— Если не удастся, проверим другие дозы.
Ни он, ни Мария Бегичева не подозревали, какую страшную роль сыграют эти две ампулы в их дальнейшей жизни.
Ильин был полон самых радужных надежд. Маша только и думала о том, как они уйдут из гостеприимного заповедника; она откладывала на дорогу хлеб, чинила одежду, Лиззи помогала ей готовиться к трудному и долгому пути.
Теперь уже скоро.
К счастью, прошла полоса теплых дождей. Снег растаял, сошел ручьями. Лес посерел, постарел, зимние краски слиняли. Опять начались туманы, холодные росы, плаксивая и мрачная южная зима.
Такая погода только на руку беглецам. Темные ночи, вода под ногами — поди сыщи их.
Ильин и Маша каждый день спрашивали Лиззи, посещавшую их по утрам, не ушла ли охрана.
Однажды Лиззи объявила:
— К нам в контору приходил офицер. Заявил, что на днях они уходят. Герр Фихтер заверил господина офицера, что заповедник и лаборатория прекрасно обойдутся без помощи солдат. Они, кажется, поняли друг друга. Будь при том разговоре я, офицерик так бы просто не ушел. Я бы высказала ему все, что думаю о них.
Лиззи несколько покривила душой. Она присутствовала при разговоре. И она действительно ругательски ругала длинного, белобрысого офицера с лошадиными зубами, который улыбался, как волк при виде овец.
Но все филиппики она произносила, разумеется, про себя.
Маша и Аркадий Павлович переглянулись. Обстоятельства складывались как нельзя лучше. Охрана уйдет, результат действия препарата будет известен завтра-послезавтра, и тогда — прощай, Шварцвальд! Они пойдут на восток, к своим.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Вильгельм фон Ботики находит нового хозяина. Решающие сутки. Животные не зеленеют. Перед дорогой. Ночной арест. «Вещество Ариль» у врага.
Вильгельм фон Ботцки приехал в ближайший к заповеднику городок Рейнбург и встретился там с Габеманном.
И тот и другой были не в духе.
Смутные и тревожные слухи приходили сюда из центра. Все рушилось. Империя Гитлера трещала по швам. Германия горела с двух сторон. Ужасной силы удары наносил Восточный фронт. Русские стояли на Одере, они уже ворвались в Померанию, обходили столицу райха с юга и с севера. Война еще шла, еще уносила каждый день тысячи жизней, но даже слепые видели близкий ее конец.
Крупные чиновники гибнущей империи расползались по нейтральным странам. Исчезали золотые запасы, банки перебирались в Швейцарию и за Пиренеи. На тайных аэродромах стояли самолеты, готовые к долгому полету в Южную Америку. В фешенебельных квартирах прятали вещи и собирали чемоданы. Сильных мира обуяло одно желание: бежать, бежать!
Фон Ботцки получал многочисленные и весьма противоречивые указания из научно-исследовательского центра Гиммлера. В одних приказывалось продолжать работу во что бы то ни стало. В других предписывалось собрать все денные бумаги, относящиеся к открытиям и изобретениям, все патенты и чертежи и заранее подыскать место для, их захоронения. В третьих категорически запрещалось уничтожать материалы, имеющие хоть какое-то военное значение. Для сведения сообщалось, что наиболее осведомленные ученые-иностранцы будут в скором времени убраны.
А что делать ему?
В распоряжении профессора фон Ботцки находились ученые, занятые самыми разными проблемами. Да еще Ильин со своей так и не открытой тайной зеленого препарата. Распустить ученых? Вывести на улицу и сказать: «Идите с миром?» Они с удовольствием уйдут, в этом он уверен. Но через короткое время весь мир узнает о рабском труде в лаборатории фон Ботцки, о страшных «научных» темах, над которыми он заставлял их работать. Покончить с ними? Но это уж не его функция: подобная «грязная» работа пусть выполняется другими.
На запросы фон Ботцки ответа не поступало. Он уже подумывал, как бы свалить ответственность на своего помощника и уйти заблаговременно в тень, но в это время судьба наконец сжалилась над растерявшимся полковником и послала ему ангела-хранителя.
Посланец небес предстал перед Вильгельмом фон Ботцки в виде довольно молодого человека, одетого в гражданский костюм.
