Однако некоторые писатели того времени, пропитанные аристократическими традициями, были способны дать отпор Валентиниану I — если и не в лицо, то хотя бы после его смерти. Одним из таких был Аммиан, который, хотя и был унижен аристократами, ушел с головой в их культурные ценности. Аммиан допускал, что Валентиниана I нельзя представлять, как «полудеревенщину», каким был его брат, но он не мог питать какие-либо симпатии к семье, привыкшей пить скверное пиво в своей родной придунайской провинции.

Этот снобизм по отношению к людям другого социального круга был одним из наиболее распространенных и неприятных явлений античного мира и оказался очень опасным во времена, когда благополучие Империи и даже ее судьба зависели от таких инородцев — людей типа Валентиниана I и его придунайских друзей-соотечественников, которые в его время спасли Рим более чем на сто лет и поставляли стране лучших императоров и солдат.

Такие предрассудки исчезают нелегко. Историк Дион Кассий в начале третьего века уже описывал таких придунайцев как грубых, диких, примитивных скандалистов, а о Галерии, императоре из деревни у Флоренциана (Дакия Рипенсис, ранее Верхняя Мезия), правившем с 305 по 311 г., было сказано, что он принимал законы «грубые и неотесанные, соответствовавшие его пастушьему происхождению. Один из его преемников, Юлиан, был вынужден слушать ораторов, насмехавшихся над грубым, деревенским окружением этих придунайских императоров. Многие писатели вообще выражали ужас перед варварами-карьеристами. Утонченный Симмах придирался к «чужестранным дорогам» друзей и соотечественников Валентиниана I. Все это носило крайне негативные формы, и когда тот же дух неприятия распространялся на все германские элементы в правительстве и армии, это становилось смертельно опасным. Соглашаясь с таким отношением к инородцам, сенаторы вносили еще один вклад в дело крушения Империи.

И в то же время, когда Запад пал, все аристократы сразу же с определенной долей иронии установили прекрасные отношения с германцем Одоакром, который привел их к бесславному концу, и стали сотрудничать с ним по всей Италии. Так и в Галлии земельная аристократия перенесла переход к появлению германцев без особого материального или духовного ущерба — опираясь на зарождающиеся феодальные отношения в германских королевствах, отличавшихся гибкой классовой структурой.

Но какого бы обоснованного порицания не заслуживал класс римских сенаторов, вина лежит не только на нем. Одна из причин заключалась во все возрастающей неспособности властей защитить как собственников, так и их собственность, как, впрочем, и любой другой класс. Правительство должно быть хозяином в своем собственном доме, чего нельзя сказать о правительстве позднего Рима. Несмотря на все его страстное желание мобилизовать все для взимания денег, оно потерпело неудачу в своих последних усилиях добиться этого, а потому государство и рухнуло.

Глава 5

СРЕДНИЙ КЛАСС ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА

Властители поздней Западной Римской империи преуспели в полной изоляции богачей и сокрушении бедняков. Точно так же они сперва изолировали, а затем сокрушили основную часть тех, кто жил между этими двумя полюсами общества — средний класс.

Средний класс всегда был становым хребтом Римской империи, как это было и в греческих городах-государствах ранее. Этот класс играл главную роль в Римском мире потому, что империя состояла из городов и более или менее автономных городов-государств, известных зачастую еще до возникновения самого Рима. При общем подчинении правителям римских провинций каждый из городов имел собственную территорию, в ряде случаев — большие земельные угодья. Провинции, и особенно те, которые занимали более развитые районы, представляли собой нечто большее, чем совокупность этих городов и их территорий. Это была — и продолжала существовать в течение столетий — урбанистическая цивилизация, в которой средний класс, живший в городах, составлял центральный и жизненно важный элемент. Интересы сельского населения практически во внимание не принимались.

В третьем веке нашей эры положение этих городов резко ухудшилось. Набеги извне и восстания внутри нанесли им и их местным правителям большой урон, а из-за денежной инфляции их золотые запасы и земли растаяли. Военные императоры того времени не очень сожалели об этом, многие из них не питали симпатий к урбанистической греко-римской культуре и чувствовали себя ближе к сельскому населению, которое представители этой культуры всегда игнорировали.

Когда, незадолго до 300 г., императорам военного склада жесткими тоталитарными мерами удалось стабилизировать имперский режим, города не получили стимулов для возрождения. Константин Великий и его сыновья конфисковали у городов их доходы от налогов и аннексировали большую часть остававшейся у них территории, а затем, после временного послабления при Юлиане, подобные меры были применены Валентинианом I. Позднее городам было предоставлено достаточно средств для ремонта общественных зданий, но новое строительство оставалось строго ограниченным.

Города выглядели полуразрушенными, а вся старая цивилизация среднего класса пришла в упадок. Историк Зосим связывает этот развал в основном с деятельностью Феодосия I. Частично это утверждение вызнано тем, что автор, язычник, сожалел о фанатичном христианстве императора. И тем не менее он прав в своей общей оценке эры Феодосия, как периода продолжительного и интенсивного распада городов.

Процесс депрессии продолжался и впоследствии. Те поверхностные впечатления, которые нам дает история жизни поздних городов, далеко не воодушевляют читателя. Когда посланник Рима Приск из Панин (Барбарос) посетил в Трейсе Аттилу, один торговец из империи, встреченный им при дворе гуннов, жаловался, что римские граждане, с которыми он расстался дома, больше не питают никаких надежд. Вдобавок к отношению имперских властей, города страдали от разбойников-германцев, набеги которых наносили большой ущерб. Хотя некоторые античные авторы переоценивают разрушительный эффект вторжений извне, они были достаточно серьезны и причиняли немало бед городам.

В такой обстановке жители городов становились крайне инертными. Их единственной целью было предотвратить разграбление своих домов и собственности захватчиками. Если им это гарантировали, они обычно были готовы подчиниться. И все-таки германцы часто причиняли им серьезный вред. Сидоний платит поэтическую дань наполовину разрушенному городу Нарбо (Нарбонн) в Южной Галлии: «Эти великолепные руины делают вас героями в наших глазах».

Моралист Сальвиан, с другой стороны, осуждает непрерывный энтузиазм жителей Тревери (Трира), проявляемый в их играх на площади, где уже трижды происходили грабежи и разбой. «Народ Рима, — заявляет он, — гибнет и смеется». Они, конечно, гибли; по крайней мере гибли их города. Эти традиционные общественные объединения стали просто тенью своего прежнего энергичного облика.

Существенным элементом урбанизированного среднего класса были куриалы, члены городских советов или курии. Этот титул распространялся на их сыновей и потомков. Советники стремились стать группой с правом наследства, поскольку только такие основательные граждане — те, которые имели собственность, передаваемую от отца к сыну, — могли выдержать растущее финансовое бремя. В наступившие времена люди все в меньшей мере стремились занять пост советника, однако империя заставляла их соответствующим образом служить.

Горожане находили различные пути ухода от этого принуждения. Существовал большой перечень освобожденных категорий лиц, включающий не только различных профессионалов, священников и арендаторов государственных ферм, но также сенаторов и всадников, которые шли вслед за сенаторами в финансовой иерархии. Нежелание богачей входить в городские советы говорит о том, что членство в этих органах передавалось высшим слоям среднего класса. Так, например, все землевладельцы рангом ниже сенаторов и всадников имели право — или даже были вынуждены — войти в городской совет, если в пределах границ территории города они владели двадцатью пятью римскими акрами земли (пятнадцатью в современных единицах измерения).