- Ты знаешь, Юля, я было подумала, что ты уже зазвездилась, пропуская репетиции среди недели. Я ждала, что ты ошибешься. Но, по видимому, ты сможешь станцевать эту партию с завязанными глазами, шлемом на голове и в бронежилете, а выглядеть будешь ничуть не хуже некоторых здесь присутствующих.

Юля довольно улыбнулась.

- Так что – станцуй так завтра и можешь катиться танцевать хоть на северный полюс, если это для тебя будет большим вызовом, нежели наша аудитория, - Олеговна улыбнулась, как смогла своим неулыбчивым преподавательским лицом и даже приобняла Юлю одной рукой.

- Теперь у остальных не осталось сомнения, что я какая-то ваша любимица, - ответила Юля с ухмылкой.

- Пусть думают, что хотят – они знают, что ты лучше всех. И если ты и являешься моей любимицей, то только поэтому. Именно поэтому же ты и танцуешь самую завидную партию, а не наоборот.

- Спасибо, - застенчиво ответила Юля и поскакала в свою гримерную.

Она закрыла за собой дверь и не спеша разделась догола. Затем она стала перед зеркалом и удовлетворенно оглядела свою изящную фигуру. Ничего лишнего не было в этом инструменте искусства. Она в первый раз за много лет была уверена в этом. Познав унижение через физическую неполноценность, она теперь знала, насколько она была благословлена.

Насладившись видом собственной красоты, Юля прыгнула в душевую, а через несколько минут, когда она одевалась, в дверь постучали.

- Кто там?

- Это Нимм.

Юля замерла. Он так поспешно убежал от нее вчера, ошеломленный ее превращением. Стоило ли теперь его выслушивать? Конечно, стоило – это ведь Нимм. Ее возлюбленный жених. Ее любимый мужчина. Как она может не выслушать его? Многие парни повели бы себя подобным образом в похожей ситуации…

Юля отворила замок и, придав лицу безразличное выражение, приоткрыла дверь. Ничего не говоря, она выглянула в щель. Нимм увидел ее ярко накрашенное лицо. Черные волосы были собраны в клубок, и от этого Юля казалась неумолимо строгой.

- Привет… - виноватая улыбка расползлась по его лицу.

Продолжая молчать, Юля раскрыла дверь, впуская жениха. Нимм вошел и, увидев свою любимую в эффектном черном белье, внезапно полюбил ее еще больше. Хотя, вероятнее всего, ему просто так показалось, так как в данный момент Юля была для него так же недоступна, как два года назад, когда он, ничем не отличавшийся танцор, начал ухлестывать за ней – примой балета Симмса.

- Юльочка, любимая моя, я не знаю – не понимаю, что произошло со мной вчера! Я знаю, что моим действиям нет никакого оправдания… - он стоял в паре метров от нее – немыслимом расстоянии для разговора почти уже молодоженов – не смея подойти ближе.

Пока он говорил, Юля стояла, скрестив руки на груди. Но, уже зная, что она обязательно его простит, что она не может судить его слишком строго за подобный поступок, она опустила руки, невольно выказывая свое ослабевающее сопротивление доводам Нимма. Тот, по всей видимости, уловил это изменение в настроении Юли, потому что тотчас же подбежал к ней и, упав на колени, обнял любимую за ее элегантные, стройные ноги, не переставая тараторить:

- Я больше никогда тебя так не брошу, Юльочка, любимая моя, хорошая, прости меня! Я знаю, что я тебя не заслуживаю! Пожалуйста, не суди меня по моменту моей слабости, я никогда больше не покину тебя в такую минуту, моя любимая, никогда…

Сдерживая слезы и улыбку, Юля теребила в руках его волосы.

