчас по телефону разыскал командира медсанвзвода Кириллова и приказал ему поскорее эвакуировать их в медсанбат.

— Все будет сделано, — заверил меня капитан медицинской службы. — Их у нас немного — семь человек, сделаем перевязки — ив тыл.

Не успел я положить трубку, как старший сержант Колчин позвал меня к рации.

— Злынь освободили? — послышался приглушенный голос. Я без труда узнал: говорил командарм.

— Так точно, товарищ командующий.

Генерал-лейтенант В. М. Баданов тепло отозвался о челябинцах, приказал закрепиться на достигнутом рубеже, пообещав оказать помощь.

Через час начальник штаба информировал меня о наших потерях. С болью я воспринял сообщение о гибели экипажа лейтенанта Павла Бучковского. Когда мы начали наступать, ночью к обгоревшему танку Челябинский пионер удалось прорваться роте Бахтина. Члены экипажа П. И. Бучковский, В. Г. Агапов, М. Г. Фролов и В. И. Русанов сгорели. Возле гусеницы был найден пистолет ТТ. В его стволе записка. Перед смертью офицер Бучковский написал: Жаль, что так рано приходится расставаться с жизнью. Повоевали немного, но успели убить более сотни гитлеровцев. Отомстите за нас, друзья. Прощайте!

Всю ночь не умолкал телефонный аппарат. Звонили командиры батальонов и приданных подразделений, работники штаба и политотдела, находящиеся на передовой. Одни просили пополнить боеприпасы, другие — помочь артиллерией, третьи докладывали о потерях, а иные просто советовались по тем или иным вопросам.

Среди ночи на командный пункт возвратился начальник политотдела подполковник Богомолов. Счищая щепкой грязь с сапог, он неторопливо рассказывал о настроении людей, о готовности каждого из них до конца выполнить задачу, поставленную перед бригадой.

— Политотдельцы, — сообщил Богомолов, — уже успели побывать во многих отделениях и взводах, провели с бойцами беседы, рассказали об отличившихся танковых экипажах Бучковского, Акиншина, Пупкова, Тарадымова, Коротеева, призвали равняться на героев.

Наш разговор прервал телефонный звонок. Я поднял трубку.

— Докладывает Кременецкий, к нам прибыла подмога — артдивизион из двух батарей. Где прикажете их расположить?

Я поспешил к артиллеристам. Познакомился с командиром дивизиона, рассказал ему об обстановке, поставил задачи. Вскоре батареи дивизиона уже занимали огневые позиции на флангах бригады.

Правда, на левом фланге огневая позиция была выбрана неудобно — в низине, и подход к флангу остался, по существу, неприкрытым. А на этом фланге мы ожидали контратаку противника, о чем пришлось напомнить артиллеристам. Они срочно поменяли огневые позиции, произвели инженерные работы.

На командный пункт я возвратился к утру усталым. Часов в девять принесли завтрак. Но прикоснуться к нему никто из работников штаба не успел. С высоток ударило несколько орудий противника. Я вскинул бинокль. Из окопов выскакивали гитлеровцы и со вскинутыми наперевес автоматами бежали в нашу сторону.

— Танки! — крикнул начальник разведки капитан Ф. И. Приходько.

Грузно переваливаясь, около двадцати танков двигалось по полю. За ними, прижимаясь к бронированным машинам, бежала пехота. Было ясно: фашисты решили нас контратаковать.

В двухстах метрах от первой группы шла вторая — средние танки с десантом автоматчиков. Немцы намеревались мощным бронированным кулаком смять подразделения бригады, отбросить за Злынь.

Я знал и верил, что челябинцы не дрогнут перед этой лавиной. Закопанные танки открыли ответный огонь. Ударили наши пулеметы и противотанковые орудия. Постепенно редела цепь контратакующих. Тигры вели огонь на ходу. Некоторые из них остановились, объятые пламенем. Другие продолжали продвигаться вперед.

Два танка наскочили на мины и подорвались. Шедшие за ними тигры остановились, попятились назад. Залегла немецкая пехота. Однако часть танков пыталась вбить клин на стыках двух наших батальонов и вдоль дороги осторожно продвигалась по ржаному полю. На этом направлении огневые позиции занимала батарея Шабашова, в которой осталось три орудия. Удержатся ли артиллеристы?

В воздухе появилась группа Юнкерсов-88. Самолеты сбросили бомбы, которые разорвались в районе батареи 76-миллиметровых пушек. Вторая группа юнкерсов подвергла бомбардировке правый фланг.