— Да наплюй ты, Петюнь, всё с опытом приходит, шеф прав.

И он согласно кивал, вздыхая и облизывая с губ крошки.

На следующий день Петя узнал, что ему надо заполнить очередную огромную базу по отгрузкам, теперь уже отчего-то по всем договорам отдела. Стало ясно, что придётся брать работу домой, на выходные. Чувствуя себя узбеком-нелегалом, он вбивал данные, одновременно пытаясь понять — кто же раньше делал эту херову тучу бумаг.

Опять он мотался, как жучка, а когда попался Костровскому возле кулера, то ничего не сказал на несправедливое: «Снова вы прохлаждаетесь», даже глаз не поднял. Впрочем, эта реплика и не требовала ответа — шеф уже составил мнение о молодом сотруднике, и мнение это было неутешительным для новичка.

Так начался Петин кошмар на работе. И всё из-за чёртового кофе.

Малахов, и без того худой, даже спал с лица. Заострились скулы, исчезла детская припухлость щёк, белая кожа словно посерела, и веснушки на переносице перекликались с синяками под глазами, образовавшимися от недосыпа.

А работа, не только своя, но и дурная, неведомо кем раньше исполняемая, всё не прекращалась. Затурканных жизнью и семьями соседок по кабинету он ни о чём не спрашивал. Ни с Валькой, ни с Ольчиком поговорить не удавалось, в курилку он почти не бегал, к кулеру тоже не частил.

Дни недели слились в один рутинный конвейер, и только яркими пятнами на этой каторге бодрили столкновения с начальником. Придирки не иссякали и каждый раз это было что-то новенькое. Петя никогда не мог угадать, во что выльется очередной акт внимания со стороны шефа отдела.

В кабинете у Костровского на Малахова вообще ступор нападал. Когда шеф вызвал его первый раз, Петя взмок, гадая о причине, и судорожно проглядывая договора. И всё равно не угадал.

— Объясните мне, Петр Константинович, каким образом контактное лицо Вашей компании связывается напрямую с главным руководителем отдела продаж? Почему Ваши клиенты действуют мимо Вас? С какой стати я должен был разъяснять ситуацию со сроками поставок, чем занимались Вы все это время? Вы так и не сделали выводов из прошлого опыта? — чеканил шеф, особенно упирая на «вы».

Услышав, зачем именно его вызывали, Петя взбеленился. Эта внутренняя вспышка ярости была неожиданной для него самого.

— Наверное, звонивший ошибся? В контакте был указан мой телефон, — процедил он, едва сдерживаясь. «Бля, как будто я мог предвидеть, что этот придурок там что-то напутает и позвонит именно на телефон руководителя! А ты, гад, мог бы не распинаться и перевести звонок на меня».

Костровский явно забавлялся. Кирилл Сергеевич был хорош — откинувшийся на спинку кожаного офисного кресла, поигрывая «Паркером», он с недовольством и насмешкой в красивых глазах смотрел на Петю.

— Наверное потому, что надо чаще общаться с клиентами, тогда бы они ничего не путали.

Петя промолчал. Невольно он отметил, что у Костровского офигенно классный парфюм, что-то холодное и надменное, очень ему подходит. И голос...

— Подготовьте аналитическую справку по заказам за последний квартал. Вы, конечно, можете спросить, зачем нам тогда аналитический отдел, но вот не советую вам проявлять инициативу подобным образом. Можете идти.

Петя скрипнул зубами, мысленно матюкнулся, но опять промолчал. Впереди намечались весёлые выходные.

Справку Петя сделал, но оказалось, что не совсем правильно, что и доказал ему Кирилл Сергеевич, просматривая бумаги, поглотившие остаток субботы и всё воскресенье. Потом неожиданно для Малахова спокойно и доходчиво объяснил, как сделать правильно. Петя даже осмелился задать пару вопросов, на которые шеф ответил подробно, без той издевки, которая всегда чудилась Малахову, когда он имел честь общаться с Костровским, а проще говоря, — попадать под раздачу.

Вообще, надо заметить, что отдел довольно быстро принял нового руководителя.

Требовательный и жесткий, он не давал спуску никому, но и сам отнюдь не бездельничал.