— Я от герра Кирхенблюма, — представился он. — Меня зовут Август…
Имя известного физика подействовало на фон Ботцки.
— Я польщен… — произнес он и слегка покраснел от волнения. — Как здоровье вашего уважаемого шефа?
Август не стал терять времени на вступительные фразы. Он спросил, нельзя ли уединиться, и тут же повел речь, сущность которой заключалась в приглашении профессора фон Ботцки на работу.
— Это частная фирма, не зависящая от правительств — настоящих и будущих, — подчеркнул посланец.
Фон Ботцки понял, что ему предлагают спасение.
Август сказал:
— Вы возьмете с собой только тех ученых, чьи исследования близки нам и так или иначе соприкасаются с деятельностью фирмы.
Не откладывая дела в долгий ящик, гость и хозяин тут же отобрали семь фамилий. В числе их оказался Ильин.
На прощание Август сказал:
— Мой совет, профессор. Бросьте носить этот мундир. Гражданский костюм вам будет больше к лицу.
— Я понял вас, — ответил он.
Адрес, куда надо было доставить ученых и явиться самому, приятно поразил фон Ботцки: загородная дача близ Мюнхена. Знакомые места.
Когда Август ушел, Вильгельм фон Ботцки перекрестился. Всевышний не оставил его в беде.
Он тут же начал хлопотать о переводе своих подопечных, собирать нужные материалы. Уже ночью дал телеграмму Габеманну и, не выспавшись, не отдохнув, уехал в Рейнбург решать вопрос с «этим проклятым Ильиным».
— Ну, что у вас нового? — спросил он майора.
— Судя по всему, птичка собирается лететь. Вероятно, поправился. Я сообщил Фихтеру, что охрана уходит. Старый дуралей не мог скрыть своей радости.
— Это мой друг, майор…
— Прошу прощения. Но герр директор так откровенно обрадовался, словно его самого досрочно освобождали из тюрьмы. Служанка Фихтера вчера ходила в особняк три раза, что-то носила. Мои ребята уверены, что она готовит беглеца в поход. Не знаю, интересуют ли вас животные.
— Какие животные?
— Третьего дня Фихтер распорядился доставить в особняк двух косуль, свинок и еще что-то.
У Вильгельма фон Ботцки блеснули глаза. Неужели для Ильина? Ведь если так, значит, он уже создал препарат и теперь испытывает его! Все-таки три недели.
— Вот что, Габеманн, — сказал он дрогнувшим голосом. — Сегодня вы арестуете Ильина. Фихтер ничего не должен знать и слышать. Сами вы тоже оставайтесь в стороне, не надо, чтобы Ильин вас видел. Сделайте так, чтобы застать беглеца врасплох. Ну, это вы умеете, не мне вас учить. Обыщите все кругом как можно тщательнее. У него, возможно, есть интересующая меня жидкость в пузырьке, в ампулах или пробирке. Ее надо взять и сохранить, понимаете?
Габеманн кивнул:
— Можете быть уверены, полковник.
— Ильина доставьте в Мюнхен вот по этому адресу. Да-да, в тюрьму. Прежде чем мы возьмем его в лабораторию, он переживет еще одну неприятность. Итак…
Фон Ботцки уехал, даже не повидавшись со своим «старым другом». Габеманн в тот же час направился в заповедник.
Тем временем Ильин и Маша готовились покинуть гостеприимный особняк. Ильин ходил по лаборатории с пылающими от волнения щеками. Каждые полчаса он вытаскивал на свет морских свинок, разглядывал их, потом брался за косуль, за белых мышей и с досадой отворачивался. Животные не зеленели. Они чувствовали себя нездоровыми, они вяло ходили по клеткам вивария, мало и нехотя ели, много пили воды, но признаков развития хлорофилла в их организмах еще не наблюдалось.
— Третий день, черт возьми! — негодовал Ильин. — Пора бы.
— Может быть, доза мала? — утешала его Маша. — Подождем до вечера.
Вечером никаких изменений. Пришел Фихтер. Лиззи сказала ему, что пленники лаборатории ночью уйдут. Маша передала директору заповедника материалы по антибиотикам, указала, какие животные подвергались опытам, и… заплакала. Она была так благодарна этим добрым людям.