Пятница

Будильник пронзительно завизжал. Глаза распахнулись как после кошмара. Юля спрыгнула с кровати и подбежала к зеркалу в своей комнате и… облегченно вздохнула. Она все еще она – Юля Стольникова – красавица-балерина, которая сегодня удивит даже самого равнодушного зрителя своим непревзойденным выступлением сложнейшей партии…

Зал был набит до отказа. И абсолютно каждый в нем был увлечен серией зрелищных выходов молоденьких танцовщиц и танцоров. Но пятеро зрителей наблюдали за развитием истории с особым волнением. То были жених Юли - Нимм, страждущий от стыда и молящий все божества планеты, чтобы происшедшее вчера не повлияло на выступление его невесты; Андрей Стольников, который обернулся за ночь, и теперь был мужской копией своей противоположной части; его жена Жанна, которая была на грани нервного срыва каждый раз, когда ее старшей дочери, подхваченной тренированными мужскими руками, приходилось быть выше одного метра над сценой; Лен, который в целом не выдавал своей нервозности, лишь изредка впиваясь зубами в свои ногти, когда сестра исполняла особенно сложную фигуру. Пятым был Алекс. Справедливости ради стоит упомянуть, что и он немного волновался. Как-никак, от этого выступления зависело, уедет ли сестра жить за границу (а в этом случае семьдесят пять процентов девчачьей дурости исчезнет из его жизни по крайней мере на пару лет).

Эрик Штерн с семьей занимали места в ряду позади Стольниковых. Эрик тоже не без трепета провожал Юлю взглядом от одного конца сцены к другому, надеясь, что все пройдет гладко.

Юля же была единственной во всем здании, кто не испытывал какого бы то ни было проявления страха. Те неугомонные бабочки, которые всякий раз порхали внутри нее перед выходом на сцену, будто бы мирно засыпали, как только Юля появлялась из-за кулис. Волнение покидало ее, и во власти танца она переживала подъем – насыщение всего ее естества благодатным ядреным духом после каждого идеально исполненного пируэта, и чем сложнее было движение – тем больше сил и уверенности она приобретала от его выполнения. Словно в забытьи, она отдавалась этому порыву страсти, не замечая ни зрителей, ни сцены. И хотя именно они служили катализатором для подобного состояния, в такие моменты Юля танцевала только для себя. Тогда она находилась в совершенной гармонии с собой, какой большинству людей можно достигнуть разве что при помощи медитации. Она не чувствовала усталости и порой даже не замечала, что дышит, пока не заходила за кулисы в изнеможении от скорости танца, с трудом переводя дыхание.

Вот и сейчас, завершив очередной подобный перфоманс, Юля стояла за кулисами, тяжело дыша, но не спуская улыбки с довольного лица.

- Юлька-а… Ты такая классная! – подруга Юли Аня протянула с восхищением.

Очаровательная улыбка Юли стала еще шире, демонстрируя два идеально ровных ряда зубов белее ее облачения.

- Я когда вижу, как ты танцуешь эту часть, я себя чувствую просто пятитонной коровой какой-то! – продолжала Аня.

Удовлетворенная собственным выступлением, подбодренная лестью подруги, Юля, невзирая на усталость, поскакала, кружась и улыбаясь, в сторону своей гримерной.

Наклонившись к Андрею, Эрик крикнул под аплодисменты публики:

- Она у тебя балерина от бога, Андрюха! Просто фантастика какая-то! Великолепное выступление!

- Не без твоего участия, старик!

Эрик только смущенно махнул рукой и принялся хлопать вместе с остальными. Андрей повернулся к нему:

- Сейчас будет завершающая часть выступления! Посмотрим, что ты скажешь после нее! – и он заулыбался в предвкушении, а Штерн лишь мотнул раз головой, мол – «да ладно, еще сложнее?»

Аплодисменты стихли, и под снотворный аккомпанемент на сцену выплыл вереницами, казалось, весь состав представления. Некоторое время балерины скользили по сцене друг за другом, их ряды обменивались звеньями, переплетаясь в замысловатые комбинации, а в зале стояла благоговейная тишина. Одна за другой белые фигурки незаметно пропадали из виду за кулисами, оставляя за собой все меньше и меньше девушек, пока на сцене не осталось семь, затем пять, а вскоре три балерины. Минуту-другую они порхали по сцене, играя друг с другом, а спустя еще минуту перед вниманием зала осталась лишь одна.

Юля Стольникова перемещалась между кулисами настолько грациозно и статно, что в зале, казалось, боялись дышать. Точные движения, исполняемые пластичной фигуркой были так изящны, элегантны и женственны, что когда Юля вдруг оступилась, толпа ахнула. Стольниковы беспокойно зашевелились в своих креслах.