Успехи, как из рога изобилия обрушившиеся на компанию со времени появления в ней Костровского, выводили её в лидеры своего рыночного сегмента. Под его началом был заключён солидный договор на поставку оборудования в новую сеть частных офтальмологических клиник, да ещё и тендер, к которому отдел приложил руку, прошёл с успехом, и, обойдя солидного конкурента, теперь они были включены в государственную программу, что означало безбедную жизнь года на три, как минимум. Ну, и, конечно, жирные премиальные к Новому году, который,что называется, был на носу.

Существовали и маленькие нюансы — народ теперь курил украдкой. Ну, то есть, если шли на перекур, и вдруг появлялся Костровский, то все сворачивали к кулеру, или делали вид, что им срочно что-то понадобилось в бухгалтерии или ещё где, но просто безотлагательно и крайне важно, словом, начинали имитировать кипучую деятельность и трудоголизм на грани патологии. Потом, тихонько перемывая кости Костровскому в курилке, с нежностью вспоминали бывшего руководителя — пожилого Михал Семёныча.

Хотя с Семёнычем таких охренительных успехов не было и близко, это да. Но глядя на несчастного Петю, заваленного придирками и работой по самое «не могу», никто не хотел повторения подобной участи. Ну любит новый шеф, как оказалось, вцепиться в тех, кто имел неосторожность попасть к нему на зуб, и гнать жертву долго и со вкусом. У каждого свои недостатки, что уж. И всем казалось, что Малахов на волосок от увольнения, а вот этого боялись всерьёз. Так что помилуйте, какие там перекуры, когда шеф на горизонте!

Костровский продолжал придираться, Петя продолжал безропотно тонуть в работе, терзаемый страхом наделать ошибок, и апогеем для него стала встреча с контрагентами, на которую взял его начальник. «Пипец, теперь меня ещё и используют, как тупую секретутку», — думал он, записывая за шефом и подавая нужные бумаги. Впрочем, польза от Пети была — после всех этих баз и справок он знал почти все цифры отдела наизусть и мог легко дать нужную информацию. Причём он видел, что Костровский именно это от него и ожидал.

Петя был вымотан, но чувствовал, что на сей раз не налажал. Переговоры прошли удачно, и когда Кирилл Сергеевич вёз Петю к дому, оборвав его робкие попытки убедить, что доберется самостоятельно, то даже его молчание в машине казалось одобрительным.

Малахов пару раз ловил на себе пристальный взгляд руководителя, не то, чтобы удивленный, но без обычного недовольства — точно.

— Завтра с утра подготовьте отчет о переговорах, — сказал Костровский, высаживая Петю у подъезда.

— Сделаю. Спасибо, что подвезли.

— Не стОит. До завтра.

— До свидания, — Петя поёжился под странным взглядом, брошенным на прощание, и потом ещё зачем-то стоял, выдыхая пар на морозном воздухе, глядя вслед габаритным огням шефового «Лексуса», и ему казалось, что запах Костровского продолжает витать вокруг него,

Пети, и это было приятно. После чего утомленно поплёлся домой, раздумывая о Кирилле Сергеевиче.

Вообще, в последнее время странное творилось с Петей. Он так привык к разносам начальства, что даже начал находить в этом внимании с отрицательным знаком извращенное удовольствие. Петя испытывал алогичную симпатию и одновременно раздражение пополам с интересом. И всё чаще мысли крутились вокруг личности шефа. Он думал о том, как тот живет, как отдыхает. Есть ли у него слабости, как у простого смертного, увлекается ли он чем-нибудь. И молчаливое одобрение шефа в этот раз будто сорвало стоп-кран. Когда Петя, намыливаясь в душе, поймал себя на размышлениях, спит Костровский в пижаме, в трусах, или вообще голяком, и растут ли у начальства волосы на груди, или же он гладкий, как сам Малахов, то как-то даже растерялся, потом неловко хохотнул, будто кто-то мог прочитать эти мысли в Петиной распутной, как оказалось, голове. «Докатился, Малахов... Допрыгаешься, мазохист...», — подумал он, засыпая.

Вообще знал Петя за собой кое-что... В последний год школы случилась с ним большая неприятность, даже не так, — катастрофа, которая почти совпала по времени с катастрофой настоящей, но обо всем по порядку.