У девочки этой сложилась счастливая жизнь. Есть родители, старший брат. Многим её сверстницам в ранние годы приходилось таскать столько вёдер, что можно было бы вычерпать целую реку. Но этим примером я хочу подчеркнуть, что хранится ещё в народе извечная его забота о будущем, о бережном отношении к женскому, только ещё крепнущему организму.

Можно прочитать в газетах, услышать на комсомольских собраниях, на совещаниях учителей, на лекциях в рабочих клубах горькие слова о том, что мы ещё недостаточно воспитываем в нашей молодёжи уважение к женщине, что далеко не у каждой девушки воспитано чувство девичьего достоинства.

Всё это нас должно очень тревожить. Ведь хулиганство молодых ребят порождается, помимо всего прочего, и слабостью сдерживающего начала. Я думаю, что в данном случае огромную роль могли бы сыграть девушки, если бы все они понимали, сколь благородно их призвание на земле, как много они значат в нашей жизни и сколь велика о них забота.

Да, настоящая забота, чтобы не только они её чувствовали, а и все окружающие воочию видели это, и прежде всего ребята-сверстники. Но пробуждаются ли, воспитываются ли у них эти чувства, когда на одном и том же заводе ребята идут в цех, а девчата остаются на морозе возить тачки?

Я не затрагиваю здесь вопроса о повышении квалификации разнорабочих, о всевозможных курсах, куда бы эти девушки могли поступить. Тут у нас, как правило, благополучно. Я говорю о самом принципе. Уважение к женщине, которое мы должны воспитывать у юношества, заключается не только в подарках к 8 Марта, не только в том, чтобы уступить ей место в трамвае.

В годы войны женщины заменили мужчин во всех отраслях народного хозяйства. Мы давно уже привыкли видеть женщину на не свойственных ей работах. Жизнь вошла в нормальную колею, солдаты давно возвратились домой. За последние годы по плану разоружения значительно сократилась численность армии. А кроме того, подросла молодёжь. Мальчики, севшие за парту в конце войны, давно уже закончили школу, многие из них работают в цехах, стали квалифицированными рабочими, и, может быть, им невдомёк, как это так получилось, что их сверстницы таскают носилки, грузят машины или в литейных цехах нянчат на руках тяжёлые формы с землёй.

Впрочем, мальчики над этим не задумываются. Откуда им знать, что подобный труд их сверстниц, а может быть их будущих жён, страшен не только самой женской природе, но и несовместим с природой нашего гуманного социалистического строя?

Поговорите с врачами. Да не с теми, что ищут в Кодексе законов о труде хоть какую-нибудь лазейку, дающую право не вмешиваться в налаженную по старинке заводскую машину, где во имя нескольких лишних процентов выполнения плана администрация и профсоюз закрывают глаза на изнурительный труд тех же формовщиц, подсобниц и других работниц — сегодняшних и будущих матерей. Нет, вы спросите других врачей, которые по своему гражданскому долгу и велению сердца считают себя в ответе за наше будущее, за нашу смену.

Нам нужны здоровые, гармонично развитые люди. Разве этого мало, чтобы во весь голос требовать большего внимания к столь серьёзному вопросу?

Давно настала пора создать жгучую нетерпимость к подобным фактам. Настала пора, чтобы конструктор, которому поручено сделать машину, избавляющую женщин от тяжёлого труда, не знал бы ни сна, ни отдыха, пока не выполнит свою благородную задачу. Чтобы директор, главный инженер и другие командиры производства боялись смотреть людям в глаза, пока во имя премий, прогрессивки и прочих благ они не хотят перестраивать производство, чтобы освободить женские руки от тяжёлой работы.

Я бы не стал столь взволнованно взывать к совести тех хозяйственников, которые не заботятся об облегчении женского труда, если бы весь строй мыслей и чувств, которыми живёт советский народ, коммунистическая, гражданская этика не подсказывали бы этого.

Тут я хотел бы поделиться кое-какими соображениями, которые могут показаться спорными. Возможно, найдутся и люди обиженные. Но вопрос касается воспитания нашего молодого поколения. А здесь всегда есть о чём поспорить.

