– То же, что и все остальным – жизнь! – сказал Алексей. – И не где-то в изоляции, а в нормальном человеческом обществе. Только имейте в виду, что сначала пройдете тесты, и вас осмотрят медики. Мы должны знать, что собой представляют ваши люди. Может быть, они давно свихнулись от одиночества и лишений. Не бойтесь, мы и таких не выбросим. Будем лечить, а не получится, поселим отдельно. Учитывая важность того, что вы нам оставляете, вам пойдут на уступки.

– Когда за нами вылетят?

– Завтра часов в девять утра по Москве. И учтите, что захватить машины не удастся: в них будут десантники. Да и не даст это вам ничего: побережье сковано льдом, так что воспользоваться кораблями вы не сможете, а «Ковчеги» до Австралии не дотянут. Говорю для того, чтобы вы знали и не строили несбыточных планов. Кроме того, ничего хорошего вас там не ждет.

– Мы не будем нарушать свое слово и надеемся, что свое выполните вы, – сказал Александер. – Мы подготовим все, что нужно, и будем ждать.

В кабинет командующего Белорусским военным округом генерал-полковника Можайко быстрым шагом зашел начальник разведывательного управления полковник Сотник.

– Началось, Сергей Федорович, – доложил Сотник. – Поляки устроили свару.

– Садитесь, Иван Федорович, – сказал Можайко. – Выкладывайте все, что известно.

– Весь сегодняшний день мы регистрировали активный радиообмен на армейских частотах. Естественно, все кодированное, но передачи велись с польской территории. Уже два дня, как нет ни одного беженца, а до этого, хоть и немного, но шли. Час назад к нам перебежал один из польских пограничников. Сообщил, что в Лодзи и в районе Варшавы идут бои с применением бронетехники и реактивной артиллерии. Парень умный и сразу понял, чем это пахнет, поэтому рванул к нам и готов на все, только бы оставили. Я отдал приказ запустить «Невидимок». Только что передали, что мы потеряли два аппарата из трех. Оставшийся показал передвижение танковой колонны и многочисленные пожары в городе Остроленка.

– Сбивают по тепловому следу? – спросил генерал.

– Да, конечно. Единственное слабое место «Невидимок», особенно в холодный сезон. Мы вернули уцелевший разведчик, поскольку в дальнейшем наблюдении нет смысла. Наверняка, пока идет бойня, никаких беженцев не будет, поэтому я распорядился, чтобы эвакуировали весь персонал обоих пунктов их приема, а пограничников отвели в укрытия. Будут наблюдать с помощью техники.

– Ну что же, это было ожидаемо, – сказал генерал. – В их положении можно было либо попытаться выжить всем, либо спасти немногих. Они выбрали второй вариант. Теперь идет спор, кому попасть в число выживших. Как бы только в этих разборках не зашли слишком далеко. Но мы в любом случае остаемся в стороне. Переведем войска округа в повышенную боеготовность и будем ждать, чем у них закончится. В любом случае все это ненадолго. А в Москву я сейчас доложу.

– Чем закончилось в Польше? – спросила Лида. – В новостях говорили только о том, что шли бои. Уже прошла неделя, и ни одного нового сообщения.

– Я распорядился больше такую информацию не передавать, – хмуро сказал Алексей. – Там еще ничего не закончилось. Судя по немногим отрывочным сведениям между собой делят ресурсы две группировки: президента Грабинского и министра обороны Заневского. При этом и те, и другие уничтожают как беженцев, так и собственное население. Вряд ли они придут к соглашению, поэтому через пару недель поляков почти не останется.

– А что случилось? Ты ведь говорил, что у них должно быть не так уж мало продовольствия. И ГДР им обещала помочь с БВК.

– Паскудная человеческая природа! – высказался муж. – У нас ведь среди польского руководства были свои люди. Свои не в том смысле, что мы через них как-то влияли на ситуацию, просто нас достаточно подробно информировали обо всем, что происходит в верхах. С такими пакостными соседями это нелишне. Понятно, что в критических ситуациях единоначалие гораздо выгоднее дебатов и голосования, но это только в случае, если наверху достойный человек, который знает, как спасти своих людей, и к этому стремится.