Советское государство дало женщине равные права с мужчиной. Она может заниматься любой деятельностью, и нет нужды приводить факты, подтверждающие этот закон. У нас нет специально мужских или специально женских профессий. А потому, несмотря на тяжёлый для женщины труд, скажем, инженера-сталевара, девушки, как я помню, осаждали приёмную комиссию Института стали, хотя и знали, что потом придётся работать в горячих цехах. Когда начинали доказывать, что женщинам там будет трудно, они ссылались на Конституцию. Что тут поделаешь!

В книгах, в песнях, в кинокартинах, в живописи так заромантизирована профессия геолога, так поэтически воспеты ночёвки у костра, горные пейзажи, алмазные россыпи, что многие тысячи юных школьниц хотят быть только геологами. А профессия эта чрезвычайно трудная, требующая огромных физических сил.

Можно назвать многие профессии, которые не следовало бы выбирать девушкам, но ведь профессию подсобницы они не выбирают. Так сложилась судьба, видимо, другой работы, полегче, девушки не нашли.

А на том же заводском дворе, где подсобницы грузят машины, стоит продуктовая палатка, и за её прилавком молодой парень в белых нарукавниках, наклонив розовую могучую шею, режет тонкими ломтиками колбасу. Так и хочется сказать, как в трамвае:

— Молодой человек, уступите место женщине.

Я представляю, как будет недоволен кое-кто из торговых работников, когда им попадутся на глаза эти строки. Но прошу понять меня правильно. Речь идёт не о замене всех мужчин-продавцов женщинами. Работники подбираются по деловым качествам, роль играют и способности, и опыт, и, если хотите, призвание. Ни в каких законах вы не найдёте, что при приёме на работу, с которой легко справляется женщина, не следует брать мужчину.

Но, положа руку на сердце и отбросив разные привходящие мотивы, разве не благороднее отдать предпочтение женщине, конечно, если она захочет выбрать эту профессию? Я не говорю о стариках, которые передают свой опыт и знания молодёжи. Но почему-то мы много видим молодых продавцов, официантов, буфетчиков, поваров, билетёров… Молодые здоровые парни торгуют мороженым, пивом, газированной водой, стелят простыни, взбивают подушки и подают чай в вагонах. В колхозах мужчины нередко работают счетоводами, кладовщиками. Толпы юношей стремятся попасть в кооперативные, кулинарные и прочие техникумы, учатся на дамских парикмахеров, кондитеров и, вероятно, если это будет выгодно, станут вышивать и вязать.

Стоит ли возражать против того, что молодой, цветущий парень идёт в какой-нибудь кулинарный или торговый техникум? Конечно, нет. Вдруг это его давнишняя мечта, призвание? Только вот ни к чему писать об этом парне очерки, снимать для кинохроники. Не стал бы я помещать в газетах и журналах портрет молодого продавца из «Гастронома», добившегося рекордных показателей в быстроте взвешивания сосисок.

У меня и мысли нет этими примерами как-то принизить труд работников торговой сети. Но когда перед глазами встают измученные девичьи руки, с набухшими венами и мозолями, мне трудно восторгаться трудовым подвигом молодого парня из «Гастронома».

Кстати, о призвании. Не всем девушкам перечисленные мною профессии по душе, но если уж они идут в подсобницы, то надо дать им работу полегче, А кроме того, я не верю, что молодой парень, стоящий у сатуратора, мечтал об этой машине с детства. Я также сомневаюсь, что девушки, принятые в своё время на горно-эксплуатационные факультеты и на факультеты вузов, готовящих электромехаников для работы под землёй, только и думали, как бы поскорее попасть в шахту.

И опять мы сталкиваемся с вопросом политехнического воспитания. Девушка, кончающая десятилетку, делать ничего не умеет. Правда, её учили обращаться с напильником и зубилом, показывали, как держать рубанок. Конечно, трудовые навыки в жизни не помешают, но в школе делают табуретки, а рядом, на заводе-гиганте, выпускают телевизоры и приёмники, где в сборочных цехах очень нужны умелые девичьи руки. Они нужны электромеханическим, фармацевтическим и многим другим заводам. И не только руки, но и теоретические знания, полученные в школе.