– Такой как ты, – вставила Лида.

– Да, такой как я, – согласился Алексей. – А их Грабинский на эту роль не подходит. И Заневский, который тоже возжелал власти, ничуть не лучше его. И теперь они дружно разрушают города и перемалывают в боях армию, без которой не удастся удержать власть. А в пригородах стоят реакторы, которые ничем не защищены. Жалко мне поляков. Способный и красивый народ, но уж больно спесивый и неуживчивый. И скоро его не останется. И если бы только они такие были. Между Боливией и Бразилией уже идет полномасштабная война. Скажи, есть ли у руководства Боливии мозги? Ведь ясно, что ничего, кроме развалин, они в случае победы не приобретут. В чем смысл? Не получается спастись у нас, так не фиг и вам?

– Я в новостях об этом не слышала.

– Я же тебе сказал, что решили этот негатив не давать. И так в нашей жизни мало поводов для веселья, не стоит омрачать ее еще больше. Сама же говорила, что не снимают комедии. Я недавно поймал министра культуры и пытал с пристрастием. Никто, оказывается, на киностудии не давит, они сами не хотят их снимать. Не тот сейчас настрой у людей, так что придется вам пока удовлетвориться старыми фильмами. Ничего, через полтора года увидим солнце, и настроение у людей будет совсем другим.

– Американцев не привезли? Вроде времени уже прошло немало.

– Завтра должны прилететь, – сказал Алексей. – Там пока всех свезли... К тому же мы на каждой пусковой установке заварили двери и в шахты, и в аппаратную. Это сейчас там никого нет, а потом? А у нас до американского наследства руки еще не скоро дойдут. Там работы на много лет, а нам нужно будет в первую очередь заниматься Европой. Единственное, что надо будет сделать – это создать базы на побережье Штатов и отгонять любителей халявы. Там ведь осталось не только то, что может быть полезным, есть и опасные вещи. И это не только атомное или химическое оружие, там одних биологических центров, работавших на министерство обороны, больше трех десятков.

– Забрали себе остатки американской нации, а потом заберем и все, что от нее осталось?

– А почему бы и нет, малыш? Сколько там уплыло в Австралию тех американцев? Хорошо если будет сотня тысяч, а у нас миллионы. К чему нам возиться с добычей золота, если его можно будет просто взять? Часть их наследства придет в негодность, но немало останется и полезного. А нам еще там все чистить. Очередную порцию лавы Йеллоустон будет собирать десятки, если не сотни тысяч лет, так что материк, несомненно, заселят. Это только кажется, что земли очень много. Подожди, снимем все ограничения на рождаемость, и через двести лет людей опять будет много. И они уже не будут гибнуть в войнах: не позволим мы никому воевать.

Беженцы появились только спустя два месяца. Как и ожидали, ими оказались поляки. По их рассказам можно было представить масштабы катастрофы, вызванной междоусобицей. Города центральной части Польши превратились в руины, погибло почти все их население. На границе с ГДР и на побережье боев не было, но это жителей не спасло. Вся электроэнергия вырабатывалась реакторами, расположенными в Варшаве, Лодзе и Врославе, которые были разрушены в ходе боев. Мало того, что была уничтожена большая часть продовольствия, страна осталась без света и тепла. Был еще реактор в Быдгоще, но в этом городе окопались уцелевшие сторонники президента Грабинского, которые поставляли электроэнергию только в соседние районы в обмен на продукты. А температура упала в отдельных местах до сорока градусов. Поляки терпели пока не стало невмоготу, а потом надевали на себя все, что только было, брали остатки еды и брели на восток. Машины были у многих, но накопители в них давно разрядились. Из сорока пяти миллионов населения, бывшего в Польше до катастрофы, к границе вышло немногим больше миллиона, но и из этого числа после тестирования была отсеяна треть. Многие так и погибли в своих домах или замерзли по дороге. Почти все принятые были с обморожениями и сильно истощены, поэтому их первым делом отправляли на лечение.